– Ребята, подождите! Ответьте мне на один вопрос: какой сейчас год?

– Одна тысяча девятьсот восемьдесят… – начали хором Сергей с Мариной. Они переглянулись, прыснули от смеха и, не договорив, исчезли в спальне. Дверь за ними закрылась, и я остался один. Момент для обсуждения временного феномена оказался явно неподходящим. Я вернулся на кухню. Спать еще не хотелось, несмотря на прошедший рабочий день и долгий нервный вечер. Я решил хорошенько поразмыслить над происшедшим. В принципе, меня не удивило то, что Сергей с Мариной прибыли сюда из другого времени. Вполне возможно, что и сами они жили в разные годы. Из рассказа Сергея мне стало ясно, что черти могут управлять временем. «Так вот почему мне было так просто с ними, – понял я. – Они пришли из того времени, из той страны, которую я хорошо знаю и понимаю, в отличие от современной, совершенно непонятной мне России!..» Додумать эту мысль до конца мне не удалось. Мягкие ладони закрыли мне глаза, в ухо кто-то нежно подышал, а затем прошептал знакомым голосом:

– Спать пора!

Элла, как обычно, появилась, как только Марина с Сергеем ушли к себе. Она привычно повернулась и пошла к выходу из кухни.

– Подожди, – взмолился я. – Я так больше не могу. Немедленно сядь и давай по-человечески просто поговорим.

– А не боишься, что будет как в анекдоте? «Чайковского читала, нет? Тогда в койку!». И потом, может, я по-человечески и не умею? – улыбнулась Элла.

– Все остальное ты по-человечески очень даже умеешь. А сесть со мной и просто поговорить – это тебе, выходит, не под силу? – Я схватил ее в охапку и усадил к себе на колени. – Вот и все. Ответишь на мои вопросы, тогда я тебя отпущу.

– А попросить нельзя, надо сразу накидываться? – для вида закапризничала Элла.

– Конечно. Ты еще не знаешь, какой я грозный. – Я зажал нос и прогундосил фразу, знакомую каждому, кто хоть однажды смотрел Западные фильмы с подпольным русским переводом: – Вы имеете право на один звонок адвокату. Вы имеете право сохранять молчание.

– Впрочем, нет, – добавил я, когда мы отсмеялись. – Права на молчание я тебя лишаю.

– Изверг, – сообщила мне Элла, щекоча губами мою шею.

Чертовка прекрасно знала, что через десять секунд все будет кончено, никаких вопросов я задавать больше не смогу. Усилием воли я прервал это неземное наслаждение и развернул Эллу так, чтобы она больше не могла повторить свою провокацию. Я помолчал, надеясь, что сердцебиение уляжется. Элла глядела на меня почти с испугом:

– Саша, что-то случилось? Тебе действительно так нужно поговорить?

– Ага. Только ты, пожалуйста, больше так не делай, ладно?

– Вообще никогда-никогда? – хитро переспросила Элла.

– Нет, нет, что ты! – в деланном ужасе закричал я. – Только до конца разговора.

Внезапно Элла поднялась с моих колен и села напротив.

– Хорошо, – сказала она, нормальным голосом, – попробую быть серьезной. Только учти, мне это трудно, и надолго меня все равно не хватит. Так что начинай поскорее.

Вот как раз с этим у меня и был напряг. Я только-только начал формулировать свои вопросы. Но сначала я должен был задать их самому себе, и попытаться ответить самостоятельно.

– Ладно, самое главное придется отложить. Я сам еще не понял, что именно меня беспокоит. А ты пока расскажи о моих соседях. Ты знаешь, я тут с ними треплюсь почти неделю, а толком так ничего и не узнал.

– А что тебя интересует, милый? Неужели тебе приспичило посплетничать?

– Считай, что да. Что они делают на работе, как отдыхают? И что здесь творится, в конце концов? – кажется я все же сумел сформулировать свой главный вопрос. Меня понесло. – Для чего меня сюда вытащили? На кой ляд здешним чертям компьютеры, да еще устаревшие и ни на что не способные? Зачем я целый день издеваюсь над охранниками? Мне это уже порядком надоело, честно сказать. Толку от всего этого ни на грош. Кому это нужно, я не понимаю!

Последнюю фразу я практически уже кричал. Незаметно для себя я так разошелся, что встал и закричал в потолок:

– И зачем все это нужно лично мне, хотел бы я знать!

Потолок мне не ответил. Элла тоже молчала: ждала, пока я выговорюсь.

– Я не могу застать Евлампия уже целую неделю. Каждый день пытаюсь пробиться к нему в кабинет, но меня выбрасывает обратно в мою комнату в общаге. Слушай, я начинаю чувствовать себя здесь как в тюрьме. Да на фига мне все это нужно! Я, слава богу, пока еще живой, чтобы гнить здесь как последний грешник. Это нечестно!

Наконец, я успокоился. Приступ непонятного возбуждения, которое охватило меня минуту назад, так же внезапно закончился. Я совершенно спокойно сел обратно и, прихлебывая остывший чай, посмотрел на Эллу:

– Вот вкратце и весь список вопросов. Только я не могу понять: что на меня нашло, и чего я так разорался?

– А это я тебе помогла. Ты сказал, что не можешь сформулировать свои вопросы, а я не могу ждать. Вот я тебя и подтолкнула.

– Обещай мне, пожалуйста, что больше не будешь меня так подталкивать, ладно?

– Договорились. А теперь слушай ты. Все эти вопросы – зачем и почему, – не ко мне. Может быть, Евлампий ответит тебе на них со временем, а может и нет. Все зависит от тебя самого. Ты сам во всем разберешься. Рано или поздно.

– Что же мне делать?

– Прежде всего, перестать задавать этот самый вопрос. Сразу станет легче.

– Хорошо, не буду. Но хоть что-то ты мне можешь объяснить?

– Объяснить – нет. Могу рассказать о твоих соседях. Хотя мне не понятно, ты, похоже, и так все о них знаешь.

– Я разобрался, что они из себя представляют. Например, на Серегу я всегда смогу положиться, а вот Марине я даже не дам подержать свое пирожное.

– Сожрет, – согласилась Элла.

– Непременно. А потом еще и возмутится, что маленькое. Впрочем, ты ее тоже недолюбливаешь, я прав?

– Если ты имеешь в виду, что я на нее обиделась за закрытую комнату, то нет. Она была вправе выбирать любое средство. Она выбралась из затруднительного положения, да еще и устроила гадость сослуживцу. У нас это считается достоинством. Кстати, она получила самую высокую оценку за всю историю этой комнаты.

– Ну, я же говорю – стерва. А чего же она тогда на тебя дуется?

– А ты так и не понял? Она за Сергея боится, ко мне ревнует. Он ведь тот еще гулена. Тем более, он тут без нее целый месяц жил. Она его все время пытает, было ли у нас что-то?

– А было? – не удержался я.

– Брось, ему фантазии не хватило, что можно спать с ведьмой. Особенно – в тот первый месяц. Он ходил и работал, как завороженный, на автомате. Евлампий уже жалел, что взял его. А все свободное время Сергей сидел над своей книжкой. Говорит, я должен ее написать всем назло. Выбросил все, что они уже сделали вместе с Ильей, и начал писать заново. Теперь там достается уже всем: и генералам, и КГБ, и КПСС. Потом он втянулся в эту жизнь, даже смирился с потерей жены и пацана. А первое время сильно убивался. Потом появилась Марина, и он в нее по-настоящему втюрился.

– Вот как раз этого я и не могу понять.

– А что, красивая баба, сексуальная, как кошка. И умная. Играет с ним, вертит, как хочет. А ему теперь все равно не до личной жизни. Он считает, что совершил благородный поступок, и что своим пребыванием здесь он расплачивается за спасение товарищей. И убегает от всех вопросов и лишних мыслей к своей книге. Боюсь, что у него уже сформировалась новая мания.

– Жаль парня. Ну а Марина? Я так и не понял, как она здесь оказалась. Ведь у нее жизнь сложилась идеально, по ее меркам. Выскочила замуж за генеральского сыночка, или кем там был его папаша, я не знаю… Каталась, небось, как сыр в масле: дефицитные шмотки там и прочее. Ей-то чего не хватало?

– Во-первых, ей нужно куда-то выплескивать свою злость. Дома она боялась вымолвить лишнее слово, не то чтобы скандал устроить. На работе тоже нельзя – вдруг свекор узнает и разочаруется в своей невестке. Она ведь только пыжится, что ее замужество – это пожизненный сертификат. Если бы она свой стервозный характер хоть разочек проявила, и свекор решил, что она не подходит его мальчику, она бы оглянуться не успела, как оказалась на улице. Да еще с волчьим билетом. Так что она просто устала жить в постоянном напряжении.