А между тем по городу пошли слухи о рабочей дружине. Несколько раз черносотенцы, вооружённые ломами и кастетами, постыдно покидали поле боя.

Однажды Аркадий на острове, как всегда, проводил тренировочные занятия. Надо сказать, что занятия проводились по всем правилам конспирации. Они закидывали сети, несколько человек сидело на берегу с удочками, над костром висел закопчённый котёл с ухой. Комар носа не подточит, рыбалка как рыбалка.

Сегодня Аркадий впервые решил провести вольные бои. Ребята только надели перчатки, как с берега донеслась песня.

— Люблю я летом с удочкой…

Тревога!

Перчатки моментально полетели в кусты. Ребята бросились к костру. Зазвенели бутылки. Алексей растянул меха гармошки. Аркадий сел за этюдник. Затрещали кусты, и на поляну вышли двое. Твёрдые поля котелков, костюмы как с чужого плеча.

— Здравствуйте, господа, рыбалите?

— Есть немного, — Алексей отложил гармошку в сторону, — а вы что ж без снасти?

— Да мы своих ищем.

— А здесь ваших-то нет, — вмешался в разговор Ваня Чернов, — здесь только наши.

— Понятно… Почёт господину живописцу.

— Здравствуйте, — Аркадий встал, вытер тряпкой руки.

— Рисуете?

— Как видите.

— Ну рисуйте, рисуйте, не будем мешать.

И вновь затрещали кусты под тяжестью шагов.

— Ребята, надо менять остров, — сказал Аркадий, — эти двое из полиции.

Пять лет прошло с тех пор, как семёновцы сожгли баррикады на Пресне. Плывёт над Россией зловещая тень Столыпина. Цензура беспощадно душит левые газеты, тюрьмы забиты революционерами. А в Москве подполковник Спиридович создал новую «прогрессивную» организацию «Союз Русского народа». У них программа простая — весь вред на святой Руси от жидов, иноверцев и социалистов. А значит, бей, спасай матушку Русь.

А в городе демонстрации. Лавочники и дворники носят царёвы портреты и иконы, пьяно орут: «Боже, царя храни». Полиция не вмешивалась. Партия официальная. Пусть демонстрируют.

— У нас ведь свобода, — усмехался в усы полицмейстер.

Внизу со звоном вылетело стекло. Тяжёлые удары гулко разнеслись по дому. Закричала на улице женщина.

— Аркаша! Там эти, с иконами, лавочника-еврея бьют.

Лицо матери бледное, с прыгающими губами, в глазах ужас. Он шагнул к окну. Внизу люди, много, человек двадцать. Картузы, сапоги, бутылки, чубы на потных лбах. А на мостовой лежит, закрыв голову руками, сосед Лазарь Львович, хозяин маленького магазина книг.

Звенят стёкла. Слышно, как бьют сапоги. Гах, гах, гах.

Он как стоял, так и прыгнул вниз, в центр. Не лица — маски. Глаза мутные, звериные оскалы, дух пьяный.

— Назад, сволочи!

— Ах ты, жидовский заступник!

Поднялась рука с ломиком. Он повернулся резко и левой, всем корпусом. Под кулаком что-то хрустнуло. Гулко стукнула голова о мостовую. Теперь к стене. Спину прикрыть. Сбоку кастет мелькнул на солнце, словно головка змеи. Шаг вправо. Удар. Ещё, ещё. Толпа отскочила. Шестеро пластом лежали на земле.

— Что, взяли, сволочи!

А в голове одна мысль: «Вперёд, ты сильнее их!» Он прыгнул и ударил. Раз, другой, третий. Повернулись, побежали, топая сапогами, давясь матерщиной. Всё. Только пальцы ломит очень…

Стук в дверь и звон шпор. На пороге городовой.

— Господин Харлампиев, прошу со мной. Их высокоблагородие пристав Зыкин ждут.

А за столом усатый пристав, рядом изящный поручик в голубом мундире с серебром — жандарм.

— Нехорошо, нехорошо безобразничать, милостивый государь. Кто вам позволил разгонять демонстрацию? Вы посягаете на законы державы Российской. Просим покинуть город, иначе — суд за нанесение телесных увечий.

Вот тебе и поработал дома!

Опять дорога. Ну что ж, на сборы много времени не нужно. Этюдник, краски да маленький чемодан с пожитками.

