На следующий день Николай Платонович, перед выдачей очередного полетного задания, отобрал у обоих бумагу и карандаши.

— Вот что, отроки! — язвительно сказал он, глядя сверху вниз на бывших гладиаторов (это был настоящий фокус, если учесть, что зеленый верзила был выше седого сантиметров на тридцать). — Хватит рисовать всякие бякушки. Здесь вам не детский сад. Здесь — авиация. Учитесь-ка летать по карте. Карты у нас точные, магнитные поля на этой планете не шалят, так что не вижу причин, по которым не сможете начать осваивать карту прямо с сегодняшнего дня. Задания сегодня не сложнее, чем вчера и позавчера. Маршрут — простейший, четырехугольный. Все углы — прямые. Так что — вперед!

Процесс обучения полетам у бывших охотников за артефактами шел на удивление споро. Впрочем, Николай Платонович ничего не говорил. Не хвалил, но и не ругал. Предпочитал наблюдать со стороны, как они «варятся» в собственном «соку». Была ли это его собственная методика, или он выполнял приказ Диты, пока оставалось неизвестным. Остальные новобранцы пока летали на «спарках», и сравнить задания, которые давали бы им — с теми, которые были у «братьев по крови», было попросту невозможно.

Рекруты-новобранцы открыто завидовали более везучим курсантам, но пока к самостоятельным полетам из них не допустили ни одного.

Хуже того, однажды на утреннем построении Сашка недосчитался одного из парней. На законный вопрос — что с ним, — один из землян довольно зло пробурчал, что вчера, вовремя тренировочного полета на «спарке» с инструктором, прилетевшим вместо Диты, Виталий (его сосед по комнате) так неудачно выполнил один из маневров, что едва не угробил истребитель.

— Ну, и что с ним стал?

— С кем — с ним? С самолетом?

— Нет, с Виталькой!

— Виталия инструктор выбросил из истребителя.

— Как выбросил?

— Да очень просто. Открыл над морем его кабину, выполнил мертвую петлю... Парашютов, сам же знаешь, нет.

— Да. Такие слова, как «гуманность», здесь не в моде.

— А ты не юродствуй! Смотри, сам не обложайся. Этот инструктор — ну, тот, который «наказал» Витальку, говорил, что многие начинают хорошо. А потом, когда возникают действительно сложные полеты, многие не справляются. И вообще, отсеивают — беспощадно. Дают, например, очень сложное здание — полет по замкнутому маршруту типа «звезда». — он носком ноги, не отрываясь, нарисовал символ советской эпохи. — И назначают время — плюс-минус десять минут. Не уложился — поднимаются два тяжелых истребителя и на глазах у всех в хлам решетят курсанта. Чтобы другим неповадно было. Причем заранее никогда не предупреждают.

— А если с ними повоевать?

— А как? Пушки «ИПЛ-ки» не пробивают броню штурмовика. Зато те нашу — запросто.

— Тогда зачем вообще такие самолеты?

— Так они же учебные. Чтобы научится летать, стрелять.

— А откуда ты все это знаешь?

— Инструктор, который выкинул Виталия — он живет теперь со мной. Он все и рассказал.

— А он не боится, что ты его за друга — того?

— Нет. Не боится. А что ему боятся? Здесь каждый — сам за себя. Да и не друг мне был Виталий. Так. Жили вместе — и все.

— А что он еще интересного рассказывал?

— Да мало чего. Сказал только, что все боевые самолеты — двухместные. По одному летают только в таких летных школах.

Ромка Быков — так звали соседа погибшего Виталия — не обманул. Действительно, задания с каждым днем становились все сложнее — как по тактике, так по технике пилотирования. Николай Платонович никогда ни о чем не предупреждал бывших охотников за сокровищами, но Сашка обратил внимание, что всегда, когда они уходили в небо, из дальнего ангара неизменно выезжали два тяжелых истребителя-штурмовика. И возле них неотлучно находились по паре пилотов из курсантов второго или третьего года обучения. Заречневу хотелось верить, что эти самолеты — для охраны базы. Но тогда почему когда он встречался с этими пилотами в столовой, по телу у него пробегал неприятный холодок?

