«Витязь... — усмехнулся в душе Савчук. — Какой к чертям я витязь?! Ну, тонул в лодке, разоружал мины и торпеды... А кто не рисковал? Нет, я самый обыкновенный. Вот Маша — она у меня необыкновенная...»
Словно догадавшись о его мыслях, Рудин спросил:
— И Машу с собой возьмешь?
Савчук сказал, что она уже была на Севере. Морякам «Бодрого» подарила картину.
— Она все еще ведущим хирургом в клинике? — спросил адмирал.
— Там. Ей очень тяжело, — отозвался Савчук. — Много приходится оперировать. Собирается уходить на пенсию. Признаться, и я об этом подумываю.
Рудин наклонился к нему.
— Никуда ты отсюда не уйдешь. Не сможешь уйти. Связаны мы с морем накрепко. И моряки знают и любят тебя. Новая мина принесет тебе еще большее уважение и еще большую славу. Савчук рассердился:
— Илья Павлович, да вы что? О какой славе речь? Не ради славы мы трудимся.
— Верно, не ради славы. Но когда особенно хорошо трудишься и добиваешься чего-то выдающегося, она сама тебя находит.
— Да, конечно, — смутился Савчук. — Не о ней думаешь, а о деле. И на войне о ней мы не думали, когда рисковали, крови и самой жизни не щадили. Да, Илья Павлович, вы давно обещали рассказать мне о годах службы на Балтике. Про мины всякие. И воевать вам приходилось, не так ли?
— А что, разве я один воевал? — лицо адмирала стало серьезным, каким-то настороженно-неприступным, как перед боем. — Не привык я как-то о себе рассказывать. Но если ты просишь... — Он передохнул. — У меня, как, видно, у каждого, кто видел рядом костлявую, война вот тут сидит... — Адмирал ткнул пальцем себе в грудь. — Ты ведь знаешь, я минером тогда был. В сорок первом корабли вышли на траление в район острова Соммерс. На первом же галсе подсекли три мины, на втором — две, а три взорвались в тралах. Мы море утюжим, а с острова фашисты бьют из орудий. Кругом снаряды рвутся, осколки свистят, а мы тралим. Уклонялись от обстрела — и наскочили на мину. Катер ко дну пошел. Не знаю, как я жив остался. На всю жизнь соленой воды напился... — Рудин сделал паузу. — На Балтике, скажу тебе, немцы преподали нам хороший урок: в первый день войны их авиация на кронштадтских фарватерах, у выходов из баз и на основных сообщениях флота выставила новые мины — магнитные. Иные командиры растерялись, а кое-кто плюнул на эти мины, мол, нас не возьмешь. Поплатились и те, и другие: в ночь на двадцать третье июня в устье Финского залива подорвался крейсер «Максим Горький», а эсминец «Гневный» затонул.
— И не мудрено! — воскликнул Савчук. — Балтику фашисты засорили изрядно: выбросили более двадцати пяти тысяч мин лишь за год. И что делали, стервецы? Ставили мины на мелководье, в акваториях портов. А тралов против магнитных мин у нас не было. В июле сорок первого вызвали меня в штаб флота, дали краткое описание баржи, оборудованной для траления магнитных донных мин на Черноморском флоте, и сказали: «Изучи — и внедри у нас». Это уже потом изготовлен был безобмоточный трал...
— Ну и что, катера оборудовали?
— Катера? — Рудин усмехнулся. — Где их взять было столько! Металлические баржи рельсами наполняли, всяким железом, а буксировали деревянными тральщиками. На моих глазах один такой тральщик подорвался... — Адмирал ненадолго умолк в раздумье. — А знаешь, Женя, мы умудрились применять против мин и «морские охотники». На полном ходу они создавали шумы, и мины взрывались. Труднее пришлось с минами, у которых был комбинированный взрыватель. Вытраливали их электромагнитной баржой. Катер-охотник сопровождал ее и создавал акустическое поле.
— А мы на Севере нередко уничтожали мины глубинными бомбами, сбрасывая их с кораблей, — сказал Савчук. — Тоже досталось...
Адмирал замолчал. Быть может, вспомнил он тот огненный рейс, когда пришлось ему участвовать в перебазировании флота из Таллина в Кронштадт. Между островами Керн и Вайндло немцы выставили около двух тысяч мин, а следовало провести здесь около двухсот кораблей и судов. Днем 28 августа корабли снялись с якорей. Флагманским в конвое шел штабной корабль минной обороны флота «Ленинград-совет».
