Второго января мы с Лизой сходили на экскурсию в музей Арктики. Там были материалы о папанинцах (сам Папанин был в то время еще жив), палатки, лодки, приборы, фотографии полярников. Я вспоминал там о Боре Шеломанове, моем школьном друге, поступившем в Московский медицинский институт. Его отец был полярником и работал на Ямале. Лиза любила и знала географию, пойти в этот музей было ее инициативой. И я рад был, что побывал в нем. Не уверен, что этот музей существует сейчас. Среди увиденных льдин и торосов я не чувствовал себя одиноким. Мне показалось, что, может быть, из нас с Лизой получатся со временем «два капитана». Помните: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!»

Сразу за новогодними праздниками началась экзаменационная сессия. Я всё сдал благополучно, главное, получил зачет по остеологии и синдесмологии. И группа наша прошла сессию без троек.

Перед самыми каникулами мне поручили выступить по радио Академии, вместе с профессорами Куприяновым (кафедра факультетской хирургии) и Рождественским (кафедра марксизма– ленинизма). Мне исполнялось 18 лет, и я должен был впервые принять участие в голосовании на выборах в Верховный Совет страны. Агитационные выступления были назначены на 26 января, то есть на день моего рождения. Это происходило в клубе. Хирург Куприянов, тогда уже очень известный профессор, убедительно агитировал радиослушателей за ученого из нашей академии. Марксист Рождественский страстно говорил о токаре с «Металлического завода», а я – о товарище Сталине. До этого меня в Политотделе долго тренировали. Сталина выдвигали везде, а проходил он по какому-то одному из округов. Я думаю, что у меня получилось не хуже, чем у профессоров.

В каникулы съездил в Москву. Там, на 3-ей Парковой улице, уже в 7-м классе учились Люся и Саша. Жили они вместе с сестрой Любой и тетей Валей. При встрече все было обычным и родным. Но впервые Люся обратилась ко мне как к старшему брату за советом, как ей дальше жить, к чему стремиться. Было очевидно, что она взрослеет. Появляются вопросы, а кого спросишь? Что я мог ей ответить? Нужно закончить 7 класс, нужно больше читать, особенно классиков и сверх школьной программы. Предложил ей поддерживать связь со мной, переписываться, не считать себя неудачницей и одиночкой, тем более что она на самом деле становилась очень привлекательной девушкой. Позже она стала присылать мне письма. И я ей отвечал. Она тянулась ко мне как к чему-то надежному, разумному и родному. Это у нее появилось еще в раннем детстве и находило во мне отклик. Я стал тревожиться о ней.

Побывал я и в Шереметьевской школе. По предложению Людмилы Ивановны, учительницы литературы, я и Аля Скобелева выступили в ее подшефном 10-м классе с рассказами об учебе в высшей школе и ответили на вопросы учеников. Мы стали их ближайшим будущим. Встретились в учительской и с Алевтиной Алексеевной, которая так и работала завучем школы. Прошло полгода, а жизнь нас, выпускников, уже заметно изменила. Школьное время стало восприниматься критически не только мною. Мы росли, становились более реалистичными, но в душе покрывались, по прежнему, все тем же школьным «романтическим одеялом». И Аля оставалась все такой же милой, но что-то, мое ленинградское, стало отодвигать ее от меня. Я в ней этого нового, высокого, образа, какой-то мечты уже не находил. Но она оставалась той девушкой, которой я еще год назад писал стихи. Появились сомнения. С другой стороны, нельзя же было жить всю жизнь в обнимку с мечтой как с Александровской колонной? Сомнения не разрешались и мучили.

Вернувшись с каникул, все мы почувствовали, что соскучились по друзьям, по Ленинграду и, как ни странно, по анатомке. Начались занятия по более сложным разделам анатомии: спланхнологии (внутренние органы), сосуды, нервная система и прочее. Это было сложнее, но ведь и мы уже стали другие, более опытные.