Дита закончила набирать письмо на карманном компьюзере, ткнула кончиком ногтя в экран, отправляя его по назначению. Она вышла на капитанский мостик, подошла к Демьяну, сидевшему в кресле капитана судна, положила ему руку на плечо. Человек оглянулся, понимающе кивнул, переместился вперед — в кресло первого пилота.

— Сколько осталось до дома? — спросила она, зная при этом точный ответ. Просто ей самой очень хотелось услышать, что до её встречи с домом, с матерью и отцом осталось не больше суток.

— Двадцать два часа, командир! — машинально ответил Паршин, даже не успев удивиться столь странному для бессмертной вопросу. Дита усмехнулась, присела в кресло командира корабля, откинулась назад. Она закрыла глаза, вспоминая...

Кажется, это было совсем недавно — первая экспедиция посещения планеты Гея. Почти тысячу лет провела она здесь вместе с отцом — начальником департамента по изучению колыбельных цивилизаций, руководителем исследовательской экспедиции на планету Гея. Они были не первой подобной экспедицией. Примерно за две тысячи лет до них на Галактическом Совете права на научные исследования «выбили» сириусяне — древняя космическая раса, «помешанная» именно на изучении именно таких культур, как та, которая существовала тогда на Гее. После завершения миссии, по существующим правилам, должно было пройти не менее пятисот лет, прежде чем можно было повторить исследовательский «вояж».

Люди поразили Диту.

Они жили по родоплеменным канонам, из мысли были просты и открыты, а страсти не содержали фальши.

Много приключений, в том числе и любовных, выпало ей на планете, населенной людьми. Не раз она оказывалась на грани, разделяющей жизнь и смерть. И чаще всего эту грань от неё отодвигали именно люди. Простые смертные существа с сердцами, наполненными любовью и преданностью.

Именно поэтому, когда несколько столетий назад возникла угроза уничтожения человеческой цивилизации богомолами, она сама обратилась в Совет и попросила доверить ей один из участков взаимодействия элоев и людей.

Ей поручили контроль за подготовкой землян, изъятых с Земли. Это уже она сама назвала потом их рекрутами, а комплекс мест, где из обычных смертных их превращали в серьезных галактических воинов — Звездной Академией.

Но война с богомолами затянулась.

Хобби превратилось сначала в профессию, потом — в обременительную обязанность. Бросить проект по защите Земли было нельзя, перепоручить — тем более. По большому счету, никому, кроме Диты и её отца не была интересна судьба нескольких миллиардов «дальних родственников». Выживут — хорошо. Нет? Значит, их место займут более приспособленные, более зрелые, более агрессивные цивилизации. Такие, как богомолы. «Дайте людям шанс!» — не уставала повторять Дита на Совете всякий раз, когда возникал вопрос о том, чтобы прекратить помогать людям. Её авторитет был слишком высок, чтобы кто-то осмелился в открытую пойти против неё.

— Хочется ей возиться с этими людишками? — рассуждали за её спиной, в кулуарах некоторые члены Галактического Совета. — Ну и пусть возится. Только нас пусть в это не впутывает!

Плохо было только то, что ей самой начинало надоедать воевать с богомолами. Восемьсот лет «без отпуска» — это слишком много даже для бессмертной.

Способ прекратить нападения на Землю, или, по крайней мере, добиться серьезной передышки — на несколько десятков лет — был один: найти и уничтожить тайные лаборатории, в которых насекомые выращивают все новые и новые, все более опасные смертоносные вирусы, которые они потом в капсулах забрасывают на Землю. Капсулы сгорают при прохождении атмосферы, вирусы частично — погибают, частично — рассеиваются. И начинают свою смертоносную охоту на людей. А главное — нет никаких улик, которые можно было бы предъявить Галактическому Совету как доказательство прямых действий по уничтожению землян как вида.

Словом, выход из этого многовекового тупика был один — найти и уничтожить подпольные лаборатории богомолов, существование которых они, разумеется, всячески отрицали.