– Параноик, – сказал Егор, стараясь, чтобы это прозвучало саркастически.

Воронин пропустил его реплику мимо ушей, сказал строго:

– Запри дверь, никаким незнакомым людям не открывай, даже если они представятся милиционерами.

– Ого! – сказал Егор. – Даже так?

– Даже так, – подтвердил Воронин. – Я переговорю кое с кем, завтра буду знать, как нам с тобой быть дальше.

– Это утешает, – кисло усмехнулся Егор.

– Я тебя прошу – будь серьезен и будь очень осторожен, сказал Воронин, хмурясь. Пистолет он спрятал. – Ты себе не представляешь, во что оказался замешан.

Егор устало вздохнул.

– А ты попробуй объяснить – может, я и пойму.

– Завтра, – сказал Воронин, уходя. – Утро вечера мудрёнее.

Не мудренее, – сказал: мудрёнее.

10

Воронин вышел на улицу, но в машину садиться не стал, только взял с сиденья плоскую трубку радиотелефона и набрал номер. В телефоне негромко прогудело четыре раза, потом послышался щелчок и голос:

– Дворжецкий. Слушаю.

– Это Воронин, – сказал Воронин. – Разговор есть. Я к тебе подъеду минут через десять.

– Давай, подъезжай, – согласился Дворжецкий. – Только вот что…

– Что?

– Купи бутылку водки по дороге, а еще лучше – две бутылки. Мы тут с Ерофеевым сидим, понимаешь…

– Никакой водки, – отрезал Воронин. – Разговор серьезный.

– Тогда тем более…

Но Воронин не стал дальше слушать и, раздраженно надавив кнопку на телефоне, разъединил связь.

– Черт! Невовремя они засели.

Он сел в машину и назвал водителю новый адрес:

– Давай на улицу Добрынина. Номер дома я не помню, там, за кафе Солнечное.

Водитель молча кивнул.

Дворжецкий встретил Воронина вопросом:

– Ты почему порожняком? Я же тебя просил водки купить.

– Разговор серьезный, – сказал Воронин. – Без водки.

– Всухомятку, значит, – сказал Дворжецкий. – Что ж, проходи на кухню.

На кухне, пристроившись в промежутке между столом и холодильником, сидел Ерофеев и что‑то безвкусно жевал. На столе стояла пустая бутылка из‑под Столичной, два граненых стакана и тарелка со спартанской закуской – тоненькие ломтики сыра и черный хлеб.

– Наш принц нас разочаровал, сообщил Дворжецкий Ерофееву, кивнув в сторону Воронина. – Водки этот гусь не купил, но, вместо нее, предлагает нам, соловьям, послушать басни.

Это был верный признак, что Дворжецкий нетрезв. Выпив, даже немного, он начинал говорить витиевато, обильно уснащая свою речь книжными и газетными оборотами.

– Эк тебя развезло с полутора стаканов, – неодобрительно заметил Ерофеев.

– Нет. – Дворжецкий помотал головой. – Это не со стаканов. Это из‑за… Да‑а, ладно, дадим высказаться младшенькому, ведь он весь в нетерпении – пышет жаром из ноздрей и роет землю копытом…

Воронин с неудовольствием посмотрел на хозяина. Дворжецкого и впрямь что‑то уж очень сильно заносило.

– Егора Трубникова, полагаю, вы знаете? – спросил Воронин, больше для проформы.

Ерофеев со значением кивнул: ему ли не знать Егора Трубникова? – ведь он сам обучал его обращению со шпагой.

– Егор Трубников? Это тот самый молодой человек, чьими талантами у нас есть намерение воспользоваться? – спросил Дворжецкий. И немедленно заявил: – Я с ним незнаком.

Воронин решил не обращать внимания на его закидоны.

– Этим вечером Егора пытался убить человек из клана Минамото. Он напал на него с мечом…

– Кто на кого напал? – потребовал уточнения Дворжецкий. – Выражайтесь яснее, товарищ капитан.

