Ему пришлось долго стучать, прежде чем дверь распахнулась, и изнутри на него с ненавистью воззрился секретарь. Его долговязую фигуру укутывал все тот же черный халат, в котором Мразич Шорох походил на утянутый поясом скелет.
Секретарь посторонился, и Лис смело шагнул в холодный сумрак его квартиры. Дверь хлопнула, отрезав последние лучи света, отчего юноша невольно положил ладонь на рукоять ножа.
-- Что это у вас так темно, господин Шорох? -- поинтересовался он. Высокая тень секретаря скользнула мимо него в гостиную, где мгновения спустя зашуршали мягкие подушки дивана.
-- Вообще-то уже поздно, и я собирался спать. У вас есть хоть какие-то грани приличия, молодой человек?
-- Не так много,-- ответил Лис и прошествовал в наполненную серыми ночными тенями комнату. Одиннадцать часов вечера и правда казались не лучшим временем для визита, но, честно говоря, ему было плевать. Он заглянул в приоткрытую дверь спальни. Посреди ее стерильно-белых стен темнела укрытая покрывалом пустая кровать.
-- Что ж вы не расстелили кровать?
-- Зачем? -- вопросом на вопрос ответил Шорох. -- Все равно проснусь на полу кухни. Так всегда бывает после визита чертова бегемота.
В его глазах мелькнул затаенный ужас, такой натуральный, что Лис почти ему поверил.
-- За идиота меня считаете,-- констатировал он.-- Прекратите ваши байки про бегемотов, не то я сообщу директору, что вы невменяемы.
Он хотел было продолжить, но лицо секретаря словно накрыла призрачная тень. Глаза, обычно скрытые за толстыми линзами, расширились, тонкие губы разомкнулись в неподдельном удивлении. Его палец взмыл в воздух и, дрожа, указал за спину охотника.
-- Вот! Вот! -- торжествующе заорал он, так неожиданно и громко, что Лис вздрогнул.-- Смотрите сами! Их теперь двое!
Юноша обернулся и взглянул в сторону, куда указывал палец секретаря. И его взору предстало невероятное зрелище.
Теперь розовый бегемот летал по небу Петрополиса не в одиночестве. Позади него на метле сидел синий пес с огромной фиолетовой пастью, полной острых зубов. Его крохотные глазки бешено вращались в орбитах, гигантский язык реял по ветру, и с него капала столь же фиолетовая слюна. Похоже, пес был в восторге от полета.
Бегемот хитро улыбнулся (то была улыбка, Лис мог поклясться) и чихнул тонким голосом. Тотчас в комнату ворвалось облако розовой пыли, забившей ноздри, рот и уши, и перед глазами охотника все померкло.
Утром на Петрополис обрушилась лавина снега. Белые хлопья падали и падали с небес, залетая за воротник и в глаза. Инспектор Докопайц с трудом пробрался через хрустевшие под ногами сугробы и нырнул в сумрачный подъезд. Затем устало выдохнул и стащил с шеи шарф.
Утро того дня ему предстояло провести в неприятной компании.
Помощница в участке, экстрасенс мадам Дурсглаз обладала невероятными формами и низким, томным голосом с хрипотцой, пронизывавшим мужское естество до самых кончиков волос. Но в некоторые рабочие моменты он превращался в загробный распевный молебен, раздражавший инспектора до мозга костей.
Быстрым шагом она пересекла комнату и застыла у разбитого окна в немой позе сосредоточения. Ее похожее на черный парашют платье хлопало на промозглом ветру.
-- Здесь не обошлось без магического вмешательства... -- прогудела мадам Дурсглаз, неистово вращая зрачками густо накрашенных глаз. Для лучшего приема потустороннего радиосигнала она расставила в стороны звеневшие от украшений руки.
-- Это мы и без вас поняли,-- ответил Докопайц, за что немедленно получил порцию неплохого семейного сглаза.
-- Потустороннего вмешательства,-- прошипела ясновидящая и вернулась к прежнему тону.-- Некто... очень обижен на господина Блюма. Он болен... Страдает от боли, но никто этого не видит... Доктор тоже этого не видел, и...
Она распахнула веки, словно сделала потрясающее открытие.
-- Он мертв.