Нас, слушателей, периодически стали ставить в караул по академии. Это входило в обязанности караульной роты, имевшей свое помещение. А нас привлекали к этому, наверное, чтобы прививать навыки дежурной службы и обращения с оружием. Дежурства были ночные: с 17.00 до 8.00. Заступали в караул прямо после занятий и после окончания дежурства вновь шли на занятия. В дежурном помещении стояли нары, было душно, пахло ружейным маслом, сапогами и портянками. Разводящий – сержант – отводил к охраняемому объекту (обычно, это были секретные библиотеки, склады и т. п.), здесь производилась смена караула в соответствии с Уставом караульной службы, и начиналось двухчасовое дежурство. Затем 2 часа можно было отдохнуть на нарах и снова, как говориться, – ружье на ремень. Выдавалась тяжеленная винтовка Мосина образца 1891 г. и патроны к ней. Хлопотное дело, к которому нужно было как то привыкнуть.

Однажды в феврале я охранял секретную библиотеку. В помещении, это был длинный коридор с опечатанными дверями, было очень тепло и душно – батареи были огненными, а окна закрытыми. Ни стула, ни стола, ни подоконника. Я ходил-ходил по коридору, невыносимо хотелось спать. Тишина давила. И через час я заснул: видимо, прислонился к стене с ружьем в руках, сполз и так и сидел на полу в обнимку с винтовкой. Разбудили меня разводящий и сменщик мой – Игорь Стримовский. Оказывается, они, не дождавшись ответа на звонок, открыли дверь в библиотеку, нашли меня спящим (это было не трудно), растолкали, забрав винтовку на всякий случай, и вывели на улицу. Сменщик остался. Только оказавшись на морозном воздухе, причем не сразу, я понял, что что-то произошло. Я был без оружия! Только перед караульным помещением сержант отдал мне винтовку и объяснил, что же произошло. Сон на посту с оружием в руках! Это означало увольнение из Академии. Тем более, что накануне уже был подобный случай, там слушателя спасло только то, что он был кандидат в стипендиаты. Разводящий сказал, что не будет докладывать о происшествии. Пожалел меня. Оказалось, это был тот мой сосед по палате в инфекционном отделении, где я лежал с ангиной и с которым я делился компотом. Он не забыл меня.

Позже, будучи в карауле, я чего только не делал, чтобы не заснуть: приседал, бегал, ползал по-пластунски, отжимался. А когда охраняемый объект был на воздухе, заснуть было трудно, но замерзнуть запросто.

В 1951-м году широко праздновалась какая-то годовщина советско-китайской дружбы. В Москве гостил председатель Мао. Композитор Мурадели написал песню «Москва-Пекин», где провозглашалось, что «Сталин и Мао слушают нас». В Политотделе решили создать на нашем курсе хор, который разучит эту песню-гимн и позже исполнит ее перед профессорско-преподавательским составом в клубе. Я был назначен ответственным организатором. Каких трудов стоило многими вечерами загонять слушателей на хор! Я искренне старался, и только за это меня не побили. Был и художественный руководитель. Зато как пели! Мужественная песня. Главное, что мы действительно верили, что Сталин и Мао слушают нас. По большому счету, так оно и было.

В художественной самодеятельности курса участвовала Катя Волкова – жена нашего слушателя, Юры Волкова. Полное имя ее – Екатерина Демьяновна. Она великолепно танцевала, а главное – была очень чистым и добрым человеком.

За общежитием располагался академический стадион: футбольное поле, волейбольная площадка, беговая дорожка. Стадион был окружен высоким забором из проволоки. С начала весны он стал использоваться интенсивно. Были свои рекордсмены: травматологи Ткаченко, Фаршатов, слушатели Бабияк (наш), Фелицын (наш), Камалов (наш). Это все – по бегу и прыжкам. Я был здесь середнячок.

Как-то меня окружили ребята и стали упрашивать выступить в соревнованиях со слушателями 2-го курса по боксу. Оказывается, я был единственным на курсе, имевшим вес «пуха». Действительно, я весил 53 кг (сейчас 88…). Секрет был прост: если я не соглашусь, нам запишут «очко». Пришлось уступить. Стали тренироваться в Ленинской комнате, вынеся оттуда мебель. Учили, как держать руки в перчатках, как отскакивать и увертываться, как нападать. Никогда раньше я не боксировал. Выяснилось, что против меня будет выступать в таком же весе тренер всей команды наших противников. Уж он-то знал, как нападать. Решили не отказываться. И вот, в мае. в Окружном спортзале (недалеко от института им. Плеханова) состоялись бои. Первой была моя весовая категория.