– Он жив? – спросил Ерофеев.

Вопрос Дворжецкого Воронин проигнорировал, а учителю фехтования ответил:

– Жив. Он даже не пострадал.

– Хорошо, – сказал Ерофеев.

– Хорошо, – повторил Дворжецкий и спросил: – А кто, собственно говоря, не пострадал? Прогрессивная общественность требует ответа.

– Егор не пострадал, – терпеливо объяснил Воронин. – Ему под руку очень удачно подвернулся обрезок стальной трубы, и он сумел отбиться этой железкой от самурайского меча.

– Да, способности у него были, как сейчас помню, – подтвердил Ерофеев с ностальгической улыбкой. – Я тренировал Егора, еще когда он был мальчишкой, и уже тогда он очень хорошо фехтовал. Если бы он не вывихнул себе руку тогда – сейчас был бы чемпионом, по олимпиадам бы ездил…

– Прекрасно. Замечательно. Великолепно, – покивал Дворжецкий и спросил у Воронина: – А в чем, собственно, заключается проблема?

– Надо что‑то предпринять, иначе Егора тоже убьют. Минамото просто озверели, – сказал Воронин. – К тому же, нам по‑прежнему нужен художник.

– Ты хочешь сделать своего протеже одним из нас? – спросил Дворжецкий. – Я тебя правильно понял?

Воронин кивнул.

– Да.

– А не слишком ли ты спешишь? – спросил Дворжецкий. – Эрик, вон, тоже хотел осчастливить нас настоящим художником, привел одного парня, и в тот же вечер их обоих убили на дуэли те же Минамото…

– Эрик даже не позаботился организовать дуэль как полагается, – заметил Ерофеев. – Он взял секундантом неофита.

– Вот именно, – сказал Воронин. – И, кроме того, Минамото уже отчего‑то очень невзлюбили Егора, они уже пытались его убить. Если он станет членом семьи, то получит хоть какую‑то защиту.

Дворжецкий покачал головой и усмехнулся.

– Корвин, ты – коварный интриган, хуже Оберона. Неужели ты думаешь, что я не знаю, что ты сам столкнул своего протеже с кланом Минамото?

Воронин растерялся.

– Откуда?

– От верблюда, – грубо ответил Дворжецкий, помолчал и заговорил иначе: – А вообще – я не против. Я очень даже за. – Нет, не так уж он был и пьян. – Завтра мы проведем Егора через Лабиринт. Затем я добуду ему меч. Дальнейшее будет зависеть только от него и от его умения владеть мечом. Искренне надеюсь, что Минамото или кто другой его не убьют.

– Не убьют, – сказал Ерофеев уверенно. – Будет у Егора меч, твоймеч, и тогда сам Цукахара Бокудэн с ним не сладит. А если Егор еще и Козыри сумеет нам сделать…

– Твои бы слова да богу в уши, – сказал Дворжецкий.

– Да, а как там Копаев? – поинтересовался Воронин.

Дворжецкий и Ерофеев переглянулись.

– А вот с Копаевым действительно возникла проблема, – сказал Дворжецкий, взял в руки пустую бутылку, зачем‑то заглянул в горлышко и с печальным вздохом поставил бутылку обратно на стол.

– Он что, не прошел Лабиринт? – с дрожью в голосе спросил Воронин.

– Еще как прошел – только искры летели, – ответил Дворжецкий. Вздохнул еще раз и сказал: – Исчез твой Копаев.

– Как – исчез? – спросил Воронин, похолодев.

– Он прошел весь Лабиринт от края до центра, – сказал Ерофеев. – В центре Лабиринта он остановился, помахал нам рукой и – исчез.

– Растаял в воздухе, словно Чеширский Кот, – глупо улыбаясь, сказал Дворжецкий.

Воронину потребовалось довольно много времени, чтобы осмыслить это сногсшибательное известие. Наконец он сказал:

– Значит, эта штука все‑таки действует.

– Разумеется, действует, – проворчал Дворжецкий. – Сам должен был почувствовать.