До Сокольнического парка Аркадий доехал на паровом трамвае. Маленький паровозик, смешно свистя, пробирался сквозь осень. Вагон беспощадно трясло на стрелках. Аркадий стоял на открытой задней площадке и слушал, как недовольно бубнит кондуктор. Вот уже полтора года Харлампиев живёт в Москве. Шла первая мировая война. На фронт его не взяли: полицейское свидетельство о неблагонадёжности. Аркадий много рисовал.

Несмотря на войну, спортивная жизнь Москвы оживилась. Два года назад в Сокольниках у ОЛЛС (Общество любителей лыжного спорта) организовался первый в Москве кружок бокса. Аркадий сразу же начал там вести занятия. За два года он организовал несколько показательных матчей, на ринге выступили Кара-Малай, Никифоров, Габриэль, Молоканов, Коновалов, Котельвец, Бессонов.

Кроме ОЛЛС боксом занимались и в тяжелоатлетическом обществе «Санитас». Их тренер и теоретик петербуржец Борис Граве два месяца провёл в Лондоне, где тренировался у бывшего чемпиона Англии Ламберга.

В прошлом году в Киеве общество «Санитас» провело первые свои соревнования, в них участвовало 14 человек. Но, к сожалению, как ещё мало походили эти соревнования на настоящий бокс.

Аркадий вместе с коллегами из «Санитаса» разработал правила бокса. То есть просто они воспользовались английскими классическими правилами, определив формулу боя: четыре раунда по три минуты.

Московские газеты немедленно ополчились на инициаторов нового вида спорта.

Журнал «Русский спорт» номер семь, 1914 год.

«…В парке Сокольники некто Харлампиев, бывший цирковой акробат, продемонстрировал нашей публике английский бокс. Полноте, господа! Может быть, там, на берегах туманного Альбиона, интересно британцам по скулам бить друг друга, но у нас! Вполне достаточно, что пьяные мастеровые по праздникам дерутся. Английский бокс — плохой фарс. И совсем ни к чему заниматься им русским атлетам…»

«Русское слово» мая 1915 года.

«Английский бокс есть не что иное, как спортивное мордобойство, и не рефери там нужен, а околоточный…»

«Русское утро» мая 1915 года.

«Неудивительно, что бокс пришёл к нам с берегов Британии, ведь слово „хулиган“ имеет тоже английские корни. Разрешить занятия боксом — значит способствовать хулиганству…»

Да, московские газеты сразу же невзлюбили бокс.

Единственный печатный орган поддерживал пионеров бокса — журнал «К спорту». По инициативе его редактора и было организовано первое московское первенство России по боксу. Вот на него-то и торопился Аркадий в этот по-весеннему яркий день.

На одной из полянок Сокольнического парка поставили ринг. Собственно, его трудно было назвать рингом. Прямо на траве было постелено два слоя брезента. По углам вбиты тонкие колья, на них натянут канат. Вокруг несколько скамеек для публики. Рядом палатка, где переодевались боксёры.

Около ринга суетился устроитель соревнования — редактор и владелец журнала «К спорту» Чесноков.

— Аркадий Георгиевич, а мы вас заждались. Ну как, голубчик, в форме?

— Конечно, — Аркадий улыбнулся, — как всегда. Скоро начало?

— С минуты на минуту. Пожалуйте переодеваться.

В палатке собрались все двенадцать участников соревнования. Тяжеловес Кара-Малай. Огромный, плечистый, с шеей циркового борца. Плотно бинтовал широким поясом живот.

— А вы это напрасно делаете, — Аркадий начал снимать пиджак.

— Почему?

— Дыхание затруднит.

— А ведь верно.

— Аркадий Георгиевич, — к Харлампиеву подошёл полутяжеловес Николаев, — вот мы здесь спорили. Как вы считаете, в аутфайтинге какой удар более подходящий — апперкот или свинг?

— А вы как думаете?

— Честно?

— Честно.

— Не знаю.

— Конечно, свинг. Ведь апперкот — это удар для инфайтинга. А свинг по-английски — «размах». Следовательно, для этого удара нужна дистанция.

— Пора, господа, — сказал устроитель.

Аркадий, щурясь от солнца, вышел из палатки. Публики прибавилось. Появилось даже несколько дам в огромных шляпах. В углу сидели репортёры из московских газет. Они со скучающим видом дымили папиросками.