— Вот-вот, — подхватил Леденев. — За тем и пришел к тебе... Можно ее увидеть?

Серов сказал, что она уехала на Кубань за сыном.

— Вроде собирался ехать ее муж Костя Гончар, да его посадили на гауптвахту. Это она мне сказала, Надя...

— Да, так получилось... — Леденев с минуту помолчал. — Ну, и как же теперь?

— Я устрою ее на узел связи, — сказал Серов. — Там работа не трудная, сиди себе за радиоприемником и слушай эфир. А сына определим в наш детсад.

«Душевный человек, — подумал Леденев о капитане. — Пожалуй, надо ему сказать о Кесареве. Он должен понять, ведь Вера — его дочь...»

— Вы с нашим Кесаревым знакомы? — спросил Леденев.

Серов усмехнулся.

— Сережу Кесарева? Кто же из рыбаков его не знает, а? Минер каких на флоте мало.

— Я не о том, — смутился Леденев. — Ваша дочь Вера...

— Я вас понял, — прервал его Серов. — У меня был разговор с Верой. Она уезжает. Далеко уезжает. С мужем уезжает.

Они долго еще говорили, а в заключение Серов доверительно сказал:

— Ничего, все уладится...

Кесарев собирался на берег, когда ему принесли письмо. Он узнал почерк Наташи и, сам не зная почему, разволновался. Ему казалось, что вспышка ревности у Наташи угасла, и она по-прежнему будет для него ласковой и доброй. Но он ошибся, все оказалось очень серьезно.

Кесарев с нетерпением разорвал конверт.

Кесарев свернул листок, на душе стало холодно, будто льдинка туда попала.

— Сергей, ты разве не ушел в город?

Это в каюту заглянул Грачев.

— Нет, а вот теперь пойду. И знаешь куда? — Глаза у Кесарева засверкали. — К Вере. Не веришь? Она сказала, что когда мне тяжело, я могу к ней прийти, А мне сейчас очень тяжело...

— Глупости, — бросил Грачев. — Подумай о Наташе.

— Она сама о себе подумала...

— Напиши ей, объясни все, — Грачев добродушно улыбнулся. — Ну? Садись за стол и пиши.

Кесарев горько усмехнулся:

— Поздно. Не надо писать. Все кончено. Она уже не моя, Наташа...

В его руках Грачев увидел письмо. Спросил:

— От нее?

— Да.

— Что пишет? Дай прочесть...

— Зачем? Странно, весьма странно. — Кесарев встал, надел тужурку. — Я спешу на берег. Ты уже одно ее письмо читал, это — не лучше.

«Что ж, придется идти к замполиту», — подумал Грачев, глядя вслед Кесареву.

Был уже поздний вечер, когда Кесарев постучался к Вере. Она сразу открыла ему дверь.

— Сергей? — удивилась Вера, поправляя прическу. На ней был темно-зеленый халат. — Что случилось? Ты, кажется, пьян... Садись вот сюда, — она закрыла дверь и тоже присела рядом.

Сергей сказал, что он заходил к штурману и, по случаю дня рождения, выпил немного вина.

— Ждала? — Он смотрел ей в лицо.

Вера потупила глаза. Теперь только Кесарев заметил, что губы у нее накрашены, брови тоже...

— Зачем красишься? — сердито спросил он. — Ты и так хороша. — Скажи, ты ждала меня?

Вера смутилась, она хотела что-то сказать и все не решалась. Тогда Сергей достал из кармана письмо и протянул ей.

— Читай... Она ушла от меня. Сама ушла. Уехала в тот день, когда я ночевал у тебя. Она все знает, понимаешь? А я и не скрывал. Я сказал ей, что ты любишь меня. Ведь так?.. Ох и устал я... — Он зевнул, прилег на диван.

Вера молча прочла письмо, вернула его Сергею.

— Спрячь... — Она встала и, заложив руки за спину, стала ходить по комнате. Он понял, что она разволновалась, но ему было уже все равно. Наташа бросила его, и Сергей теперь свободен.

— Она права, я никогда ее не любил, — Кесарев говорил тихо, будто боялся, что его услышат другие. — Я просто привык к ней, и если бы не сын, я бы давно бросил ее. Ты веришь?

Вера молчала.

