— Повсюду развешана Зоина одежда, — продолжала рассказывать Вера. — Это уже квартира не Герша, а ее. Представляете, Зоя собирает грамзаписи речей Сталина! Теперь она ежедневно проигрывает их на патефоне Герша.
Нина рассмеялась:
— Это будет ему наказанием!
— Не представляю, как ты смогла его простить, — сказала Полина.
С ее кожей явно было что-то не в порядке. Рубцы сошли, но остались маленькие темные пятна на щеках, напоминающие крапивницу, только сероватого, а не красного цвета.
— Мне его жаль, — сказала Вера. — С самого начала было ясно, что Зоя положила глаз на его комнату. Она использует его. Просто не хочет жить со своей семьей, вот и женила на себе Герша.
«Интересно, это она сама придумала или Аарон заставил ее поверить в подлый Зоин план? А может, он и себя в этом убедил? Во всяком случае, вариантов несколько».
Пока Нина размышляла, Полина посмотрела на часы и сказала:
— Пора идти.
Сегодняшний день — их единственный шанс посмотреть достопримечательности, точнее, походить по магазинам. Хотя выходить за границы советского сектора запрещалось, американский, французский и британский секторы находились так близко, что здесь можно было купить недоступные товары.
— Я уведомлю Арво.
Молодой человек был комсомольским работником, приставленным к находящемуся на гастролях коллективу. Полагалось ставить его в известность о своем передвижении по городу.
— Пусть сам догадается, где мы, — сказала Нина.
Существовала большая вероятность того, что в холле гостиницы им встретится кто-нибудь из группы восточногерманских сопровождающих, которых они видели вчера на приеме, организованном в честь артистов Большого театра, и которые, судя по всему, постоянно находились неподалеку.
Но внизу никто их не встретил. Балерины сдали ключ от номера суровой женщине за стойкой у лифта и вышли из гостиницы под серое, затянутое облаками небо. Вера только пожала плечами, а Полина заметно расслабилась, и они пошли по полого спускающейся вниз улице. Нина ловила заинтересованные взгляды прохожих и сначала решила, что они выделяются в толпе одеждой, хотя она вроде ничем не отличалась от той, в которую были одеты немцы. Нет, дело было не в одежде, не в том, что они русские, а в их манере держаться. У них осанка балерин и грациозная поступь. Волосы у всех троих собраны на макушке. Особенно выделялась Полина, чья манера ходить очень напоминала четвертую позицию. Танец стал частью ее натуры. Нина заметила, что каждая из них ходит по-своему. У Полины походка самоуверенная и немного неестественная. Вера двигается от бедра, носки вытянуты вперед, и походка у нее легкая. Нинина осанка отличается прямотой и кажущейся расслабленностью. Голова горделиво держится на длинной шее. Плечи отведены назад. Спина прямая, как вертикальная линия. Полная противоположность людям, спешащим по своим делам. Все они сутулятся, словно от холода или под тяжестью повседневных забот.
Почти без труда они нашли магазин балетного платья, который им рекомендовали. Больше всего они мечтали приобрести нейлоновые трико, которые в отличие от выпускаемых советской промышленностью шелковых не вытягиваются на коленях. Но трико не оказалось в наличии, поэтому они запаслись пятновыводителями и пудрой для лица. Продавец дал им адрес магазина, в котором они смогут купить все, что нужно. Понимающе прищурившись, он махнул рукой в сторону ближайшей станции метро и на ломаном русском языке, помогая себе жестами, объяснил, как добраться до магазина.
Садясь в поезд подземки, они чувствовали себя авантюристками. Вагон был переполнен, пришлось стоять. Через две остановки после объявления названия станции в громкоговорителе раздался официальный голос, произнесший довольно длинную фразу на немецком. Большинство пассажиров устремились к дверям.
— Вы поняли, что он сказал? — забеспокоилась Полина.
Из всего Нина поняла только два слова, которые уже слышала раньше на официальном мероприятии, организованном вчера в честь артистов Большого театра: «demokratischen Sektoren».
Только когда двери закрыли, она догадалась о значении объявления. Ее сердце бешено забилось, но Нина промолчала. Поезд тронулся. Следующая станция та, о которой им говорил владелец магазина. Вместе с подругами Нина вышла на платформу.
