Жора приземлился метрах в пятидесяти от командира и, в отличии от Марка провалился в снег по пояс. Освободившись от парашютных ремней, он медленно двинулся к Марку, громко рассуждая вслух.

   - Я всегда говорил, что гениальные изобретения человечества пара...

   Голос штурмана оборвался так неожиданно, словно он наткнул-ся на стену, и Марк увидел, как на лице, груди и животе Жоры появляются страшные рваные отверстия.

   Грохот автоматной очереди резко ударил по ушам. Марк быстро обернулся и, шагах в двадцати, увидел немецкого пилота с последнего бомбардировщика, вышедшего из-за густого кустарника. Комбинезон, подбитый мехом, меховые унты, теплые перчатки и шлем завершали почти полярную экипировку врага. Черный зрачок ствола автомата смотрел прямо в лицо Марка. Спокойные глаза пилота выражали полное безразличие.

   Немец нажал на спусковой крючок. Раздался сухой щелчок.

   Осечка!

   Фашист лихорадочно передернул затвор, перезаряжая автомат.

   Этого оказалось достаточно, чтобы Марк, выхватив из набед-ренного кармана нож, перехватил его за лезвие и метнул.

   Сверкнув в воздухе, клинок вонзился в горло немецкого летчика по самую рукоять. Пилот захрипел, изо рта у него хлынула кровь. Пытаясь удержаться на подкосившихся ногах, он из последних сил нажал на спуск.

   Автомат загрохотал, вырабатывая последние патроны из магазина. Пули тупо ударили в грудь и живот, отбросив Марка назад. Упав в снег, он почувствовал, как тугая волна горячей крови хлынула в горло. Дыхание оборвалось, и смертельное небытие погасило его сознание.

   - Ну, как у нас дела, молодой человек? - пожилой профессор положил руку на плечо молодого худощавого ассистента, сидевшего над стереоэкраном хроновизора.

   - Все как вы и предполагали, профессор. Все машины уничтожены. Только извините, профессор, настолько ли это было необходимо?

   Профессор недовольно взглянул на помощника.

   - Вы опять за свое, Гаррисон? Поймите, данное вмешательство просчитано до мелочей и решение на него принимал Совет. Вы же помните расчеты. Если в тысяча девятьсот сорок первом году немцам удалось бы уничтожить рудник, то Гитлер, вероятнее всего, выиграл бы войну. И тогда, молодой человек, вряд ли кто взялся бы предсказывать те последствия, которые бы вызвал такой итог войны во все последующие времена вплоть до нашего две тысячи шестьсот семьдесят четвертого года. Конечно, исходя из вашей теории, возможно Время само вправило бы хронологический вывих, но Совет решил подстраховаться и принять дополнительные меры, раз уж у нас теперь есть такая возможность, - профессор замолчал, явно довольный своей речью.

   - Тогда имело смысл перебросить не один истребитель, а скажем целую эскадрилью?

   - Не забывайте, сударь, мы ограничены в расходе энергии, тем более, что переброска людей во времени связана с риском возникновения хронологических парадоксов. Чем больше человек переместиться сквозь время, тем более непредсказуемым будет результат. Теория указывает на это явно.

   - А как же эти двое?

   - В этом случае можете быть абсолютно спокойны. По архивным данным министерства обороны Ирака от тысяча девятьсот девяносто первого года эти двое были сбиты и погибли именно в том воздушном бою, из которого мы с вами их так удачно выручили.

   Профессор сунул в рот пилюлю с тонизирующей добавкой и пошел к выходу.

   - Да, чуть не забыл. Подготовьте, пожалуйста, одну копию записи на Ученый Совет к пятнадцати часам. И как поживает ваша диссертация? Я думаю, ее уже можно завершать. Кстати, можете воспользоваться, - он кивнул на хроновизор. - Разрешаю, - и закрыл за собой дверь.

   Молодой ученый повернулся к аппарату и взглянул на экран.