— Голубка моя, — воскликнул Сергей, — да ты чем-то опечалена? Забудь все, теперь я рядом... Я, Верунчик, теперь твой. Навсегда. Так и скажу всем. Это ужасно, что не я, а она меня бросила. Ведь правда? Но я не хочу ей мстить. Ради сына не хочу. Я не хочу быть подлым. Я просто не люблю ее, и все... Я, может, давно бросил бы Наташу, но иногда мне ее жаль. А сын? В нем ведь течет моя кровь!

— Ну, ну, а еще что скажешь? — с вызовом спросила Вера.

— А то, что ты не была матерью и тебе не понять Наташу. — Сергей немного помолчал. — Может, и плохим я стал для нее, но подлым я никогда не буду. Нет. Я буду на сына платить алименты, а когда он вырастет, возьму его к себе на корабли. К этому времени у нас с тобой, Верунчик, будут свои дети. Скажи, ты любишь детишек? Молчишь, да? А я очень люблю. Без сына мне тут одному тошно. Нет, не подумай, что мне и с тобой тошно. С тобой мне весело, очень даже. Ты веселая, но... — Он умолк, подбирая нужные слова, а она вздрогнула, как чайка на воде, пристально уставилась на него. — Ты веселая, — повторил он, — но какая-то холодная ко мне. А может, ты по натуре такая? Я никогда с тобой не говорил так прямо, как теперь. Но я не могу иначе. — Он приподнялся на локтях, увидел в ее глазах туман. Протянул к ней руку. — Ты чего это?

Вера отдернула руку и отстранилась.

— Сережа, выслушай... Я тебя не люблю, — вдруг сказала она. — Да, романтик, не люблю. И не любила...

Кажется, теперь до его сознания дошел смысл ее слов. Он вскочил с дивана.

— Ты... ты... шутишь, да? — Он через силу улыбнулся, попытался обнять ее, но она отстранилась.

— У меня есть муж, Сережа. Ты разве не знаешь? — Она сделала паузу, как бы размышляя, что сказать еще. — Ты глупый... Поезжай к своей Наташе, покайся, и она тебя простит. А я... Нет, я не могу... Я скоро уезжаю в Ригу. Бориса переводят туда штурманом дальнего плавания. Дают квартиру. Я очень рада, Сергей. Я ведь родилась в Риге, там мой отчий край. А папа не хочет ехать с нами. Он сказал, что когда родится внук или внучка, тогда он приедет. И я рожу ему внука.

Кесареву не верилось, что все это говорит Вера, та самая Вера, которая еще недавно клялась ему в любви, жалела, что не вышла за него замуж. Ну и дурень он, что ходил к ней, верил ей. Теперь ему не хотелось видеть ее, смотреть в ее сияющие голубые глаза; нет, ее глаза сейчас не были голубыми, в них — чернота, как цвет неба глубокой темной ночью. Он так был растерян, что не знал, как дальше говорить с ней, да и о чем говорить? Может, одеться и молча уйти? Нет, так просто Сергей уйти не мог. Никак не мог.

— Но ведь ты... — начал было он и запнулся. — Ты говорила, что жить без меня не можешь?

Вера громко, надрывно захохотала.

— Эх ты, романтик! — И жестко добавила: — Не будь наивным, Сергей. Я просто жалела тебя... А Наташу твою ненавидела. Мне захотелось украсть у нее тебя, и я это сделала. Я украла... И теперь я довольна. Теперь я думаю о Борисе, о детях. Ты любишь детей. А я что — враг своему счастью? Нет, мой дорогой, хватит нам забавляться. У тебя своя дорога, у меня своя... И, пожалуйста, больше не приходи. Я дала слово... отцу.

Она стояла так близко, что Кесарев видел под глазами у нее черные крапушки. Она стояла, слегка склонив голову, на ее белой, слегка тронутой загаром шее, блестел медальон. Она смотрела на него с усмешкой, в ее глазах было столько равнодушия, что ему захотелось ударить ее, ударить так, чтобы она заплакала, чтобы из ее милых глаз полились слезы. Она всегда к нему была равнодушной, он просто не мог раньше этого заметить.

«Красивая обманщица, — грустно сказал он себе. — Это ужасно, но это правда. Я чуть не плачу, а она совершенно спокойна. Даже артистка, играя роль влюбленной, волнуется. А она до жути спокойна. Она смеется надо мной. Она это умеет...»