Из подземного перехода они поднялись на ярко освещенную улицу. В витринах магазинов горели неоновые вывески. Повсюду установлены огромные красочные рекламные щиты. Таких Нине еще не доводилось видеть. И много людей. Их одежда показалась ей наряднее, чем у немцев, которых она видела прежде.
— Вот о чем объявлял диктор, — сказала Нина.
На лицах подруг было написано понимание.
— Нам нельзя сюда! — испугалась Полина.
— Мы не специально, — прошептала Вера, удивленно оглядываясь.
Люди вокруг выглядели благодушными и спокойными. Нигде ни следа битого кирпича. Здания, хотя и хранили напоминания о прошедшей войне, выглядят чище и куда лучше освещены, чем в «demokratischen Sektoren».
— Поскольку мы все равно здесь, идемте за покупками, — предложила Нина.
Она старалась, чтобы ее слова звучали уверенно, но из памяти не шли инструкции Арво и восточногерманских товарищей: ни в коем случае нельзя пересекать границы «demokratischen Sektoren», а то приспешники западного капитализма могут их похитить. Пытаясь сохранять хладнокровие, Нина прочла записанный на листке бумаги адрес нужного им магазина. Вера сверилась по карте.
— Нам сюда! — сказала она, увидев указатель с названием улицы.
Нина и Полина, глядя на схему Берлина, последовали за ней.
На углу Вера внезапно остановилась. Перед ними был киоск с овощами и фруктами. Сбоку, словно в сказке, высилась гора ярко-желтых бананов.
Полина и Вера стояли и смотрели на чудо, а Нина, взяв себя в руки, оглянулась по сторонам. Люди равнодушно шли мимо, ничуть не удивляясь ни бананам, ни рекламным щитам, ни ярко освещенным витринам. Всюду слышалась непринужденная болтовня, постукивание добротной обуви по асфальту. Куда ни глянь — довольные лица…
— Пойдемте, — отворачиваясь от бананов, сказала Вера.
Нина с трудом поборола соблазн потратить деньги не на трико, а на великолепные экзотические плоды.
— Может, пройдем здесь? — указывая на узкий переулок, предложила Полина.
В конце концов, они не делают ничего предосудительного, просто хотят купить вещи, необходимые им для работы.
Магазин оказался крошечной лавочкой без вывески. Внутри — парики, трико, ткани, о существовании которых они и представления не имели. Помимо бижутерии там продавались настоящие драгоценности, духи, кофе в зернах и английские сигареты. Владелицей магазинчика оказалась пожилая женщина с заплетенными в косу седыми волосами. Кроме нее, здесь не было никого.
Они растерялись, не зная, на что решиться. Нина купила отрез ткани для мамы, сигареты Виктору и трико для себя, а Вера и Полина все пересматривали товары. Хозяйка магазина, давая Нине сдачу, сунула ей в руку клочок бумаги:
— Может, пригодится.
Голос у нее был мягким, немецкий акцент едва слышен. Нина решила, что ей почудилось, но настойчивость пожилой женщины убедила ее. Она была настолько ошарашена случившимся, что только кивнула и положила записку вместе со сдачей в карман.
— Посмотри-ка! — крикнула ей Полина из противоположного угла.
В руке у нее были карманные часы.
— Это подарок Сергею!
Клочок бумаги в кармане обжигал пальцы Нины, словно зажженная спичка или тлеющие угли. Сердце ее бешено билось. Чтобы успокоиться, Нина подошла к Полине.
— У тебя с ним серьезно? — стараясь не выдать своего волнения, спросила она.
— Он такой замечательный, Нина! Я так счастлива!
Полина спросила, сколько стоят часы. Пока она расплачивалась, Нина думала о записке, лежащей в кармане. Что в ней и зачем хозяйка магазина дала ее Нине? Почему именно ей, а не ее подругам? Любопытство терзало душу, но она не осмеливалась заглянуть в нее.
Купив все, на что хватило денег, балерины направились прямиком к метро. Чувство вины довлело над ними. Нина старалась не глазеть на ярко освещенные витрины магазинов, на невиданные ткани, из которых были сшиты пальто и шляпы прохожих. Она стыдилась своего любопытства. Увиденное пошатнуло веру в то, чему ее учили. Почему «приспешники западного капитализма», о которых ей столько говорили, выглядят такими довольными и добродушными? Почему на улицах не лежат горы оставшегося после войны кирпича и всюду торгуют бананами? Очередей и сутолоки тоже не было видно.