   В глубине голографического изображения на залитом кровью снегу неподвижно лежали три человека в изодранных пулями летных костюмах. И только белые плывущие облака отражались в мертвых глазах смотрящего в чужое небо пилота.

   Ассистент протянул руку, чтобы выключить хроновизор, но вдруг ему показалось, что одна из фигур на экране пошевелилась.

   Он впился глазами в изображение. Так и есть. Русский пилот снова пошевелил рукой.

   Ученый сомневался несколько мгновений. В следующую секунду его пальцы быстро забегали по пульту управления, набирая соответствующие команды. Экран потемнел. Лишь тело пилота и небольшое окружающее его пространство оставались в светлом, резко очерченном кругу.

   На экране мягко высветилась дата и точное время событий, наблюдаемых на экране хроновизора. Компьютер приятным голосом вежливо запросил временные координаты точки перебро-ски.

   - Текущее время, - ответил ученый. - Нет! Постой... Когда в комплексе заканчиваются работы?

   - В двадцать два часа тридцать минут, - без задержки ответил компьютер.

   - Установи время перехода на двадцать три часа.

   Отдав распоряжение, ученый опустил палец на красную клавишу. Он взглянул на неподвижное тело пилота, и на мгновение в голове возникла мысль: "Может, все зря?"

   Палец до отказа вдавил клавишу в гнездо. На табло расхода энергии замелькали двенадцатизначные цифры. Светлый круг на экране хроновизора подернуло прозрачной дымкой, в которой словно растворилось тело пилота. Через секунду на залитом кровью снегу остались лежать два тела и часть парашюта исчезнувшего летчика.

   Молодой человек облегченно откинулся в кресле и минуту сидел неподвижно. Затем решительно отключил установку телепортации во времени и пространстве и твердым уверенным шагом направился к выходу из лаборатории.

   Выходя из комплекса, он приказал компьютеру не обесточивать лабораторию и взглянул на яркие, висящие над уходящим в облака городом гигантские цифры, отсчитывающие время.

   До двадцати трех часов время еще оставалось, и он решил перекусить перед бессонной ночью.

   Сознание медленно выплывало из тумана небытия. Вместе с ним волнами поднималась боль. Она накатывалась словно языки огня сначала облизывала каждую клетку, а потом проглатывала ее, распространяясь все дальше от груди, наполняя собой каждый нерв , каждый мелкий сосудик. Пожар внутри разгорался все сильнее.

   Марк застонал. Тотчас по телу заструилась прохлада, боль исчезла, и он снова погрузился в тягучую темноту.

   Когда он очнулся снова, боли не было. Марк открыл глаза и осмотрелся. Он лежал на мягком белоснежном ложе, больше напоминающем ложемент космонавта, чем кровать, посреди овальной комнаты. Потолок и стены комнаты излучали мягкий ненавязчивый свет, не дающий теней. Рядом в широком, таком же белоснежном кресле, спиной к Марку дремал парень лет двадцати трех - двадцати пяти.

   Марк сел. Раздался мелодичный звонок, и кресло развернулось лицом к пилоту. Парень открыл глаза.

   - Где я? - спросил Марк.

   - Говорите по-английски, - попросил собеседник и предста-вился. - Гаррисон. Том Гаррисон. Можно просто Том.

   - Марк Огнев, - в свою очередь представился Марк.

   - Это мне известно, - сказал Том и улыбнулся. - Как вы себя чувствуете?

   - Спасибо. Великолепно.

   - Вы очень быстро справились. Часа за четыре. Другому бы понадобилось раза в четыре больше времени, - сказал Том и, помолчав секунду, добавил: - Если бы вообще понадобилось.

   Он указал взглядом на обнаженный торс Марка. Марк опустил глаза и увидел у себя на животе и груди шесть практически одинаковых наполовину рассосавшихся шрамов. Он ощупал спину. Там была симметричная картина.