Докопайц коротко хохотнул и сложил руки на груди. Чего он никак не мог понять, так это почему мошенницу Дурсглаз продолжали держать в штате участка. Все эти трюки и красивые, таинственные фразы подходили для необразованных простаков, но никак не для серьезного расследования.
-- Конечно, мертв, дорогая,-- он капнул ядом.-- Потому вас сюда и привели.
-- Не господин Блюм, а его убийца. Он ждал на другой стороне.
-- То есть, виноват полтергейст?! -- позади, со стороны выхода из комнаты раздался удивленный восклик. Заслышав этот юный голос, инспектор хищно обернулся. Мадам Дурсглаз тоже очнулась от театрального транса и опустила унизанные браслетами руки.
-- Добрый день, мадам! -- Юноша, застывший в дверях, улыбнулся и снял шляпу.-- Меня зовут Фэй, Кристиан Фэй. А вы, должно быть, та самая Кристина Дурсглаз?
Мадам польщенно кивнула.
-- Я столько слышал о ваших невероятных способностях! То дело, об ограблении музея, как быстро вы его распутали! -- Он щелкнул пальцами.-- Мгновенно, на раз-два! Как вам это удается?
-- Мои способности передались мне по наследству... -- начала сиявшая от удовольствия ясновидящая, но инспектор бесцеремонно прервал разыгравшийся фарс.
-- Кристиан, эта квартира -- место преступления, поэтому будьте так добры, уберите свою персону отсюда подальше.
-- Обязательно уберу, но только после того, как окажу вам помощь.-- Его крупные клыки вновь сверкнули на смуглом лице.-- Вам же нужна помощь, верно?
Инспектор вспомнил о сотне серебряных пуль, которые хотел заказать с момента последней их встречи. Сейчас бы они очень пригодились...
-- Вон,-- прорычал он, еле сдерживаясь.-- Кристиан, идите вон отсюда.
-- ...А еще на вашем месте я бы прислушался к глубокоуважаемой госпоже Дурсглаз,-- он снова кивнул медиуму,-- и проверил одного пациента доктора Блюма, Энди Тика. Три года тому назад он покончил с собой, и в предсмертной записке во всем обвинил своего врача. Как по-вашему, сильная ненависть способна пережить своего хозяина?
Фэй элегантно раскланялся, поднял ворот неизменного сюртука и скрылся, оставив после себя лишь дурное послевкусие в настроении инспектора.
-- Тик. Да! -- пораженно прошептала мадам Дурсглаз.-- Именно так его звали!
Инспектор Докопайц закрутил ус так сильно, что чуть не выдрал волосы с корнем.
Лис очнулся от сильного стука в дверь. Веки с трудом разлепились, и яркий дневной свет ринулся в полученную лазейку, на мгновение ослепив юношу.
Он лежал на холодных плитках, между стерильными шкафами на кухне господина Шороха. Наверху, за белесой пеленой падавшего из окна света неистово мерцала лампа, где-то за стеной капала вода. Лис повернул голову и удивленно вскрикнул: неподалеку от него раскинул тощие ноги в стороны секретарь. Юноша протянул руку и коснулся его бледной шеи. Под пальцами запульсировало мерное биение сердца, и Лис торопливо отдернул руку. Жив, секретарь был жив, и на его губах появилась легкая блуждающая улыбка, настолько блаженная, что Лис ему даже позавидовал. В сновидениях господин Шорох явно чувствовал себя лучше, чем наяву.
Кто-то продолжал назойливо барабанить по деревянной обшивке. Раз за разом удары становились все сильнее, и связка ключей, висевшая на двери, жалобно позвякивала в такт.
Лис оперся на пальцы и поднялся. Он был полностью одет: те же штаны, рубашка и сапоги, в которых он пришел прошлым вечером. Лакированную поверхность стола неподалеку хаотично накрывали десятки исписанных листов бумаги. Почерк между жирными чернильными кляксами напомнил Лису его собственный -- столь же круглый и мелкий, с ровными рядами букв и цифр.
Стук повторился.
-- Иду! -- рявкнул юноша и сморщился от боли, вызванной своим же криком.
-- Привет! -- воскликнул стоявший за дверью румяный Фэй. Блестящие радостью глаза, вдохновленная улыбка, свежая рубашка и начищенные ботинки -- Кристиан имел до омерзения цветущий вид, чем немедленно вызвал у Лиса тошноту.
-- Я знал, что ты будешь именно здесь,-- сказал Фэй.