Их пропустили сперва в наружный двор, потом провели в залу с огромным камином, где гостей оставили на час. За это время они успели обсохнуть и тихо обсудить дальнейший план действий – уже с несколько иной ролью Арны.

Через час с небольшим дверь залы распахнулась и на пороге появился полуседой мужчина средних лет, в темно‑синей ливрее с распахнутыми птичьими крыльями на плече.

– Лорд Птица согласен принять вас, господа, – торжественно, но в то же время странно‑естественно проговорил он.

– Шениль, как же вы так… – еле слышно пробормотал Эстис. Но дворецкий дома Карнэ услышал.

– Вы поймете меня, юный господин, когда сами узрите Его величие, – тихо добавил он, обращаясь к Змею. – Следуйте за мной, господа!

Шениль вел их через помещения внешнего замка, через внутренний двор и сквозь анфиладу комнат – в главный зал, как пояснил на ходу граф. Арна, проходя мимо некоторых дверей, содрогалась – слишком сильны были мучения несчастных девушек, отданных на растерзание людям Птицы, и эманации боли и ужаса до сих пор витали в воздухе. На миг Танаа подумала, что она на месте Эстиса не стала бы здесь жить. Даже потом, когда последний из преданных Птице людей умрет и эти земли вновь вернутся под руку де Карнэ.

Наконец дворецкий остановился перед высокой дверью, возле которой замерли по стойке «смирно» четверо вооруженных людей. По знаку Шениля один из них отворил дверь, и дворецкий приглашающим жестом указал Змею на проход.

– Лорд Птица, к вам граф Эстис де Карнэ со спутниками! – объявил он, низко поклонившись сидящему в высоком кресле худощавому мужчине. Арна почти услышала, как заскрипели зубы Змея, – Птица сидел на месте его отца.

Лорд и правда смахивал на париасца цветом волос и чертами лица, но довольно светлая кожа явственно указывала на наличие предков‑имперцев, а то и северян. Глубоко посаженные темно‑карие, почти черные глаза быстро пробежали по лицам вошедших.

– Что привело тебя ко мне, враг мой? – негромко осведомился он, остановив взгляд на лице графа.

Эстис сделал несколько шагов вперед и, не дойдя до захватчика чуть больше десяти футов, опустился на одно колено.

– Лорд Птица, ваши люди постоянно нападают на нас. И пусть нам пока что удается отбивать атаки – но я прекрасно понимаю, что продлится это ровно до тех пор, пока вам не надоест. А потом вы сметете наш город с лица земли и убьете всех, кто не подчинится вам.

– Вы правы, граф. Только в одном ошибаетесь – когда я наконец возьмусь за вашу деревню, я убью всех. Те, кто хочет остаться в живых, сами придут ко мне еще раньше, – спокойно проговорил Птица, поглаживая кончиками пальцев лежащий на подлокотнике кресла крылатый шлем.

– Я предполагал нечто в этом роде, – кивнул Змей. – Потому и пришел. Лорд, мы готовы отпереть ворота и, если вы потребуете, вообще снести частокол. Я пришел с предложением нашей верности вам и вашему господину, – выпалил он и задержал дыхание, нервно кусая губы.

– Даже так? – по худощавому лицу самозваного лорда скользнула усмешка. – Граф, я прекрасно осведомлен о клятве, которую вы принесли на могиле жены и дочери, и я понимаю, что на самом деле вы желаете только одного – мести. За семью, за всех ваших людей, за отца, за то, что я сейчас сижу в его кресле и ваш по праву замок принадлежит мне, как и все ваши земли, за исключением того крохотного клочка, что вы гордо зовете городом. Почему я должен вам верить?

– Потому что я – не вы, – зло бросил Эстис, поднимая голову. – И мне дороги жизни моих людей. Я не хочу, чтобы они умирали из‑за моего желания мстить. Сперва я должен позаботиться о том, чтобы им ничего не угрожало, а потом уже – о мести.

– Достойно, – похвалил Птица. – Так зачем именно вы пришли?

– От лица нашего… нашей деревни принести извинения и просить о милости. Мы сдаемся и просим лишь сохранить нам жизнь, и не трогать наших женщин.

– Вот с последним могут быть проблемы, – лорд поморщился. – Мои воины – люди несдержанные, а здешние девушки красивы на свою беду.

