— Послушай, игид, заклинаю тебя твоей верой, — проговорил Эйваз, — скажи, кто ты?

— Вчера я был Кероглу, утром стал гуртовщиком, а ныне снова Кероглу. Я везу тебя в Ченлибель, в сыновья себе и в начальники удальцам.

Кероглу хотел было пуститься в дорогу, да смотрит, Гассаб-Алы бежит с горы, крича что-то. Кероглу натянул поводья и остановил Гырата. Подбежал Гассаб-Алы, увидел — гуртовщик уже стал иехлеваиом. И стал угрожать старик:

Эй, чужеземец, гуртовщик,
Тебе Эйваза не отдам!
Без сына кровью обольюсь,
Тебе Эйваза не отдам!
Звезда игидов — мой Эйваз,
Так отпусти его сейчас,
Молю тебя, прошу сто раз, —
Тебе Эйваза не отдам!
Пока душа твоя цела —
Уйди, кровавый сгусток зла.
Я раскалился добела,
Тебе Эйваза не отдам!
Коль соберется весь народ,
Не оберешься здесь невзгод.
Скажи, кто сына отдает?
Тебе Эйваза не отдам!
Гассаб-Алы поднимет меч,
Чтоб голову тебе отсечь.
Врагу костьми придется лечь, —
Тебе Эйваза не отдам!

Кероглу начал просить:

Душа Гассаб, мясник Гассаб!
Позволь — Эйваза увезу!
Мне в просьбе ты не откажи,
Позволь — Эйваза увезу!
Эйваза, плача, ждет Нигяр.
В ее груди пылает жар.
Не приведу — тяжел удар.
Позволь — Эйваза увезу!
Твой сын Эйваз хорош собой.
Нет, не вступай со мною в бой, —
Он станет удальцов главой!
Позволь — Эйваза увезу!
Меня боятся все паши.
Пощады просят: не круши.
Пойдут в Туркмению мужи, —
Позволь — Эйваза увезу!
Я, Кероглу, помчусь в пути,
В грозу я превращусь в пути.
Неужто силой увезти?
Позволь — Эйваза увезу!

И Кероглу повторил то, что спел под звуки саза:

— Эй, мясник! Я удалой Кероглу. Предо мною трепещут паши и султаны. Но кто продолжит мой род — у меня нет детей. Я беру Эйваза себе в сыновья. Будут под его началом семь тысяч семьсот семьдесят семь удальцов. Когда ехал сюда, крепкое слово дал я в том. Не обрекай же меня на бесчестье перед друзьями и недругами. Не отнимай у меня Эйваза. Дозволь увезти сто. Если же буду я заботиться о нем хуже, чем ты, пусть скажут люди, что не достоин я носить папаху. Когда бы ни захотел ты увидеть его — он твой сын. И не только он, но и я: считай, что был у тебя один сын, а стало два.

Подумал Гассаб-Алы: «Коли человек говорит так, обидеть его, отнять Эйваза неблагородно. И для меня будет честь, если Эйваз останется у Кероглу. Все станут уважать меня и слово мое. А когда захочу, всегда смогу повидать Эйваза».

И он сказал:

— Кероглу, не нанесу я обиды тебе, не отниму Эйваза. Что ж, увози его, только береги, как зеницу ока.

— Будь покоен, — отвечал Кероглу, — буду я ему не худшим отцом, чем ты. Бери из отары моей пятьсот голов баранты, а остальные пятьсот отдал я этому чобану.

Кероглу и Эйваз расцеловались, распрощались с Гассаб-Алы, с чобаном и ускакали. Гассаб-Алы — в Тэкэ-Туркмен, а Кероглу с Эйвазом — в Ченлибель.

Оставим Кероглу по дороге в Ченлибель и расскажем об Араб-Рейхане.

Араб-Рейхан вел свой род от туркменских беков… О его отваге знали хорошо в этих краях и никто еще здесь ему не перечил.

Только Кероглу и Эйваз распрощались с Гассаб-Алы, как показался Араб-Рейхан с отрядом в сто всадников.

— Послушай, что это за люди? — спросил он Гассаб-Алы.

— Это Кероглу, — ответил Алы. — Он увез Эйваза.

— Как так Кероглу!? Зачем увез Эйваза!? Что ты городишь? Или тебе лошадь угодила копытом в голову? Как посмел отдать? — крикнул Араб-Рейхан.

— А как было не отдать? — отвечал Гассаб-Алы. — Кабы я мог справиться с Кероглу, то был бы не мясником, а таким же пехлеваном, как он. Если ты не можешь одолеть его, под силу ли это мне?

Слова Гассаб-Алы разгневали Араб-Рейхана. Он все думал, когда Эйваз подрастет, взять его в свой отряд. Об этом он не раз говорил и Алы. Но Гассаб-Алы был не по душе Араб-Рейхан и его нрав. Только не осмеливался он ему перечить. Сейчас же нарочно-хотелось ему уязвить его. Дерзкие слова Гассаб-Алы и потеря Эйваза и то, что Кероглу осмелился на такой поступок в Тэкэ-Туркмене, — все это разожгло душу Араб-Рейхана. Собрав своих людей, пустился он в погоню за Кероглу.

Кероглу не знал здешних дорог, а Араб-Рейхану была здесь знакома каждая тропа. Послал он часть отряда вперед, занять горный проход. В проходе этом скрещивались и отсюда расходились в разные стороны дороги Туркмении. Подъехал Кероглу и увидел — проход закрыт. Понял он, что ему преградили путь.

Хлестнул коня и поднялся на вершину скалы, чтобы оттуда лучше разглядеть врага. Эйваз всмотрелся пристально и узнал Араб-Рейхана.

— Кероглу, это Араб-Рейхан. Смотри, как бы мы не попались ему в руки. Еще никто не уходил от него целым и невредимым…

Кероглу знал Араб-Рейхана. Хоть им и не приходилось сталкиваться лицом к лицу, но слышать о нем ему не раз доводилось. Знал, что это могучий и не ведавший страха пехлеван.

Видит он, если спуститься в горный проход, там не пробьешься, — негде развернуться. А другой дороги нет. Хлестнул коня и подъехал к самому краю скалы. Видит, нет, и отсюда проехать нельзя. Под ним ущелье, — дна не видать, а шириной шагов в пятнадцать-двадцать. И он задумался, что делать, как быть?

Араб-Рейхан прекрасно знал все это. Преградив, горный проход, он спокойно сидел и ждал — ведь через ущелье не перескочишь. Придется Кероглу спуститься вниз, а не осмелится на это, пусть остается на скале и умирает с голоду.

Кероглу одиноко высился на скале. Вспомнил он Ченлибель, своих удальцов. И захотелось ему, чтобы в эту горькую минуту были они возле него. Смотрит — со стороны Ченлибеля тянется вереница журавлей. При виде их сердце Кероглу сжалось, взял он саз и послушаем, что спел:

О, в небе летящий клин журавлей,
Мое племя родное на месте?
Журавли, вы один другого белей.
Мое племя родное на месте?
Шла беседа и саз звенел в темноте.
Плыли легкие гуси по белой воде.
И желанные сердцу девушки те,
Что пели со мною, — на месте? —
Те, которых я выбрал и полюбил,
Чей дружеский голос меня будил,
Опора моя, с кем я рядом был —
Игиды-герои — на месте?
Края, где ловил торгашей в ночи,
И одевался в их кумачи,
Краса Ченлибеля, вершина, ключи
С водой голубою — на месте?
И девушки, что, как сиянье дня,
Шутили, смеялись, встречали меня
И крепко держали поводья коня
Умелой рукою — на месте?
Те, с кем я бок-о-бок сражался, кипел,
С кем я добиваться победы умел.
Соратники славных воинственных дел,
Зачинщики боя — на месте?
Всю жизнь Кероглу ненавидел обман.
Душа моя плачет, аман, аман!..
Мой брат Демирчи и Дели-Гасан
За дальней горою — на месте?

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: