Сапфир, агат, рубин, горный хрусталь. Свой «горшок» каждый делал сам. «Алмазика бы нам», - все вздыхал Саадан, пока Тала однажды выразительно не вывернула перед ним пустые карманы, а Тирайн не менее выразительно не поднес к носу товарища исцарапанный кулак. Саадан с преувеличенной серьезностью осмотрел этот кулак, даже понюхал, после чего, покаянно наклонив голову, тяжело вздохнул. И развел руками.

- То-то же, - назидательно проговорил Тирайн.

Рубин для работы отдала Тала, распотрошив шкатулку с украшениями. Кольцо, подаренное ей теткой на шестнадцать лет, она не любила – слишком громоздким оно было, слишком оно оттягивало руку. Кольца Тала вообще терпеть не могла – они мешали ей, и вызывала этим вздохи матери: когда ж ты, доченька, превратишься в девушку? Да и пальцы ее, все в ожогах и царапинах, с коротко остриженными ногтями, скорее походили на мальчишеские и не подходили для украшений. Друзья долго отказывались принять такой подарок; они тогда едва не поссорились по-настоящему.

- А где, по-вашему, мы еще найдем такой рубин? – горячилась Тала. – Или у нас есть богатый дядя и наследство в полтора миллиона золотых? Или Гильдии нам пожертвуют? Или…

- Значит, надо придумать что-то другое, - буркнул Тирайн, отводя глаза.

- Ограбить королевскую сокровищницу, - невозмутимо предложил Саадан.

- Камень поменять, значит, - упорствовал Тирайн.

- Угу, - ехидно сказала Тала. - Еще месяц над справочниками, да?

- Хотя бы!

- И до второго Созидания, так? И вообще, господа маги. Рубин – камень мой, Огненный. И делаю я его для себя. Это понятно?

Это оказалось понятно, и «господа маги» нехотя согласились.

Сапфир раздобыл где-то Кервин, сказал, что расплатились с ним за работу. Друзья сначала не поверили – слишком красивым и большим был камень, но потом, махнув рукой, уступили.

Они торопились, стараясь успеть как можно больше – приближался выпуск. Кто знает, удастся ли им потом остаться в столице и встречаться так же часто после окончания учебы. А работать поодиночке будет несравнимо труднее, не говоря уже о том, что другая, настоящая работа – та, на которую отправят их Гильдии – наверняка будет отнимать все силы и время.

Каждый камень требовалось обработать, придав ему определенную форму. Число граней у каждого было своим; формулу выводили несколько ночей, по очереди называя друг друга то идиотами, то гениями. «N+1», - ответил бы легкомысленно Кервин, если б его спросили об этом. Саадан бы по обыкновению промолчал, а Тирайн, наверное, пустился бы в пространные объяснения, о том, что такое N, и о соотношении потоков Силы со свойствами многогранников, если б его не прервала бы Тала.

Они отказались от идеи сделать подвески – замкнутый контур мог помешать потоку Силы. Нити серебра паутинкой оплетали каждый из камней. У Гильдии Земли были свои ювелиры, но обращаться к ним Тирайн не хотел, и остальные его поддержали. Оставалось либо искать мастеров на стороне (и нарваться на вопросы со стороны все той же Гильдии, контролировавшей большинство мастеров), либо учиться самим. А еще нужно было появляться в Гильдиях, есть и спать – хоть изредка.

Четыре разноцветных многогранника, умещавшиеся в ладони, хранились в каморке Саадана. Очень скоро друзья стали называть их Камнями – посторонний не поймет, а им только того и надо. Но пока это были всего лишь обломки драгоценных камней в оправе из серебра, куски мертвой породы – и ничего больше. Нужно было пробудить их, вдохнуть в них жизнь, и это пугало и радовало всех четверых – и они, всеми силами старясь приблизить этот день, неосознанно оттягивали его, как могли, сами того не замечая. Тала трусила отчаянно – совсем немного оставалось до того дня, когда они наполнятся… конец первой части совсем близко.

А дальше начнется совсем уже невообразимое. «Магия, - многозначительно сказал как-то Кервин, подняв палец, - суть колдовство, помноженное на науку. А поскольку никто не разберет, чего там больше, то и мы морочить головы не будем. А поколдуем себе потихоньку…»

В принципе, вторую часть работы каждый мог сделать в одиночку. Правила даже предписывали магу работу с Силой без присутствия чужих. Но разве могли они удержаться?

