Я рванула подол платья, подняв многочисленные слои струящейся материи над головой. Бросила его на песок, расстегнула лифчик, тоже бросила его. Затем с торжествующим криком, с высоко поднятой головой вошла в океан. Вода была немного холодной, я вздрогнула от первой волны, окатившей тело. Но мне было все равно. Я пошла не для того, чтобы купаться. Я вошла в воду, чтобы окончательно очиститься. Смыть негативную энергию, смыть все.

Я опустила голову под воду и рассмеялась, вынырнув на поверхность. Вот что значит жить. И этот момент мне необходимо было запомнить. Жизнь продолжалась.

Кенсингтонский дом был просто еще одной работой. Просто еще один способ заработать на жизнь, пока я занимаюсь тем, к чему испытываю страсть. Когда-нибудь у меня будет прорыв, но до тех пор, будь я проклята, если позволю этим издателям сломить меня. Я буду двигаться вперед, буду писать.

Уверенная, что ритуальное сожжение и импровизированное купание нагишом сделали свое дело, я поспешила обратно из воды. Мои шаги были легкими, как воздух, а улыбка расцветала. Какое бы заклинание ни наложило на всю эту чепуху безумное увлечение моей матери, оно, похоже, сработало. Достаточно поверить во что-нибудь, и это станет реальностью.

Но когда я вышла к костру, чтобы забрать свою одежду, с ужасом обнаружила, что уже не одна. И что еще хуже, я узнала человека, стоявшего у костра.

Я так и не смогла забыть его лицо. И уж точно не это лицо. И тело. И уверенную позу.

Нет, хотя прошло уже шесть лет, я так и не смогла забыть Пенна.

И того, что он сделал со мной.

2. Натали

Прямо передо мной стоял моя мечта и мой ночной кошмар.

Одетый, как Бог, сошедший со съемочной площадки Джеймс Бонд, с темными волосами и голубыми глазами, мерцающими в отблеске тлеющих углей. Шесть лет только усилили его магнетическое очарование. Резкие черты его слишком красивого лица. Вездесущая ухмылка, которая была заметна на этих идеальных губах. Застенчивый взгляд, когда он засунул руки в передние карманы своих черных брюк от костюма.

Тогда я была еще девчонкой. Молодой, наивной и невероятно невинной. Я считала его мужчиной — смелым, честным, эмоциональным, намного большим, чем сама жизнь. Теперь, когда я смотрела на него то, задавалась вопросом, как я могла думать о нем как-то по-другому, чем о мошеннике. Он из тех мужчин, которые могут очаровать тебя одним взглядом и выманить из трусиков несколькими фразами. Он относится к тем мужчинам, от которых нужно тут же разворачиваться и уходить.

Я и представить себе не могла, что увижу его снова. Никогда не думала, что будет, если столкнусь с ним лицом к лицу. Но теперь, когда я столкнулась, слова сами собой слетели с моих губ.

— Какого черта, ты здесь делаешь? — Ахнула я.

Он удивленно склонил голову набок. Я была уверена, что он не привык к такому обращению. Он определенно был из тех людей, которые всем управляют и к ним прислушиваются. Его мало кто мог удивить. Он не очень-то был открыт, поэтому не допускал в свою жизнь людей такого типа, как я.

— Что здесь делаю я?

Его голос был таким же, каким я его запомнила. Гладким, как масло, и глубоким, завораживающим. Мне тогда казалось, что я сама себе придумала его голос, словно он так со мной не говорил. Тогда я пришла к выводу, что все касательно него, приукрасила и на придумала, он был не таким на самом деле. Но, стоя здесь, задалась вопросом, хорошо ли я его помнила, чем могла себе представить.

Я приготовилась к разговору, воздвигнув стальные стены вокруг своего сердца, разума и тела. Я не так легко сходилась с людьми. И мне нужно было подготовиться к его манипуляциям. Пусть гнев, который я лелеяла все эти годы, сокрушит его наповал, как он тогда ранил меня.

— Именно это я и сказала, — огрызнулась я.

Наконец, я остановилась у костра и поспешила накинуть платье, представляющее белый балахон, длинное в пол, в котором было больше ткани, чем смысла, что делало мою возможность отыскать горловину довольно трудным занятием, даже при хороших обстоятельствах.

А сейчас были не самые лучшие обстоятельства.

Я боролась с платьем и слоями материи, отчаянно пытаясь найти отверстие, через которое можно было бы просунуть голову. Словно мало мне было того, что я столкнулась с Пенном впервые за шесть лет, совершенно голая.

Мне это показалось даже смешным. Тогда он тоже видел меня в последний раз голой.

— Ты не должна купаться нагишом на этом пляже. Разве ты не знаешь, что это частные владения?

— Все я прекрасно знаю.

Наконец, я нашла низ платья и натянула его через мокрые волосы. Мои длинные серебристо-белые волосы иногда могли быть большой помехой. Если бы только я позволила своей лучшей подруге Эми убедить меня отрезать волосы до задницы, но нет. Мне нужно было иметь еще одну неприятность, чтобы я с трудом могла надевать платье.

— А костры полагается разводить только в заранее утвержденных металлических контейнерах. — Он посмотрел на мой импровизированный костер. К этому времени он почти уже погас. — Не говоря уже о том, что нужно иметь, по крайней мере, двухгаллонное ведро воды, чтобы погасить пламя.

