— Никак нет. Я нашим дорогим гостям настоящий учебный бой предлагаю. Такого никто из вас точно не пробовал. Вон того паренька, который улетающее звено готовит, видите? Вот он с вами пара на пару бой и проведет.

— Хм. Ну и чем этот герой знаменит?

— Ну, во-первых, аэродромы и станцию он со своим звеном первый разведал. Да и стрелять, так как он умеет, думаю, и у вас не каждый сможет. Погодите, сейчас я вас с ним познакомлю.

Горелкин пробасил в сторону старта, так звучно, что в его сторону повернулись головы всех, находящихся на аэродроме.

— Лейтенант Колун! Отправишь группу и ко мне подойди!

«Ты не ошалел ли «Огненный Змей»!? Может, еще «к ноге» скомандуешь? Субординация у него, понимаешь, живым звуком и без микрофона. Хм. И что это там за орденоносцы к нам пожаловали… Опаньки! Да там же Герои Советского Союза прибыли. Жаль, издали не узнать никого. И ради такого знакомства можно не только строевым шагом подойти, но и автограф спросить». Павла отдала последние указания и приблизилась к гостям.

— Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу капитану?

— Обращайтесь.

— Товарищ капитан. Лейтенант Колун по вашему приказанию прибыл.

— Знакомьтесь, товарищи. Это начлет нашей особой. Его Павлом зовут.

«Глаза мои косые! Знакомый ведь лоб с залысинами. Вроде бы полковник Лакеев собственной персоной. Тот самый, который монгольских асов растил и пестовал. Похож? Он самый! Так вот ты какой, оказывается, се… Гм, товарищ Иван, народный герой Испании и Монголии. Смешинка в глазах, грудь в орденах, в общем, орел. Я ж когда-то в детстве мемуарами Гусева зачитывалась. Даже ночью заснуть не могла, все представляла как вы там с «мессерами», «фиатами» и «юнкерсами» над Мадридом, Барселоной, Гвадалахарой и Теруэлем вальсировали. Мечтала вот так же, как вы, этих гадов с хвоста на стейки и филе разделывать. Да не повезло мне – не увижу я теперь «испанское гневное небо»… Хотя, может и повезло. Кто ж его знает, выжил бы там Колун или где-нибудь в арагонских песках его кости белели бы. Ну, здравствуй, «испанец», я рада такому знакомству. Да и честь-то какая».

— Колун Павел.

— Лакеев Иван. Твой комэск нам предлагает с тобой парами покрутиться. Ты как, осчастливишь нас своим участием?

— О чем разговор. Сейчас четырех «Кирасиров» выкатим, пулеметы им учебными зарядим и покрутимся. Я вас, товарищ полковник, оставлю минут на десять…

— Хм. Пулеметы говоришь…

— Младший лейтенант Симаго! Скажи капитану Ванину, пусть четверых с учебным боекомплектом запрягает! Два на два слетаем…

Спустя минут двенадцать оставшиеся на земле гости и хозяева, задрав головы и прищурив глаза, жадно всматривались в перипетии учебного боя. То и дело раздавались цветистые ругательства и другие чрезмерно эмоциональные выкрики. Один раз пластмассово-свинцовая очередь Лакеева пропахала землю летного поля, чуть не зацепив бензозаправщик. Видимо знаменитый ас настолько увлекся боем, что почти не замечал окружающего. После этой встряски, почувствовавшие шевеление волос на своем теле зрители, бодрой рысцой рванули под жестяной навес, откуда с опаской продолжали наблюдать за представлением. В воздухе наблюдалось полное равенство сил. Обе пары бились расчетливо и умело. Счет по заходам в хвост был чуть больше в пользу Лакеева и его напарника, но точность стрельбы была явно за Колуном и Симаго. Наконец, расстреляв боекомплект, самолеты сделали несколько кругов над авиабазой и парами пошли на посадку. Гостей Павла пропустила вперед. Из кабины «Кирасира» раздалась восторженная громовая тирада Героя Советского Союза.

— Вот этот да! Словно в натуральном бою побывали. Слушаешь, как пули по корпусу и крыльям щелкают, и все думаешь, когда же дым пойдет и мотор обрежет. А по стеклу осколки пуль врассыпную! Вот это ощущения!

— Как вам техника, товарищ полковник? Претензии к матчасти есть?

— Какие тут претензии, вроде все нормально. «Кирасир» ваш хорошо вираж держит, даже получше «ишака». Он на горизонтали, видать, поманевренней, а вот на вертикали, наверное, чуток уступает ему, но несильно. В общем, не обманул ты меня, Горелкин! Если все твои, Иван, через такое прошли, то салагами их точно не назовешь. Где этот Павел, который по моему хвосту «гвозди заколачивал»? Ты, тезка, скажи ему, что он молодец, с такими хлопцами в любой бой идти не страшно.

— Да вон он идет, после боя ртом воздух ловит. Тоже видать, подустал с вами вертеться. Сами ему и скажите.

— Товарищ полковник, лейтенант Колун учебный бой завершил. Сбили друг друга вроде поровну, кинопулемет смотреть будем?

— И без кинематографа ясно, что вы нас сегодня уделали. Я спинным мозгом количество попаданий посчитал. Всяко больше чем у меня было. Молодец! Воевал где?

— Спасибо, товарищ полковник. В Китае год назад довелось.

— А чего ж ты все с комсомольским значком да двумя кубарями ходишь? Сбитые есть?

— Четыре в группе и недавно слышал еще одного лично сбитого над заливом мне, наконец, подтвердили. А по званию, это вы начальству вопрос задайте.

— И задам, но это потом. А сегодня очень уж душевно мы с тобой слетали. Надо бы разбор провести, да даже не знаю, чего тебе еще советовать. Скорее, мне у тебя есть чему поучиться. В общем, держи краба «супостат»! А не хочешь ли ты комэск, ко мне его перевести? А то он у тебя и в званиях не растет, да и талант свой, гляжу, впустую прожигает.

— Тут такое дело, товарищ полковник. Можно вас на пару слов…

«Угу. Расскажи-расскажи ему Олегыч, какой я злостный пьяница и нарушитель дисциплины. Чтоб, значицца, интерес-то к моей скромной персоне не менее скромным стал. А чего тут миндальничать. Да и так оно, в общем-то, и есть. Самому-то себе врать негоже. Э-э-эх».

Разговор Горелкина с Лакеевым длился недолго. Полковник сперва хмурил брови, но вскоре на его лице явственно проступила усмешка.

— Эй… лейтенант! Подойди-ка к нам.

— Товарищ полковник…

— Сюда слушай, старлей, и не шуми. Рассказал мне твой командир о ваших игрищах. Хоть и хитры вы тут, тихушники, но про вашу особую часть уже и так слухов до хрена гуляет. Значит так, чекисты! Вашу операцию с угоном самолета скаженным японцем я на нашем аэродроме прикрою. Сделаем так, чтобы наказывать некого было. Пришлете ко мне на один день своего молодого летеху временным дежурным по аэродрому, и сами же его потом накажете. Хоть петлицы с него перед строем снимайте и розгами порите, главное чтобы его тут же под белы рученьки увели, и моментально на Родину вывезли. Смушкевичу я ничего не скажу, потом сами с ним разбирайтесь. И готовьтесь тут, я к вам своих командиров звеньев поочередно присылать буду. Чтобы вроде как у другого пленного японца поучиться. Так что будем мы этот сегодняшний «цирковой опыт» для общей пользы развивать… Но и сами глядите у меня! Недели две у вас на все про все будет после той «злостной халатности». Как хотите, но чтоб в эти сроки вы со своими «ромашками» уложились! Ну, а потом вместе нормально воевать начнем. Договорились?

Горелкин переглянулся со своим замом и выразительно кивнул. Павла пожала плечами. А чего говорить, когда и так все ясно. В этот день было еще несколько учебных боев. Гостей попотчевали обедом и столь же радушно проводили. Ведь провожать гостей не менее приятно, чем их встречать. Вернулись посланные на разведку звенья. После этого комэск собрал у штаба командиров звеньев и поставил им новые учебные задачи. Потом прозвучал жесткий запрет на все полеты, и самолеты дружно спрятались под пыльного цвета чехлами. Только на стоянке дежурного звена стояло несколько укрытых маскировочными сетями «Кирасиров» и один из них, блистая дюралевым боком на солнце, бесстыдно демонстрировал торчащее из крыла крупнокалиберное бревно «авиапушки». Через полчаса в сонное царство затихшего, словно перед бурей аэродрома, въехало несколько тентованных грузовиков. В кузовах и в кабинах автотранспорта красовались синими околышами фуражек соратники Горелкина, Полынкина и Гусака. Павла как раз уточняла учебные планы своим подопечным, когда на сцене этого степного театра развернулись кульминационные события. Выскочивший из кабины лейтенант госбезопасности бодрой рысью направился к замершему в стороне от машин Горелкину. У машин разминали ноги, и вяло переговаривались бойцы охраны этого нежданного каравана. Водители шустро подсуетились и заливали воду в радиаторы. В этот момент, в кузове одного из грузовиков, судя по крикам и колыханию тента, развернулась рукопашная схватка. Несколько низкорослых людей со связанными руками спрыгнули с машины и кинулись в степь. Матерная тирада моментально стряхнула оцепенение с бойцов охраны аэродрома и гебистов, прибывших вместе с пленными. Через несколько минут ожесточенного преследования все четверо беглецов были пойманы, показательно избиты и сурово скручены веревками в форме буквы «зю». Пятому и шестому японцу, сбитым с ног прямо у машины страданий выпало чуть поменьше, но новая форма фиксации досталась и им. При этом голову всем пленным прикрутили к коленям. Да так сильно это было выполнено, что обратно в кузов бойцам охраны пришлось своих подопечных не подсаживать, а просто забрасывать, как мешки с песком. Ругань раздавалась еще некоторое время. Горелкин же, сурово отчитав бестолкового начальника каравана, отпустил его каяться в грехах, и вскоре колонна, наконец, двинулась дальше…