Все в один голос одобрили решение Джунуна. Оделся он, взял денег и с сазом за плечами пустился в дорогу.

Перевалил через горы, пересек долины. Обошел города, кочевья, села. Всюду собирал народ, перевидал множество юношей и отроков, испытал многих удальцов, но сына, достойного Кероглу и Нигяр-ханум, найти не мог. Побывав всюду, обойдя многие страны, пришел он, наконец, в какое-то кочевье в Тэкэ-Туркмене. Видит, чобаны, подпаски, стар и млад гонят с горных склонов скот.

Молодежь, завидев ашуга Джунуна с сазом за плечами, радостно окружила его, — вот как хорошо сделал, что пришел, тут как раз свадьба.

Ашугу Джунуну только того и надо. Пошел он вместе с молодыми пастухами.

Вечером собрались все на свадьбу. Жених был богат. Все самые прославленные, именитые игиды Туркмении, все агсаккалы,[64] карасаккалы,[65] все зрелые мужи, девушки, молодые женщины, дети — все пришли на свадьбу.

После того, как гости поели, попили и суфры были убраны, ашуг Джунун вышел на середину. Когда он пропел две-три песни искуснейших ашугов, человек, распоряжавшийся на свадьбе, спросил его:

— Ашуг, ты не похож на наших земляков. Расскажи, откуда ты идешь и куда путь держишь? Чей ты ашуг?

Ашуг Джунун ответил:

— Я Джунун, ашуг прославленного Кероглу, чье имя стало дастаном[66] на устах людских, иду я из Ченлибеля. При имени Кероглу один из игидов попросил: — Ашуг, родной, спой нам о Кероглу, говорят, это небывалый удалец!

Ашуг Джунун видит — случай подходящий. А он не привык упускать такие случаи. Где только ни собирались люди, он тотчас под всяким предлогом заводил речь о Кероглу, пел о его мужестве, отваге, вражде с беками и пашами. Вняв его песням, многие прославленные игиды приходили в Ченлибель. Вот почему и теперь прижал он к груди свой саз и запел:

Не успел ашуг Джунун спеть свою песню, как распорядитель крикнул:

— Кто любит меня, одарит ашуга Кероглу!

Было собрано столько подарков, что ни счесть, ни перечесть!

Но не того хотел ашуг Джунун. Он никогда не принимал подарков. Так и тут, не взяв ничего, он сказал:

— Я ашуг у Кероглу. И не нуждаюсь ни в деньгах, ни в подарках. Мы свое богатство раздаем бедным. А это все я дарю здешним пастухам и подпаскам.

Ашуг снова прижал к груди свой саз, чтобы спеть о Кероглу, но распоряжавшийся на свадьбе остановил его:

— Ашуг, спой и об игидах нашей страны!

— Милый мой, — ответил ашуг Джунун, — еще стариками было сказано, что ашуг поет только о том, что видел. Ваших игидов я не видывал, их не знаю, как же могу я петь о них? Если есть у вас достойный, пусть встанет, я пригляжусь, узнаю его поближе и тогда прославлю.

Едва ашуг Джунун сказал это, как гости зашумели. Со всех сторон послышались голоса, что пусть, мол, выступит Гассабоглу Эйваз. Все кричали и требовали Эйваза. Ашуг Джунун обвел глазами собравшихся, чтоб посмотреть, что это за Гассабоглу Эйваз, каков он из себя. Но сколько ни ждал, никто не тронулся с места. Наконец, распорядитель спросил своих помощников:

— Почему не выходит Гассабоглу Эйваз?

— Да будет долговечна жизнь твоя, — отвечают ему, — он говорит, в Туркмении много игидов, что он перед ними?

Повернулся распорядитель к собравшимся и сказал:

— Эйваз, не учи нас! Мы сами знаем, кому выходить. Встань и выйди на середину!

Смотрит ашуг Джунун, поднялся с места юноша, да такой красоты, что сам Юсиф не достоин подать ему воду для умывания! Рост, осанка, брови, глаза! Как будто стоит картина, нарисованная рукой самого творца. И видит ашуг Джунун, что нашел он, наконец, то, что искал. Сын, подобающий Кероглу, и длиннокосой, синеокой Нигяр, — он, да и только!

От радости ашуг Джунун забыл, на земле он или на небе. В пылу вдохновенья взял он свой саз и запел:

Со всех сторон раздались крики благодарности и привета. Но ашуг Джунун не сводил глаз с Эйваза. По красоте, росту, осанке Эйваз и впрямь был достоин стать сыном Кероглу, но, — подумал ашуг, — дай-ка испытаю я его отвагу.

Прижал он к груди свой саз и спел:

Слова эти задели Эйваза. Вышел он на середину и сказал: — Напрасно ты страшишь меня своим Кероглу.

Ашуг Джунун:

Эйваз:

Ашуг Джунун: