К моменту начала войны силы Инатты и Реганды были примерно равны. Людские силы, имеется в виду. Гильдии магов наблюдали за конфликтом со стороны – несмотря на заключенный с правителями договор, они помогать не торопились. Если и находились такие молодые и отчаянные, как Тала, уходящие в патрули в Приграничье, то это была их личная инициатива. Но после того, как войско Корнелия II пересекло границу Инатты, оставаться в стороне совсем они не могли. Часть боевых магов из каждой Гильдии отправились в действующую армию. Опять же, не считая молодых и горячих, рвущихся в бой… не внушили им в свое время, как бесценна жизнь мага, вздыхали наставники, на кого ж теперь пенять, пусть идут, авось поумнеют.

Надо сказать, магические потери в войнах были совсем невелики. Маги любых воюющих держав понимали всю бессмысленность людских конфликтов и максимум, что старались сделать, это сдержать друг друга, давая людским войскам возможность беспрепятственно убивать друг друга. Нынешняя война не стала исключением… до тех пор, пока численное преимущество магических сил не стало медленно, но верно клониться в сторону Реганды. На помощь нападавшим пришли маги Суны, северной дерзкой и сильной союзницы Реганды.

В большинстве своем это были Огненные маги. Не удивительно, конечно – Стихия Огня сама по себе более воинственна, чем ее собратья. И нельзя сказать, что среди тех, кто прибыл на помощь, были только Огненные, отнюдь – всех хватало. Но силы получились слишком неравными. Маги Суны не нарушали Равновесие (читай не убивали своих собратьев… ну, почти не убивали), но было их слишком много, и действовали они жестко, гораздо жестче, чем принято было в подобных случаях. К октябрю войска Реганды продвинулись вглубь территории Инатты на несколько сотен миль.

У Леттии, западной союзницы Инатты, магов было очень мало, действовали всего две Гильдии, Земная и Водная, да и те едва дышали. Помощи ждать было не от кого. Король Реанис объявил всеобщую мобилизацию.

В жизни магов, тем не менее, ничего или почти ничего не изменилось. Так же работала Академия; так же спешили на лекции в Университет преподаватели-маги, не обращая внимания на то, что студентов осталась едва ли половина от прежнего. Так же продолжали работу Гильдии – среди действующих магов мало находилось глупцов, способных добровольно оставить исследования ради людских войн. Пусть их разбираются сами, считали многие, даже если платят за вмешательство звонкой монетой.

Однако мало кто удивился, когда Таэлла ин-Реаль подала прошение об отправке в действующую армию одной из первых. Ну, решила и решила, навыки и кое-какой опыт у девочки есть, а что опасно – так не ребенок, знает, на что идет. То, что вслед за ней сразу же собрался Тирайн Леа-Танна, тоже мало кого удивило, все видели, какими глазами смотрел молодой маг вслед рыжей Огненной. Но вот чего ради сунулись в эту мясорубку еще двое молодых выпускников, не понимал, кажется, никто. В том числе и сама Тала.

- Тир, - спросила она однажды, - зачем? Ладно я, но ты-то зачем туда лезешь? Ты ведь вовсе не боевой; зачем?

Тир, против обыкновения, не смутился, а только пожал плечами.

- Так ведь деньги, Тала, - беспечно ответил он. – Для работы, сама знаешь, деньги нужны, а платят нам в Гильдии не то чтобы очень. Тоже сама знаешь. И из дома теперь не приходит ничего. А там… там все-таки больше.

То же самое – почти слово в слово – сказали и Саадан, и Кервин. Тала махнула рукой. Сами не маленькие, в конце концов.

Тала решила уехать в тот же день, как пришел приказ о ее зачислении в действующую армию. К несчастью, пришлось задержаться в Университете – пока ругалась на кафедре, требуя немедленной отставки, пока передавала, путаясь и отвлекаясь, наработки лекций лаборантам, пока укладывала вещи, незаметно подкрался вечер. Лошади были готовы и оседланы, оставалось лишь попрощаться, но куда же на ночь глядя? Она легла, наказав няньке разбудить ее на рассвете…

Ночью у отца случился приступ.

