Гриша Кривошей, хотя и сильно переутомился на экзаменах и так исхудал, что на ушах стали просвечиваться хрящики и шея сделалась тонкой, как прутик, — Гриша не щадил себя: носил столы, воду на кухню, бегал к знакомым за усилителем для магнитофона и делал еще много чего полезного. Дарья Капитоновна тоже старалась изо всех сил (в ее задачу входила сервировка столов), и когда сталкивалась с сыном, всякий раз говорила ему:

— Гриша, перестань обдирать нос! Посмотри в зеркало, на что он похож.

— А я виноват, что он лупится? — отвечал озабоченный Гриша.

— Не нужно было выставлять его на солнце.

— Что ж мне, отрезать его? — нервничал Гриша.

Гриша был высокий, чернявый, довольно симпатичный парень, если не считать этого некстати лупившегося носа и сильной худобы, приобретенной на экзаменах. Гриша уже успел рассказать Саше, как он держал экзамены, что спрашивали и что он отвечал, и как нежданно-негаданно для себя оказался зачисленным. Гриша решил с месяц поучиться в институте, чтоб не сразу огорчать родителей, а потом вернуться и пойти слесарем в депо. Он спросил Сашу, правильно ли решил, она ответила: «Не знаю». Тут ее позвала подружка Лена Кожемяка, и Саша ушла с Леной в свою комнату.

Однако время, как известно, не стоит на месте. Оно шло, шло и дошло до половины третьего. Пора было ехать в загс. Тем паче что все было готово к выезду: «газик» был оплетен цветами, на капоте сидела кукла (в отличие от куклы на «Победе» Поликарпа Семеновича, это был мальчик в черных штанишках), Гриша, облаченный в черную пару и белую рубашку, чинно расхаживал по двору. На крыльце, с букетами и шампанским, топтались приодетые свидетели, которым в загсе следовало поручиться за новобрачных, иными словами, засвидетельствовать прочность их обоюдной любви. Остановка была за невестой. Она одевалась в своей комнате, и одевалась уже без малого часа два.

Так прошло пять, еще пять и еще пять минут.

Тогда стоявшая возле свидетелей Дарья Капитоновна громко напомнила всем, что регистрация назначена на три часа и опаздывать неудобно. Слова ее влетели в открытое кухонное окно и попали прямо в уши Груне Серобабы. Груня решительно отставила в угол рогач и солдатским шагом направилась к Сашиной комнате. За ней в ту же комнату вошел Гнат.

Прошло еще минут десять, и появилась Саша. Она была вся в белом, и лицо у нее было белое как мел. Все, кто обязан был присутствовать в загсе, сели в «газик» и уехали. И поспели вовремя, даже за две минуты до трех часов, так как езды до загса от дома Серобаб было ровно четыре минуты.

За маленьким столиком, стоявшим в отдалении от большого стола, сидела худенькая девушка, беловолосая и белобровенькая. Увидев их, девушка отчего-то испугалась и стала медленно-медленно подниматься со стула.

— Ой! — тихонько сказала она, прижимая к груди худенькие руки. — Ой, хоть бы вы на два часика раньше. А так вас не распишут сегодня.

Наступила общая пауза, примерно такая, как в финале гоголевского «Ревизора».

— Как — не распиш-ш-шут? — наконец спросил Гнат Серобаба, шумно протягивая букву «ш».

— Ой, вы знаете, у нас такое несчастье, — дрожащим голосом стала объяснять девушка. — У заведующей час назад аппендицит случился, ее «скорая» забрала. Я сейчас в больницу звонила, так уже вырезали.

Можно было возмущаться и честить на все лады директоршу Белолапу, подложившую свинью со столовой-рестораном, но кто бы осмелился упрекнуть женщину, которая только что побывала под ножом хирурга и которая (чего не бывает!) еще возьмет да и умрет внезапно. И потому Дарья Капитоновна без всякого возмущения сказала девушке:

— А вы… Будьте уж так любезны, распишите вы.

— Ой, разве я имею право? Я простая секретарша, — ответила девушка. Она немного успокоилась, видя, что люди не ругаются и не возмущаются. — У меня ж ни брачных свидетельств, ни печати нет. Все в сейфе заперто, — указала она худенькой рукой на сейф в углу. — А ключи заведующая с собой на «скорой» увезла.