Я закатила глаза. Он это все серьезно мне говорит?

Моя эйфория от ритуала начала постепенно испаряться. Ну, это продолжалось недолго.

Фыркнув, я поправила низ юбки, вытащила мокрые волосы из-под платья и схватила лопату с земли. Могучим рывком засыпала догорающие угли кучей песка.

— Вот так! — Выплюнула я. — Теперь мы можем вернуться к тому, что важно? Например, что ты здесь делаешь после стольких лет.

Он нахмурился, словно смущенный моим заявлением. И тут меня осенило.

Он меня не узнал.

Пенн понятия не имел, кто я такая.

Боже мой.

Я не думала, что может стать все еще настолько хуже и унизительнее. Конечно, я выглядела как сумасшедшая, сжигая душераздирающие письма с отказами, а затем раздеваясь догола и плавая в Атлантике. Но теперь парень, которого я проклинала годами, стоял передо мной... и смотрел на меня так, словно никогда меня не видел.

Шесть лет — долгий срок.

Да.

Большинство людей, скорее всего, не вспомнят, с кем у них была связь на одну ночь с тех давних пор. Я знала, что это было немного неразумно — расстраиваться из-за этого. Но, черт возьми, я расстроилась.

Не должно так быть, когда проводишь самую потрясающую ночь в своей жизни с совершенно незнакомым человеком, а затем полностью забываешь этого мужчину! Типа, мне наплевать, кто ты, черт возьми. Типа, мне наплевать, сколько раз у тебя был секс на одну ночь.

И совершенно ясно, что это был не первый раз у Пенна (мой первый раз!), но все же, как он мог забыть меня?

— После стольких лет? — переспросил он.

— Неважно, — проворчала я. — Вопрос в том, что ты здесь делаешь. Ты живешь поблизости? Я думала, что это неподходящее время года для богатых находиться в Хэмптоне. День памяти в честь Дня труда, верно?

Я не смогла сдержать сарказма в голосе. Нет смысла посвящать этого ублюдка в то, откуда я его знаю. Если он живет где-то поблизости, меня ждет просто адское наблюдение за домом мэра.

— Большинство людей уехали. Но это мой дом, и именно поэтому мне интересно, что ты здесь делаешь?

— Это и есть твой дом? — Прошептала я, указывая на дом на берегу. — Нет, он принадлежит мэру Кенсингтон. Она наняла меня присматривать за ним этой осенью. Это не может быть твой дом.

Он пожал плечами и вздохнул.

— Я не предполагал, что здесь кто-то будет еще, — сказал он, явно расстроенный моим появлением.

— Но... Но... что?!

И тут меня осенило, сердце остановилось. У меня отвисла челюсть. Я резко выдохнула, не веря своим ушам.

— Ты — Кенсингтон?!

Он робко улыбнулся в ответ.

— Скорее да, это наш семейный дом.

— Ты, должно быть, издеваешься надо мной. — Я недоверчиво покачала головой.

Мне казалось, что совершенный мной ритуал должен был очистить мою жизнь от дерьма. Не поднимать еще одно дерьмо на поверхность. Мать твою.

Я не могла еще и об этом думать. Не с моим повышенным раздражением из-за писем с отказами. Я пробыла здесь всего три дня. Мне казалось, что я буду здесь жить, что это сон, ставший явью. Все указывало на то, что скорее всего я должна буду убраться к чертовой матери из Хэмптона. Потому что, черт возьми, что еще жизнь собиралась подбросить мне? Неприятности приходят по трое. Так говорила моя мама.

— Не могу, — сказала я, подняв руку, чтобы он ничего не отвечал. Затем схватила спички и бурбон, который он с любопытством рассматривал, а затем потопала прочь с лопатой на плече.

— Гм... куда ты идешь?

— Я не хочу с тобой разговаривать, — заявила я ему.

Меня не волновало, что я вела себя непрофессионально. И, вероятно, разрушала свой шанс остаться в этом доме. Не то чтобы я хотела работать на женщину, которая родила этого засранца. Но в данный момент мне просто нужно было от него уйти. Мне нужно было уйти, расслабиться и решить, что делать дальше. Если я еще раз увижу это великолепное лицо и улыбку, то, скорее всего, огрею его лопатой.

Но Пенн, похоже, совершенно меня не слушал. Он бросился за мной. Не обращая внимания на песок в своих мокасинах и на то, что он испортит свой, вероятно, безумно дорогой костюм.

— Ээээ, ты оставила это, — сказал он, протягивая мне лифчик.

Я взвизгнула, жонглируя лопатой на плече, выхватив лифчик у него из рук. Отлично, черт побери. Это был не первый раз, когда он держал мой лифчик или что-то в этом роде, но, боже, именно в этот момент мне необходимо было передохнуть. Мне необходимо было это проделать.

— Не за что, — пробормотал он себе под нос.

Я не собиралась рассыпаться благодарностями ему за это. Поэтому держала рот на замке.

— Ты собираешься сказать мне, почему у тебя такой вид, будто ты готова меня поджечь? — спросил он. При этом он выглядел совершенно спокойным, вполне любопытным, явно находясь в своей стихии.

Я была для него загадкой, которую он должен был разгадать. Ему необходимо было запереть меня в ящик, чтобы понять, как управлять моими эмоциями по своему капризу.