Я положил письмо на стол и сказал:

— Это очень важно. Вы помните, из-за чего возник скандал с Келтермэном?

— Что-то связанное с изменением в структуре кристаллов. Я могу выяснить. — Маколей взял первую страницу письма. — Он пишет, что в тот вечер получил от нее тысячу долларов. А я передал ей пять тысяч.

— Четыре тысячи пошли в счет наследства дяди Джо? — пошутил я.

— Похоже на то. Странно: никогда бы не подумал, что она дурачит Вайнента. Надо будет выяснить судьбу остальных денег, которые я ей передавал.

— Вы знали, что она сидела в Кливленде за шантаж?

— Нет. В самом деле?

— Под именем Роды Стюарт, согласно данным полиции. Где Вайнент ее откопал?

Маколей покачал головой.

— Понятия не имею.

— Вам известно что-нибудь о ее происхождении, родственниках и прочем?

Адвокат снова покачал головой.

— С кем она была помолвлена? — спросил я.

— Я не знал, что она помолвлена.

— Вот на этом пальце она носила бриллиантовое кольцо.

— Это для меня новость, — сказал Маколей. Он прикрыл глаза и задумался. — Нет, не помню, чтобы когда-нибудь видел ее с обручальным кольцом. — Он положил кисти рук на стол и улыбнулся. — Ну да ладно, каковы шансы уговорить вас заняться тем, чего хочет Вайнент?

— Небольшие.

— Так я и думал. — Маколей дотронулся до письма. — Что смогло бы заставить вас изменить свои намерения?

— Я не…

— Если мне удастся убедить Вайнента, чтобы он с вами встретился, это поможет? Если я скажу ему, что это единственный способ склонить вас…

— Я бы охотно с ним встретился, но тогда ему придется высказываться более откровенно, чем в этом письме.

— Хотите сказать, что считаете Вайнента возможным убийцей? — медленно спросил Маколей.

— Про это я ничего не знаю, — сказал я. — Полиция тоже об этом ничего не знает, и вряд ли у них наберется достаточно улик, чтобы арестовать Вайнента, даже если его и разыщут.

Маколей вздохнул:

— Нелегко быть адвокатом идиота. Попробую его убедить, но не знаю, получится ли из этого что-нибудь.

— Я хотел спросить: в каком он финансовом положении? Так же крепко стоит на ногах, как раньше?

— Почти. Естественно, депрессия ударила и по нему, и гонорары от его плавильного процесса сейчас, когда металлургия в кризисе, сильно сократились, но на пятьдесят-шестьдесят тысяч в год он всегда может рассчитывать за счет своего пергамина и патентов, а также на еще кое-какой добавок за счет… — Маколей чуть помолчал и спросил: — Вас беспокоит, сможет ли он заплатить вам?

— Нет, просто интересуюсь. — У меня появилась мысль. — Кроме бывшей жены и детей, у Вайнента есть родственники?

— Сестра, Алиса Вайнент, с которой он не общается уже года четыре или пять.

Я догадался, что это та самая Алиса, к которой Йоргенсены не пошли на Рождество.

— А из-за чего они поссорились? — спросил я.

— В интервью одной газете Вайнент заявил, что не считает пятилетний план русских обреченным на неизбежный провал. Вот фактически и все, что он сказал.

Я рассмеялся:

— Она…

— Она еще похлеще Вайнента. Иногда выкидывает такое… Когда ее брату удалили аппендикс, она с Мими поехала на такси навестить его; по дороге им навстречу ехал катафалк, мисс Алиса побледнела, схватила Мими за руку и прошептала: «О, дорогая! А вдруг это… как же его зовут?»

— Где она живет?

— На Мэдисон-авеню. Адрес есть в телефонной книге. — Маколей поколебался. — Думаю…

— Я не буду ее беспокоить. — Прежде чем я успел сказать что-то еще, зазвонил телефон.

Маколей приложил трубку к уху и сказал:

— Алло… да, говорите… Кто?.. О, да… — Мышцы вокруг рта у него напряглись, глаза расширились. — Где? — Он еще немного послушал. — Да, конечно. А я успею? — Он взглянул на часы на левом запястье. — Времени в обрез. Встретимся в поезде. — Адвокат положил трубку. — Это лейтенант Гилд, — пояснил он. — В Аллентауне, Пенсильвания, Вайнент пытался покончить жизнь самоубийством.

