— Вы не можете знать этого. Она сама могла употреблять наркотики. У нее могла выработаться к ним привычка. В таких случаях результаты не заставляют себя ждать. Она могла подняться среди ночи, посмотреть на себя в зеркало и увидеть чертей, тычущих в нее пальцами. Такие вещи случаются.
— Мне кажется, вы заняли у нас достаточно много времени, — сказал Грейсон.
Я встал, поблагодарил обоих, сделал три шага по направлению к двери и спросил:
— После ареста Тэлли вы ничего не предпринимали?
— Я встречался с помощником окружного прокурора по фамилии Лич, — проворчал Грейсон. — Но ничего не добился. Он не увидел оснований для вмешательства его ведомства. Даже не проявил интереса, когда я упомянул о наркотиках. Но заведение Конди примерно через месяц все же закрыли. Может быть, мой визит как-то на это повлиял.
— Скорее всего, это полиция Бэй-сити решила пустить пыль в глаза. Наверняка Конди окопался где-нибудь в другом месте. Целехонький и со всем своим оборудованием.
Я снова направился к двери, а Грейсон поднялся со своего кресла и потащился вслед за мной. Его желтое лицо раскраснелось.
— Я не хотел бы показаться невежливым, — пробормотал он. — Вы, вероятно, думаете, что нам с Летти не стоило так упорно размышлять над этим делом все это время?
— Мне кажется, вы оба проявили настойчивость, — сказал я. — А не был ли во всем этом замешан еще кто-нибудь, кого вы не упомянули?
Грейсон покачал головой, потом посмотрел на жену. Ее руки держали на штопальном яйце очередной носок. Голова чуть склонилась набок. Она, казалось, вся ушла в свои мысли.
— Судя по тому, что мне рассказывали, миссис Алмор в тот вечер в кровать уложила медсестра доктора Алмора. Могла это быть та самая медсестра, с которой у доктора, как вы предполагаете, был роман? — спросил я.
— Подождите минуточку, — резко сказала миссис Грейсон. — Ту женщину мы никогда не видели, но у нее было красивое имя. Подождите минутку.
Мы ждали.
— Какая-то Милдред, — наконец сказала она.
Я глубоко вздохнул.
— Может быть, Милдред Хэвилэнд, миссис Грейсон?
Женщина радостно улыбнулась и закивала.
— Ну конечно, Милдред Хэвилэнд. Юстас, ты разве забыл? Неужели ты забыл, Юстас?
Он забыл. Он смотрел на нас, словно лошадь, которую поставили не в свое стойло. Открыл дверь и пробормотал:
— Какое это имеет значение…
— И еще вы сказали, что Тэлли был невысокого роста, — вспомнил я. — А не был он, к примеру, эдаким крикливым задирой с грубыми манерами?
— О, нет, — ответила миссис Грейсон. — Мистер Тэлли мужчина не выше среднего роста, средних лет, волосы у него рыжеватые, а голос очень тихий. У него было какое-то — беспокойное выражение лица. Я имею в виду, что такое выражение было у него все время.
— Может быть, ему оно было для чего-нибудь необходимо, — сказал я.
Грейсон протянул мне свою костлявую руку, и я пожал ее. Было такое ощущение, что обмениваешься рукопожатием с вешалкой для полотенец.
— Если доберетесь до него, — сказал Грейсон, плотно зажав трубку во рту, — приносите счет. Я, естественно, имею в виду, если доберетесь до Алмора.
Я сказал, что понял, кого он имел в виду, но никакого счета не будет.
Я вышел в безмолвный коридор. Пол в лифте был застелен плюшевым ковриком.
24
Дом на Вэстмор-стрит оказался небольшим одноэтажным каркасным строением позади большого дома. Номера на нем видно не было, но на двери впередистоящего дома виднелся подсвеченный лампочкой трафарет «1618». Мимо окон большого дома на задворки вела узкая бетонированная дорожка. Перед нужной мне дверью была малюсенькая веранда с единственным стоящим на ней стулом. Я поднялся и позвонил.
Звонок прозвенел совсем близко. Входная дверь была открыта, но вход преграждала дверная решетка; за ней было темно.
Из темноты донесся недовольный голос:
— Ну что там еще?
— Мистер Тэлли дома? — сказал я, обращаясь в темноту.
Голос стал вялым и равнодушным.
— А кто его спрашивает?
— Знакомый.