– Понимая и осознавая это, я пришел не с пустыми руками, – Змей поднялся, сделав Арне знак подойти. – Лорд Птица, в знак нашей невраждебности и добрых намерений, я подкрепляю просьбу не трогать женщин подарком. – Он рывком сорвал с Танаа плащ.

Орогрим с шумом втянул воздух. Даже Эстис, знавший, что скрывается под грубоватой серой тканью, и тот не смог удержать восхищенного выдоха.

Птица чуть подался вперед, в его глазах засверкало вожделение. Казалось, его можно было убить прямо сейчас – настолько он был заворожен «подарком».

Стройное, гибкое тело скрывали несколько полос шелка, некогда бывшего любимым плащом графа, поверх которых было наброшено несколько слоев прозрачной ткани, укутывавших точеную фигуру полупрозрачным облаком. Живот и бедра обвивали тонкие цепочки – Эстис собрал весь запас украшений, какие только были у него и какие остались от его жены. Горло охватывал тонкий золотой ошейник, сделанный из ожерелья, от него тянулась цепочка. В рассыпавшихся по плечам волосах поблескивали нити мелкого жемчуга, а умело наложенный макияж превратил просто милую девушку в роскошнейшую красавицу, за которую бешеные деньги отдал бы любой париасец, хоть сколько‑нибудь интересующийся женщинами. Да и немало кто из тех богатых имперцев, что игнорировали закон о запрете рабства.

Эстис взял кончик цепочки, подвел Танаа к Птице и с поклоном передал конец цепочки ему.

– Я прошу лишь не трогать тех немногих женщин, что остались у нас, – вкрадчиво проговорил он.

Лорд кивнул, не отводя взгляда от просвечивающих сквозь тончайший шелк сосков. Он был искренне восхищен редчайшей красотой подарка – золотые волосы, необычайные сапфировые глаза, кожа, на вид напоминающая бархат… Он хотел ее, хотел прямо здесь и сейчас. Но тут же понял, что сейчас – все же не стоит, такой цветок лучше сорвать в спальне, ночью, когда все уйдут, и ничто не помешает ему насладиться стонами и криками, слетающими с этих коралловых губ.

– Поздравляю, граф, вам удалось убедить меня выполнить вашу просьбу, – хрипло проговорил он, проводя рукой поверх ткани по соблазнительному изгибу бедра девушки.

Арна задрожала, в глазах блеснули слезы. Птица вопросительно поднял бровь.

– Она совершенно невинна, лорд, – с поклоном пояснил Эстис. – Этого тела никогда не касались мужские руки, и вы станете для нее первым, кому она отдаст свое тело.

– Великолепный подарок! – с восхищением пробормотал Птица. – А что она умеет?

– Лишь то, чего можете захотеть вы. Эта рабыня не предназначена для каких‑либо работ, ее дело – доставлять эстетическое и плотское наслаждение. Она прекрасно поет, великолепно танцует, обучена шахматам и знает множество сказок и легенд.

– Танцует? Что ж, думаю, вы и сами не откажетесь на это взглянуть. Шениль, позови музыкантов!

Через минуту в зал в сопровождении дворецкого вошли скрипач, виолончелист, и молодая некрасивая девушка, на плече которой висел чехол с сэйрой. Музыканты быстро расселись у стены, чуть подстроили инструменты, и сэйристка вежливо поинтересовалась, что желает услышать лорд.

Лорд пожелал что‑нибудь, подо что можно танцевать сольный танец. Девушка кивнула, перекинулась парой слов с остальными музыкантами, и в зале зазвенели серебряные струны сэйры.

Арна отступила на шаг, быстрым движением обмотала цепочку от ошейника вокруг горла – чтобы не мешала. И начала двигаться, вслушиваясь в музыку телом – как учили ее в Дан‑ри, где немало внимания уделялось танцам, как способу добиться великолепного контроля движений.

Звенела сэйра, плакала виолончель, летела по залу мелодия скрипки – Танаа полностью отдалась упоению танца. Взлетали и опускались прозрачные ткани, на мгновения обнажая тело почти полностью, ритмично позвякивали цепочки, золотой волной стелились волосы…

– Стойте, – Птица поднял руку, музыка мгновенно стихла. Арна остановилась, повернулась к лорду, делая вид, что смотрит на него. – Я хочу, чтобы ты, танцуя, снимала с себя одежду.