Когда я вошел в «Пальма клаб», Дороти и Квинн сидели за стойкой. Меня они не замечали до тех пор, пока я не встал рядом с Дороти и не сказал:

— Привет, ребята.

На Дороти была та же одежда, в которой я видел ее последний раз.

Она посмотрела на меня, потом на Квинна, и лицо ее залила краска.

— Так значит, ты ему все рассказал.

— Девочка сердится, — бодро проговорил Квинн. — Я взял тебе те акции. Чего выпьешь?

— Как обычно. Ты прекрасная гостья: исчезла и как в воду канула.

Дороти снова посмотрела на меня. Царапины на ее лице побледнели, синяк почти исчез, а губы потеряли припухлость.

— Я доверяла вам, — сказала она, и мне показалось, что вот-вот девушка заплачет.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вы знаете, что я хочу сказать. Я вам доверяла, даже когда вы пошли к маме на ужин.

— А почему бы и нет?

Квинн сказал:

— Она сегодня весь день сердится. Не приставай к ней. — Он положил руку на ладонь девушки. — Ну-ну, милая…

— Заткнись, пожалуйста. — Дороти высвободила свою руку. — Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, — сказала она мне. — Там, у мамы, вы с Норой потешались надо мной…

Наконец-то я начал понимать, что случилось.

— Это она тебе сказала, а ты и поверила? — рассмеялся я. — До двадцати лет дожила, а до сих пор веришь в ее ложь? Предполагаю, что она позвонила тебе сразу же, как мы ушли. Мы поссорились, поэтому пробыли там недолго.

Дороти опустила голову и проговорила тихим, несчастным голосом:

— Ох и дура я. — Потом она вцепилась в мой рукав обеими руками и воскликнула: — Слушайте, пойдемте к Норе. Я должна извиниться перед ней. Я такая дрянь. Будет поделом мне, если она…

— Конечно… Но давай сначала выпьем.

— Брат Чарлз, — сказал Квинн, — позволь, я пожму твою руку. Ты снова принес свет в жизнь нашей крохотной малютки и радость в… — Он опорожнил бокал. — Поехали к Норе. Выпивка там тоже хорошая, а обойдется дешевле.

— Почему бы тебе не остаться здесь? — спросила его Дороти.

Квинн рассмеялся и покачал головой.

— Ну уж нет, может, ты и оставишь здесь Ника, а я поеду с тобой. Я сегодня весь день терпел твои сопли: теперь хоть обсохну на солнышке.

В «Нормандии» мы застали Нору в компании с Гилбертом Вайнентом. Гилберт поцеловал сестру, пожал мне руку, а после того, как был представлен, и Гаррисону Квинну.

Дороти тут же начала приносить длинные, искренние, но не очень вразумительные извинения.

— Перестань, — попросила Нора. — Нечего тут прощать. Если это Ник тебе сказал, что я обиделась или сержусь, то он просто врун греческий. Давай, я возьму твое пальто.

Квинн включил радио. Судя по ударам гонга, было пять тридцать одна с четвертью.

Нора попросила Квинна:

— Возьми на себя роль бармена: ты знаешь, где что стоит, — и утащила меня в ванную. — Где ты ее нашел?

— В баре. Что здесь делает Гилберт?

— Говорит, пришел повидаться с сестрой. Вчера вечером она домой не возвращалась, и он думал, что она еще у нас. — Нора рассмеялась. — Хотя, когда он узнал, что ее нет, то не очень удивился. Он сказал, что Дороти вечно где-то шатается, что у нее дромомания из-за матери, и это представляет интерес с медицинской точки зрения. Еще он сказал, что Стэкель утверждает, что люди, подверженные дромомании, страдают также клептоманией, и чтобы это проверить, он разбрасывает везде свои вещи и смотрит, не украдет ли их Дороти. Но она никогда не украла.

— Он совсем еще мальчик. Про отца он ничего не рассказывал?

— Нет.

— Может быть, он еще не слышал: Вайнент пытался покончить с собой в Аллентауне. Гилд и Маколей уехали туда. Не знаю, говорить детям или нет. Интересно, приложила ли Мими руку к тому, что Гилберт пришел сюда?

— Не думаю, но раз ты…

— Да нет, просто интересно, — сказал я. — Долго он уже здесь?

— Около часа. Забавный он ребенок. Учит китайский и пишет книгу «Знание и вера», не на китайском, конечно, и еще ему нравится Джек Оки.