… Как должен чувствовать себя боевой маг, застрявший в глубоком тылу? Если, конечно, у него есть силы и время хоть как-то себя чувствовать. У Талы ни сил, ни времени почти не оставалось – она не отходила от постели отца. Через несколько дней лекарь Гильдии, незаметно вздохнув, сказал ей, что опасность миновала, но никаких волнений, никаких потрясений. Сможет ли поправиться? Бог весть, но будем надеяться…

Со всеми обязанностями теперь вполне могла справиться и сиделка, но отец был непреклонен – только Тала.

Он поседел сразу и сильно, превратился из крепкого, не старого еще мужчины в разбитого, тяжко дышащего, капризного старика. Не отпускал от себя дочь ни днем, ни ночью, засыпая, едва разжимал пальцы, которыми держался за нее, словно боясь, что она может исчезнуть. Ночью девушку руганью прогоняла отдохнуть нянька; Тала спала теперь на диванчике в проходной комнате рядом со спальней отца и по первому звуку бежала к нему. Куда тут ехать?

Сутками не выходила она из дому. И когда, спустя почти месяц, вышла на почту, то поразилась и не узнала родных прежде улиц.

Столица изменилась, потеряла блеск и праздничность, очаровывавшие прежде всех приезжих. По улицам, гремя сапогами, то и дело, проходили колонны – солдаты разных частей, ополченцы, добровольцы. Несколько случайно встреченных однокурсников с гордостью блеснули серебряными ленточками на рукаве – маги всех стихий ценились в армии на вес золота - и рассказали о тех, кто уже воюет. По слухам, до столицы вот-вот должны были докатиться толпы беженцев.

В один из дождливых, ненастных дней октября снова звякнул в притихшем доме колокольчик. Тала, охваченная непонятной надеждой, вскинула голову – и вихрем вылетела в переднюю. И разочарованно вздохнула, отступая на шаг, - у двери стоял совершенно незнакомый человек. Он снял шапку, сверкнули нашивки на рукаве, русая бородка показалась знакомой, блеснули радостью темные глаза.

И Тала ахнула:

- Тир!

Такой это был счастливый вечер – из прежних, легких, беззаботных. Тир старался шутить, как мог, рассказывал о своих поездках – так, что Тала хохотала взахлеб. Но по тому, как украдкой обводил он глазами комнату, какая горькая морщинка залегла меж бровей, Тала видела: ему тоже нелегко. И была благодарна за молчание. За то, что не лез с вопросами.

Уже был выпит весь чай, и кухарка принесла новый, уже рассказаны были новости, и кто из однокашников где, и Тала вскользь упомянула, что, наверное, будет преподавать. Тирайн с облегчением посмотрел на нее. Сам он через день уезжал – туда, в самое пекло.

- Ты молодец, - сказал он негромко.

Девушка поморщилась с досадой.

- Не надо, Тир. Ты ведь знаешь, что я… только из-за… - она не договорила, мотнула головой в сторону спальни.

- Кто-то должен учить молодых, - тихо проговорил Тирайн. – У нас большие потери… не хватает войск, а уж магов как не хватает…

- Гораздо больше пользы я принесла бы там, - с тихой яростью выговорила Тала. – Я боевой маг, а не… нянька.

- Нет, - так же тихо и жестко ответил Тирайн. – Ты не права, Тала. Не все должны погибать. Ты – женщина…

- Плевать я хотела! – закричала она яростно, вскакивая на ноги. – Я умею сражаться, а вместо этого я должна сидеть здесь, как последняя…

- Тише! – Тирайн вскочил тоже, обнял девушку за плечи. – Ты права, Тала, права. Я знаю. Но…

- Тала… - раздался слабый, надтреснутый голос из спальни. И она мгновенно смолкла. Виновато посмотрела на юношу и метнулась прочь из комнаты.

Когда девушка вернулась, торопливо вытирая руки о маленькое полотенце, Тирайн стоял у окна и молча водил пальцем по запотевшему лицу. На звук ее шагов он обернулся, и у Талы сжалось сердце - так он смотрел на нее…

- Послушай, - глухо, нерешительно выговорил Тирайн, но Тала, уже догадываясь, качнула головой:

- Тир, не надо.

- Тала… - он подошел, несмело коснулся ее руки. – Я хотел сказать тебе это сразу же, как пришел, да вот все никак не решаюсь…