— А знаешь, кто был его командиром? — Рудин сел на диван. — Амелько, нынешний адмирал. А я был рядом. Помню его слова: «У нас, матросы, один курс — Кронштадт. Мин у нас на пути предостаточно. Но мы проведем корабли. Должны провести!» Так вот, слушай дальше. Идут, значит, корабли за флагманом. И вдруг взрыв. В трале соседнего тральщика рванула мина. Но самое страшное было впереди, когда под вечер, миновав остров Керн, корабли вошли в плотное минное заграждение. Что тут было!.. Тяжко даже вспоминать. Несколько тральщиков подорвалось и затонуло. Многих моряков так и не удалось спасти. А тут с мыса Юминда бьют по нам фашистские орудия. Крики, стоны, мольбы о помощи. Только что сделаешь? А когда совсем стемнело, еще хуже нам пришлось. Тралы подсекали мины, а расстреливать мы их не могли — не видно было.
— И корабли рядом...
— В том-то и дело. Пришлось застопорить ход и стоять до утра. А на рассвете мы не могли сразу сняться с якоря: всюду у бортов мины. Матросы их шестами отталкивали... Добрались до острова Вайндло, а тут налетели самолеты и давай нас бомбить. В тральщик угодила бомба, меня задел осколок... — Рудин сделал паузу. — На этом переходе мы потеряли немало кораблей, но спасли основные силы флота. Блокировать минным оружием наш флот фашистам так и не удалось. Не удалось это им сделать и на Черноморском флоте. На минах подорвались лишь буксир, плавучий кран и эсминец.
— Я помню, — продолжал адмирал, — как вскоре на флот прибыла группа ученых из Ленинграда во главе с Курчатовым. Вместе с флотскими минерами они разгадали секрет устройства новых немецких мин, нашли способы их траления. Но это далось дорогой ценой, люди жертвовали жизнью — у каждой мины было хитрое защитное устройство. — Рудин немного помолчал. — И все же немцы обогнали нас в минном деле и сумели сохранить секрет.
— Не знаешь, как случилось? — удивленно сказал Савчук. — Мы собирались бить врага на его территории, то есть только наступать. Это определялось и нашей военной доктриной.
— Неубедительный довод, — возразил Рудин. — Мины нужны и наступающему. Немцы ими немало урона нам причинили. Дело не в доктрине.
— Конечно, главная причина не в ней, — вздохнул Савчук. — Просто у нас еще не было больших возможностей, чтобы создать все необходимые средства борьбы на море. А что касается доктрины, я за решительные действия в войне, за наступление, но в сочетании с сильной обороной! Но кое-кто об этом тогда забыл...
— Кто же, Сталин?
Савчук насмешливо скосил глаза.
— В свое время было модно во всех грехах обвинять Сталина. И ты к этому клонишь? Нет, и без Сталина у нас было кому отвечать за разработку военной доктрины. Но главное ведь не это, главное, что мы победили. Помнишь, праздничный приказ Верховного Главнокомандующего по случаю Дня Военно-Морского Флота в сорок пятом? В нем были такие слова: «Военно-Морской Флот выполнил до конца свой долг перед Родиной». Я. как моряк, этим горжусь!
Савчук закурил. Он подумал о том, что самая дальняя дорога начинается с первого шага. И в ученом мире нечто подобное; самое сложное и грозное оружие начинается с малого. И когда они заговорили о минном оружии, Савчук не мог не вспомнить, что самую уникальную конструкцию подводной лодки придумал русский генерал Шильдер.
— Генерал, да еще инженерных войск, — заметил Рудин.
Савчук сказал, что на этой лодке интересно срабатывала мина. Она висела на гарпуне, в носу лодки. По замыслу конструктора, гарпун вонзался в борт вражеского судна, лодка давала задний ход, разматывая за собой тонкий электропровод. И когда она уже находилась на безопасном расстоянии, нажималась кнопка, и ток от гальванической батареи взрывал мину. Примитивно, конечно, но для того времени мина считалась совершенством.
Рудин ничего не ответил, он подошел к карте, висевшей на стене, и устремил взгляд на Арктику.
— Ты не читал книгу Джорджа Стала, бывшего командира американской подводной лодки «Морской Дракон»? — неожиданно спросил адмирал.