Женщина, находившаяся в темноте, произвела горлом какой-то неопределенный звук, который, должно быть, означал, что ответ ее позабавил.
— Ну ладно, — сказала она. — Сколько теперь?
— Это не счет, миссис Тэлли. Я полагаю, вы миссис Тэлли?
— Ох, шли бы вы да оставили меня в покое. Нет здесь мистера Тэлли. Не было его и не будет.
Я почти прижал лицо к решетке и попытался заглянуть в комнату. Разглядел смутные очертания мебели. В том месте, откуда слышался голос, стояло что-то похожее на кушетку. Женщина лежала на ней. Лежала она, похоже, на спине и глядела в потолок. Лежала совершенно неподвижно.
— Я болею, — произнес голос. — У меня всюду неприятности. Уйдите и оставьте меня в покое.
— Я только что разговаривал, с Грейсонами, — сказал я.
Несколько секунд женщина молчала, не двигаясь, потом послышался вздох.
— Отроду о таких не слышала.
Я прислонился к дверной раме и посмотрел туда, откуда вела узкая дорожка. На противоположной стороне улицы стояла машина с зажженными подфарниками. Стояли там и другие машины.
— Нет, слышали, миссис Тэлли. Я на них работаю. Они не сложили оружия. А вы? Вы ничего не хотите сказать?
— Я хочу, чтобы меня оставили в покое, — произнес голос.
— Мне нужна информация, — сказал я. — И я ее получу. Если удастся, то без шума. А нет — тогда со скандалом.
— А, еще один легавый? — спросил голос.
— Вы же понимаете, что я не полицейский, миссис Тэлли. Грейсоны не стали бы разговаривать с полицейским. Позвоните им и спросите.
— Никогда о них не слышала, — ответил голос. — А если бы и слышала, то у меня все равно нет телефона. Проваливай, легавый. Болею я. Уже месяц как болею.
— Моя фамилия Марло, — сказал я. — Филип Марло. Я частный детектив из Лос-Анджелеса, и я разговаривал с Грейсонами. У меня уже есть кое-что, но еще мне хотелось бы поговорить с вашим мужем.
Женщина на кушетке издала слабый смешок, едва долетевший до меня с другого конца комнаты.
— «У него уже есть кое-что», — передразнила она. — Как это все знакомо. Боже мой, как же знакомо. У него кое-что есть. У Джорджа Тэлли тоже однажды кое-что было.
— Он может все вернуть, — сказал я, — если сделает верный ход.
— Если вы пришли за этим, — сказала женщина, — то его можете вычеркнуть прямо сейчас.
Вместо ответа я поскреб подбородок. На улице позади меня кто-то включил фары. Я не понял, зачем. Потом выключили. Похоже, происходило все это рядом с моей машиной.
Бледное пятно лица на кушетке двинулось и исчезло. На его месте показались волосы. Женщина повернулась лицом к стене.
— Я устала, — произнесла она. Звук голоса гасила стена. — Чертовски устала. Убирайтесь, мистер. Будьте добры, уйдите.
— Может быть, поможет небольшая сумма?
— Вы не чувствуете сигарного дыма?
Я принюхался. Никакого дыма не почувствовал.
— Нет, — сказал я.
— Они приходили сюда. И пробыли Два часа. Боже, как я устала от всего этого. Уходите.
— Послушайте, миссис Тэлли…
Она повернулась на кушетке, и в темноте опять возникли смутные очертания ее лица. Я почти различал глаза.
— Это вы послушайте, — сказала женщина. — Я вас не знаю. И знать не хочу. Сказать мне вам нечего. А если бы и было чего, то все равно не сказала бы. Живу я здесь, мистер. Если только это можно назвать жизнью. Хоть так, все-таки. Я хочу хоть немного тишины и покоя. А теперь уходите, оставьте меня одну.
— Впустите меня, — попросил я. — Мы могли бы все обсудить. Уверен, что смогу доказать вам…
Внезапно женщина снова перевернулась на кушетке и грохнула ногами об пол. В ее голосе послышался нескрываемый гнев.
— Если вы сейчас же не уйдете, — сказала она, — я заору как сумасшедшая. Немедленно. Сию же секунду!
— Ладно, — быстро проговорил я. — Я оставлю свою карточку. Это чтобы вы не забыли, как меня зовут. Вдруг еще передумаете. — Я достал карточку, просунул ее сквозь прутья решетки и сказал: — Спокойной ночи, миссис Тэлли.