– Внимание всем! На связи Алтай‑11. Из машин и носа не высовывать, двери в бронекапсулы изнутри задраить и ждать дальнейших указаний.
– Борис, что там у вас? – откликнулся оставшийся за старшего Мельников.
– Полная задница, – коротко, но емко ответил я. – Но мы в безопасности. Теперь нужно, чтобы и вы тоже были… Все ясно?!
– Понял тебя, Алтай‑11.
– Ну вот и отлично. Конец связи.
Так, теперь займемся нашим найденышем.
– Ты кто, боец? – смотрю я в перепуганные глаза солдатика. – Андрюх, да убери ты свой пистолет! Автомат его пока забери и хватит. А то он от полноты чувствей сейчас обхезается. А нам потом это сидеть и нюхать. Повторяю вопрос. Ты кто?
– Се‑сережа, – лепечет он в ответ.
Твою ж душу, зашибись он ответил… Мне все сразу стало понятно. Кстати, зато выяснилось, почему мы до него докричаться так и не смогли. Солдат этот, похоже, из экипажа «бардака». И шлемофон танковый у него имеется. Только он его с головы давно стянул, и тот, словно капюшон, теперь за спиной висит. А вот ларингофоны на шее затянуты, и сам шлем к ТПУ подключен. Так что бойчишка просто с перепугу бормотал что‑то, а радиостанция исполнительно его мольбы в эфир гнала.
– Очухайся, боец! Фамилия, звание, должность?! По уставу отвечай!!!
– Рядовой Еремин, механик‑водитель второго взвода первой мотострелковой роты, войсковая часть 3792, внутренние войска.
Ну слава богу, кажется начал в себя приходить наш Сережа.
– Что тут произошло, рядовой?
Тьфу, блин, опять поплыл! Видимо, мой вопрос его вспомнить заставил. Губы солдатика затряслись, лицо скривилось, сразу видно – вот‑вот заплачет.
– А ну отставить! Ты мужик или баба сопливая?! Отвечать по уставу, кому сказано!!!
– Есть по уставу, – всхлипывает тот, но собраться уже не может и начинает бессвязно бормотать: – Мы с Витькой на «броне» сидели, дежурили, а остальные… А тут оно сверху как скакнет… Витьку свалило и с ним на землю… А ведь могло и меня… Я – внутрь и закрылся… А они стреляли… И так кричали… Мне даже тут слышно было…
Под конец своего бессвязного монолога рядовой совсем скис, закрыл лицо руками и уткнулся им в колени. Плечи его затряслись. Все. От него мы прямо сейчас, похоже, уже ничего не добьемся. Хотя лично мне уже и так все понятно, кроме того, что это за погань такая и что нам теперь делать.
– Так, тезка, а ну‑ка подвинься, – пропыхтел вдруг Солоха, передавший мне «весло» рядового Еремина и начавший протискиваться мимо Бурова к креслицу наводчика.
– Ты куда? – поинтересовался я.
– Да пойду тоже гляну, чего вы там такого увидели. Борь, я по «срочке» наводчиком был. Правда, на БТР‑80, но сильно сомневаюсь, что тут серьезная разница…
Примерно через минуту Андрей, обустроившийся в тесноватом для него креслице, начал вертеть маховичок горизонтальной наводки.
– Ох, ни ху… чего себе!
– Увидал?
– А то, – процедил он сквозь зубы. – Больше скажу, мужики – их двое. Оба красавцы – хоть на стенку плакат вешай. Питаются, суки. Ну сейчас я вас угощу. Ухи зажмите!
В замкнутом пространстве БРДМ короткая, на три патрона очередь грохнула серьезно, кисло завоняло сгоревшим порохом. Поплыли сизые, завивающиеся клубы дыма.
– Ага! – радостно и хищно ощерился Андрюха. – Получил, сучара!!! А ты куда собрался? Команды бежать не было!!!
Блин, а ловко у него все же получается эти ручки крутить. Вот уж, правда, если чему в армии научили – до конца жизни не забудешь. Следующие тридцать секунд Солоха с невероятной скоростью крутил маховики наводки и посылал куда‑то, отчаянно при этом матерясь, короткие очереди. Салон «бардака» окончательно затянула кисея дыма. И кто название‑то это придумал – «бездымный порох»? Брехня!!! Одно радует, что стреляные гильзы КПВТ наружу «выплевывает», а то нам тут совсем весело стало бы!
– Есть! – удовлетворенно выдохнул Солоха. – А нефиг по стенам лазить. Мы тебя, сволочь, и на стене достанем.