— Девушка, — сказал ей Гнат Серобаба, расправляя ссутуленные плечи и молодцевато покручивая ус, — у меня свои ключи есть, от своего сейфа. А вдруг да откроют ваш? — Он достал из кармана связку ключей и сделал два шага по направлению к сейфу.

Девушка снова испугалась и, испугавшись, загородила Гнату Серобабе дорогу.

— Ой, я вас не пущу! — испуганно сказала она. — Там каждая бумажка на учете. Мне заведующая не разрешает в сейф лазить.

Но тут Дарья Капитоновна, сам Гриша и двое свидетелей с букетами и шампанским окружили девушку и просяще заговорили:

— Девушка, распишите. Что вам стоит?..

— Ну, позвольте открыть сейф!..

— Сделайте милость, вы же добрая, сразу видно…

— Вы такая славная. Ну, пожалуйста…

И девушка не устояла. Так ей улыбались, так ее хвалили, так она вдруг выросла сама в своих глазах, что не побоялась и сказала:

— А вот возьму и распишу без заведующей. Давайте ваш ключ от сейфа!

— Нет, нет, не нужно! — взволнованно сказала молчавшая до этого Саша. — Зачем же нарушать порядок? Лучше мы подождем, пока поправится заведующая.

Гриша Кривошей, удивясь таким словам своей невесты, незаметно тронул Сашу за руку, давая понять, что она сморозила глупость, а Дарья Капитоновна просто вытаращилась на Сашу, чтоб она молчала, ибо может все испортить. Но беленькая девушка не придала никакого значения замечанию Саши. Наоборот, желая сделать доброе дело и чувствуя, что в силах его сделать, ответила:

— Так это ж когда она поправится? Это ж сколько вам ждать? А у вас же, наверно, и свадьба готова.

— А как же, девушка, как же, дорогая! — молодцевато отвечал ей Гнат Серобаба, подступая со своими ключами к сейфу. — И вас к себе приглашаем. Сейчас все бумажки заполним — и поехали с нами!

— Так еще, если откроется, — сказала девушка, уже опасаясь, что сейф не откроется и она не сделает доброго дела.

В эту минуту в сейфе что-то дважды щелкнуло, еще раз прищелкнуло, и Гнат Серобаба потянул на себя скрипящую дверцу. Сейф открылся, все увидели на нижней полочке стопку драгоценных бланков, а на верхней пустые фужеры и, увидев это, восторженно вздохнули.

— Ой! — всплеснула худенькими руками девушка. Она зарделась, как малина, осознав ту великую ответственность, которая пала на нее, и сказала: — Теперь все садитесь и чтоб тихенько. Я буду расписывать.

И хотя у девушки дрожала рука, когда она выписывала тушью брачные свидетельства, хотя на лбу у нее выступили от напряжения капельки и она часто глубоко вздыхала, тем не менее все она сделала как следует: красиво заполнила брачные свидетельства, не смазала на них печати и четко поставила штампики в паспорта новобрачных. А потом, как делала заведующая, поднялась из-за стола и сказала Саше и Грише, обливаясь краской и немного запинаясь:

— Разрешите поздравить вас с законным браком. Вы создали новую семью. Любите друг друга, берегите друг друга и свою семью. Пусть ваша семья всегда будет крепкой. Помните, что семья — это ячейка государства и чем крепче ваша ячейка, тем крепче наше государство. Желаю вам счастья от себя лично и от имени нашего горсовета. — Девушка протянула худенькую руку и пожала руки Саше и Грише.

— Спасибо, — тихо ответила Саша.

— Благодарю вас, — сказал Гриша, придавая голосу внушительную солидность.

Все стали целовать Гришу и Сашу. Потом распили из загсовских фужеров шампанское, оставили девушке-секретарше самый большой букет цветов и поехали играть свадьбу.

В тот же самый день в городке Щ. случилось одно удивительное событие, о котором вспоминают до сих пор. И хотя оно не имеет прямого отношения к жителям Липовой аллеи и к нашим свадьбам, о нем непременно следует рассказать.

В тот самый час, когда семейство Огурцов-Секачей вернулось на вишневых «Жигулях» из гороховской церкви, в тот час, когда Настя и Петро Колотухи катили на «Победе» Поликарпа Семеновича в направлении города Чернигова, в тот час, когда у Серобаб смолили кабана, а в распахнутые ворота въезжали на «газике» опутанные веревками столы и стулья с задранными вверх ножками, в тот час в лесу, примыкавшем прямо к городку, сидели на солнечной поляне двое парней и играли «в дурачка».