И трое тихо сидели, забившись в угол, когда четвертый… Полноте, какой угол? На камнях, на берегу реки, отойдя на день пешего пути от города… подальше от воды, чтоб не зацепило. Кервина, стоявшего босиком по щиколотку в воде, колотил озноб – от страха или от восторга, кто знает. Сапфир, лежащий на раскрытой ладони, неярко поблескивал в предрассветных сумерках.

Небо сливалось с водой в предрассветном тумане, и тихо было в этот утренний час так, что стук сердец и шелест дыхания разносились далеко вокруг. Трое, стоя поодаль, боясь дышать, смотрели на невысокую фигуру в воде, окутанную потоком Силы. Сила, чистая, незамутненная, поднималась снизу, лилась сверху. Губы Кервина посинели, голос то поднимался до крика, то опускался почти до шепота. Старая, освященная временем формула посвящения в маги была ими лишь чуть-чуть подправлена. Конечно, где бы взяли они ту единственно верную, если в толстых книгах не пишут о том, что они собирались сделать. Но Стихия слышала его – и отвечала своему магу, послушной рыбкой прыгая на ладони, грозным вихрем кружась вокруг.

Потом они скажут, что это было страшно. Или не скажут, потому что не будет слов. Но каждый увидит, поймет: игры кончились. Пути назад не будет, и Сила, горящая сейчас в Камне, не потерпит пустоты. Взял – используй, но и взамен отдашь всего себя – без остатка.

Кервин едва успел произнести последние слова – вода в реке потемнела. Сначала им показалось, что это ветер поднял волну – но небо молчало. Величественная, грозная в своем могуществе масса воды неторопливо подходила к берегу – казалось, река повернула вспять, обнажив каменное русло. Она была одновременно грозным владыкой и послушным щенком, жмущимся к порогу. Она молчала – и мир вокруг на миг затих. И волна накатила, накрыла мага с головой, но он устоял, еще крепче сжимая Камень. И, мокрый, оглушенный, увидел – сапфир в его руках налился ярким синим светом. Стихия приняла его право. Признала его.

Сила, хлынувшая в Кервина спустя мгновение, была подобна глотку воды в жаркий день, поданному умирающему от жажды.

… После той, первой, победы работу пришлось приостановить. Только теперь все четверо почувствовали, как же они устали. Сумасшедшая эта гонка поддерживала их своим азартом, но выпивала силы. А впереди еще были выпускные испытания, приближавшиеся неотвратимо.

И все-таки эту победу нужно было отметить. И в один из так редко совпадавших у них выходных все четверо собрались на любимом своем месте, в лесу, у обрыва над рекой, с которого, как на ладони, был виден город. Стоял теплый, на диво теплый конец апреля, и они ушли в лес днем и засиделись до темноты, не боясь замерзнуть. Пили вино, поджаривали хлеб на костре, плавили кусочки сыра. Тала перепачкала пальцы шоколадом. Пили, пели и смеялись, глядя в огонь.

- За Кервина, первого в мире покорителя Стихий! – Тирайн выпил чуть больше обычного, щеки его раскраснелись, глаза блестели.

- За тебя, Кер! Чтобы все удавалось и дальше!

- Ты велик, Кер!

- Будет вам, - отбивался тот. – Давайте лучше - за победу! За того, кто будет следующим!

- А кто будет следующим?

- Ты, Тир.

- Ну да, скажете тоже! Мне еще работать…

- Да, он уступит место даме!

- Вон, пусть Саадан старается. Саа, вторым будешь?

- Делов-то, - отшутился Саадан. – Кстати, Кер. Тебе в Гильдии ничего… эээ… не сказали?

- Ничего они ему не сказали, - смеясь, заметила Тала. – Только в глаза посмотрели со значением.

- Не-а, - помотал головой Кервин. – Они, похоже, и не поняли. Но шуму правда было много…

- Еще бы!

- Наши с ног сбились, - смеясь, рассказывал Кервин. – Где, кто, как, откуда? Все вроде на местах, деревенские под присмотром – и тут такой выброс Силы. И вроде из учеников никто не балуется…