– Точно попал? – на всякий случай переспрашиваю я.
– Точнее некуда, как там в песне: «Куда руки, куда ноги»… «Владимиров» – это вам не шутки.
Охотно верю, но вот вылезать из столь безопасного и потому до невозможности уютного нутра бронемашины почему‑то совершенно не хочется. Но – нужно. Собираю в кулак всю свою решимость и, мысленно перекрестившись, а вслух выматерившись, рву вверх ручку дверного запора.
То, что осталось от первой твари, вижу далеко не сразу. Этот бабуино‑гамадрил, похоже, решил перекусить одним из тел, лежавших поодаль, почти у ограждения периметра. Если б не размеры туши, я б его, наверное, и не углядел из‑за стоящего на пути «форда». Да, хохол‑то наш, оказывается, виртуоз! На такой‑то дистанции, в упор можно сказать. А ведь башенный КПВТ вниз всего на пять градусов опускается и тварь практически в «мертвой зоне» была. Одно слово – умеет мужик! А вурдалак этот, похоже, «бардак» с крупнокалиберным пулеметом в деле не видал и за угрозу вообще не считал. За что и поплатился. Верхней половины туловища у него теперь нет, есть только омерзительно воняющие грязно‑бурые ошметья, висящие тошнотворной гирляндой на спиралях «егозы». Но меня вовсе не они интересуют. Судя по всему, когда‑то это было человеком. По крайней мере, то, что сейчас свисает с пояса твари, больше всего похоже на залитые кровью обрывки широких тренировочных штанов, которые так любят одевать на тренировки культуристы и прочие пауэрлифтеры.
– Твою мать! – зло сплевывает подошедший к трупу твари чуть ближе меня Буров.
– Ты чего?
– Сам погляди!
Андрей подталкивает носком берца в мою сторону лежащую чуть поодаль огромную мускулистую ручищу (или все таки лапу?), начисто отделенную от тела. На бледно‑серой, тронутой трупными пятнами коже хорошо видна татуировка. Она здорово деформировалась и поблекла, словно участок кожи, на котором она была наколота, внезапно растянулся, но все равно узнать купол парашюта и два самолета по бокам от него – эмблему воздушно‑десантных войск не составляет труда. Значит действительно человек. Был.
– Хреновой ты смертью умер, братишка, а после смерти так и совсем… – покачал головой Буров. – Вот только как же ты в такое превратился‑то?
Хороший вопрос. И очень нехорошая тенденция. Чуть меньше суток назад – скачущий, будто акробат, дохлый доходяга‑алкоголик, который без труда сшиб меня с ног и чуть не перегрыз глотку. Теперь – превратившийся после смерти в этакого монстра явно друживший со спортом бывший десантник… Что мы увидим завтра? Упыря размером с мамонта? Ох, не хотелось бы…
– Что, командир, какие мысли? – выжидающе смотрит на меня Солоха.
– Вызываем «покемоны», собираем тут все исправное оружие и боеприпасы, заводим «бардак» и – на базу. Да, и вот это, – я киваю в сторону мертвой туши, – тоже берем с собой. Думаю, Гаркуше посмотреть будет нелишним. А то на слово могут и не поверить.
г. Москва, Житная улица – Варшавское шоссе,
23 марта, пятница, утро – день
Утром подошел ко мне сержант Сашка, фамилии которого я до сих пор так и не узнал и, виновато глядя в пол, изо всех сил стараясь не встретиться со мной взглядом, промямлил:
– Командир, тут такое дело… Парни решили, что дальше рогом упираться смысла нет. Почти все войска из Москвы ушли. Остались только самые… – он явно замялся, стараясь подобрать слово помягче.
– Звезданутые, – пришел я ему на помощь.
– Упорные, – подсластил пилюлю он. – Но нам тут делать нечего. Это не наш город, а дома такая же байда, что и тут, началась уже. У всех, парни с родней созванивались. И защищать их там тоже никто особо не рвется…
– Ясно, – взмахом руки я останавливаю его дальнейшую, явно заранее заготовленную «пичу»[76]. – Дальше можешь не продолжать. Про ваших родителей старых и беспомощных да братьев‑сестер сопливых я и сам что‑нибудь придумаю, не маленький. И фантазия у меня богатая. Сваливаете, короче… А «русалка» твоя как же?
– Ее Люба зовут… Я ее нашел, поговорили, – мямлит Саня. – Она со мной поехать согласилась. В деревне сейчас выжить легче будет. И по пути к ее родителям заедем. Захотят – и их с собой захватим. Ну, если…