Когда, неукротимой дланью
Металл и дерево дробя,
Построю истинное зданье
Во имя самого себя.
Когда скажу: «смотрите, вот он
Мой труд — хваление ему.
Мой дом закончен и сработан,
Придите к дому моему.
Из дуба вырублены своды
И выкрашены потолки.
Полы сколочены на годы;
К дверям прилажены крюки.
Скажу, работой не измаян:
«Входите, гости, в добрый час.
Здесь приготовит вам хозяин
В столовой трапезу сейчас:
Весенний мёд и хлеб печеный,
Крутую, сладкую муку,
Поднос, тельцом отягощенный
И каждому по рушнику;
Мой новый дом надолго строен.
Подвалы полны серебра,
Сыров, копчений и убоин,
Хлебов и прочего добра».
Я повторю: «в достойном луке
Все выверены тетивы —
Пируйте и не знайте скуки,
Хозяина хвалите вы».
Когда смогу мой дом достроить,
Я выну честь из-под полы,
И в самом деле буду стоить
Необычайной похвалы.
Я, Гор-Аполлон, Иерарх Параклета
Истинную быль пишу:
Книгу о Человеке из Назарета,
По имени Иешу.
Ты прочел: «вы будете как боги», —
Ибо тот, кто согрешил и пал,
Кто в тоске изведал всё дороги,
Только тот воистину взалкал.
В смертный час измерив злобу нашу,
Тьмы веков жестоковыйных зря,
Иешу хотел отвергнуть чашу,
Чашу Бога, Мага и Царя.
Ты, Архангел, Змееносец Отчий,
Молоты работ сочти!
Ученик! Ладья клонится к ночи;
Разверни папирус — и прочти:
Ты читаешь: Истинного света
В год пять тысяч девятьсот седьмой,
В пятницу, в Италии, зимой,
Я услышал голос Параклета.
Был закат. На мраморе колонн
Солнце никло, истекая кровью.
Я услышал: «Горус-Аполлон» —
Некто звал, склоненный к изголовью.
И тобою, Змийный, не во сне
Сожжено мое земное тело;
Небо расступилось — и в огне
Пламенная Роза заблестела.
И не здесь, и не устами речь,
И не снять последние печати
С горних тайн, что каждая, как меч
Грудь мою прошла до рукояти.
Я стучал — и приобщен к волхвам,
Я взалкал — и Хлебодатель вышел.
Истинно свидетельствую вам:
Я был в духе, лицезрел и слышал.
Имеющий уши — слушай:
У Матвея, Марка, Луки
Я не беру и не рушу
Ни одной строки.
Ибо: они не сумели,
Иepapxy Мира предстоя
Слить вино фиванских подземелий
С таинствами Книги Бытия.
Симон Петр, краеугольный камень,
Твой улов, и паства и врата;
Но Господь почил на Иоанне,
Истинном апостоле Христа.
У креста не он ли сын Марии;
Не Мария ль, вечная жена,
В плотском лоне, в танце белых лилий
Выносила древнего Овна.
И толпе, ядущей кровь и тело,
Вам, поправшим мраморы отцов,
Гневная Изида не хотела
Дать свой мед и молоко сосцов.
Разбуди, о Змийный, о Мессия,
Мертвецов, и пробуди рабов,
Пачкающих голени нагие
В мерзости повапленных гробов.
И разве ты пересчитал века,
Как простодушный скрибъ непросвещенный
Царапая отрезком тростника
О сорока столетьях Манефона?..
Земля, земля! В крутом ядре тая
Неласковое, внутреннее пламя,
Глядишь, как рдеет выпуклость твоя
Морями и лесами и полями.
Дождь падает. Земля вбирает сок
И прорастает в исполинском севе,
В уступах руд, в благословенном чреве,
Вращая камни, глину и песок.
И ты берешь от плоти кровь и плоть,
Чтоб снова там, в провалах глуби черной,
Исправить семя и перемолоть
И бросить вновь под солнечные горны.
А наверху — струится ток светил,
И кровь плывет по венам пряжи странной,
И небосвод из чаши оловянной
Гнездо планет питает соком жил.
Двенадцать числ, покорные сетям,
В своих домах, не покидая лога,
Предначертаниями Астролога
Вращают мир по четырем путям.
Двуполая! О полюсах оси,
Синея влагой, зеленей о веснах,
Извечно дню свой полушар неси,
Топя другой в туманах ночи росной.
Земля, земля, о мать моя, нема…
А я зову — как пасынок непарный.
И позади и грозы и зима
И ярый зной и жалящие терны.
Ты помнишь: ужас, первобытный мрак,
Туман болот и рык широкой пасти,
Тяжелых ящуров неумолимый шаг
И вопли тел, растерзанных на части.
А я — нагой, оскалив твердый клык,
В пустом лесу ощерен на ловитве;
Давно отвык молиться мой язык,
Забывший о медлительной молитве.
Так ополчи же броненосных слуг!
Протянутые щупальца — приемлю
Вот этой парой обезьяньих рук,
Кривыми дугами упертых в землю.
Тебе, Единому, гремит хвала!
Не прах один был вылеплен из глины;
Яльдоваоф, твоя ль сокроет мгла
Иакова напруженную спину?
О Ты, в шесть дней подъявший мир со дна,
Ночной борец на ханаанском луге:
Твоя рука с моей сопряжена,
И грудь твоя легла на грудь в натуге.
Звени, звени, добытая из руд,
Моя лопата, радостью играя:
У древа жизни не святили труд,
И песнь труда — была не песнью рая!
Гроза и вихрь. Кипящее стекло,
Свинцовый дождь на медном море стонет,
Но я креплю упрямое весло,
И берег — мой, и барка не потонет.
Иаков, богоборец! Эта длань,
Такая тяжкая, — легка отныне —
Твоим сынам укажет Иордань,
Творя завет с ночующим в пустыне.
О, ученик, — богат ли мой улов?
Не втуне ли я бросил невод в реку?
Ты вычитал из оглашенных слов
Священнейшее: имя Человека.
О наш Отец, Великий Егова,
Благословенный, мудрый, несказанный!
Начальная окончена глава —
Иоанна.