— Ловко получается, — сказал я. — А вы бы этот пистолет узнали?

Выпятив челюсть и прикрыв глаза, он задумался. Я снова глянул назад через спинку кресла. Один из престарелых спортсменов так всхрапнул, что чуть не слетел с кресла. Потом он кашлянул. Потом тонкой, усохшей рукой почесал нос, вытащил из кармашка золотые часы, пощурился на циферблат и, убрав их, заснул снова.

Я вынул из кармана пистолет и положил Кингсли на ладонь. Он с жалким видом уставился на него.

— Не знаю, — выдавил он. — Вроде бы, похож. Но я не уверен.

— Там сбоку выбит номер.

— Кто их запоминает, эти номера?

— Хорошо, что не помните, — сказал я. — А то я бы забеспокоился.

Пальцы Кингсли сжались вокруг пистолета, и он положил его на кресло рядом с собой.

— Грязный подонок, — тихо выругался Кингсли. — Он ее к этому вынудил.

— Что-то я не понял, — сказал я. — Сами вы не могли его застрелить потому, что не дикарь. А она, значит, могла?

— Это не одно и то же, — огрызнулся он. — Женщины импульсивнее мужчин.

— А кошки импульсивнее собак.

— Как это?

— А так, что некоторые женщины могут быть импульсивнее некоторых мужчин. И не больше. Если хотите обвинить в убийстве жену, нужны более веские основания.

Он повернулся и угрюмо посмотрел мне в глаза. Уголки губ у него поползли вниз и побелели.

— Сейчас не до шуток, — сказал он. — Пистолет не должен попасть в полицию. У Кристл было на него разрешения. Он зарегистрирован. Так что, в отличие от меня, они знают номер.

— Ну, а миссис Фолбрук знает, что пистолет взял я.

Он упрямо затряс головой:

— Надо рискнуть. Я понимаю, что выиграете с огнем, и готов на компенсацию. Если бы хоть какая зацепка, что тут самоубийство, я бы сам попросил вас отнести его назад. Но, судя по рассказу, самоубийством даже не пахнет.

— Не пахнет. В самого себя три раза не промахнешься. Нет, я не могу покрывать убийство даже за вознаграждение в десять долларов. Пистолет придется положить на место.

— Я имел в виду куда большую сумму, — тихо продолжал он. — Скажем, пятьсот долларов.

— И что вы хотите за эти деньги?

Он склонился ко мне ближе. Глаза у него были серьезные, мрачные, но не жесткие.

— Что еще, кроме пистолета, указывает в доме Лавери на Кристл?

— Белый с черным костюм и панама. Их описал коридорный в Сан-Бернардино. Найдется и множество других улик, о которых мне неизвестно. И наверняка там будут отпечатки пальцев. Вы говорите, что их у нее не брали, но полиция отыщет — в спальне вашего дома, в коттедже на Оленьем озере, в машине, наконец.

— Машину надо забрать и… — начал он, но я его прервал:

— Не поможет. Слишком много других мест, где есть эти отпечатки. А какие духи она любит?

Он на секунду опешил.

— А… духи? Наши. «Жемчужину Гилерлейнов. Королеву благовоний». Иногда пользуется «Шанелью».

— А ваши какие?

— С запахом сандала.

— Комната Лавери им провоняла, — сказал ж. — И запах, по-моему, очень дешевый. Правда, я не специалист.

— Дешевый?! — взвился он. — Господи! Мы берем тридцать долларов за унцию.

— А пахнут, будто три доллара за галон.

Он ударил ладонями в колени и помотал головой.

— Я вам предлагаю деньги. Пять сотен. Чек выпишу тут же.

Я подождал, пока его слова, крутясь как перышки, упадут на пол. Один из старикашек за нашими спинами поднялся и, спотыкаясь, побрел из комнаты.

— Я вас нанял, чтобы вы оградили меня от скандала и, если понадобится, защитили жену. Не по вашей вине, конечно, но скандала не избежать. Разговор теперь идет о голове Кристл. Я не верю, что она застрелила Лавери. У меня есть на то основания. Просто убежден. Пусть она ночевала в доме, да и пистолет, возможно, принадлежит ей. Но это ничего не доказывает. Кристл — распустеха и оставляет вещи где попало. Пистолет мог украсть кто угодно.

— Попробуйте доказать это полицейским из Бей-Сити. Если тот, с которым я познакомился, типичный, то они ухватятся за первую же девицу, которая бросится им в глаза, и начнут размахивать дубинками. А первой, когда они осмотрят дом, в глаза им бросится ваша жена.

Он крепко сжал ладони. Его горе казалось несколько наигранным, но именно так нередко и выглядит неподдельное горе.

— Кое в чем я с вами согласен, — сказал я. — Слишком уж там много на нее улик. Она оставляет одежду, в которой ее видели и которую, возможно, смогут опознать. Оставляет на лестнице пистолет. Трудно вообразить подобную дурость.

— И на том спасибо, — устало сказал Кингсли.

— И все же мои слова ничего не значат, — продолжал я. — Мы сейчас мыслим логически, а люди, совершающие преступления по страсти или ненависти, просто совершают их и уходят. Насколько я понял, женщина она глупая и безрассудная. А в доме Лавери нет даже намека на преднамеренное убийство. Наоборот, все указывает на отсутствие замысла. Но и не будь там этих ее вещей, полиция все равно быстро установит ее связь с Лавери. Стоит им покопаться в его прошлом, в его друзьях и женщинах, как они обязательно выйдут на нее. А когда выйдут, то сразу узнают, что месяц назад она исчезла, и с ликованием потрут свои натруженные руки. И, само собой, выяснят, чей это пистолет, и если он…

Его рука цапнула пистолет с кресла.

— Не пойдет, — сказал я. — Они его получат. Возможно, Марло ужас до чего ловкий, и от души вас жалеет, но скрывать важнейшую улику… пистолет, которым совершено убийство… Нет уж! Однако расследование я буду вести, не упуская из виду, что если ваша жена и наиболее очевидная из подозреваемых, то очевидность эта может оказаться подстроенной.

Кингсли застонал и протянул мне пистолет на ладони. Я было его убрал, то тут же вынул снова:

— Одолжите-ка ваш носовой платок. Меня, вероятно, обыщут и свой я трогать не хочу.

Он дал мне накрахмаленный белый платок, я тщательно обтер им пистолет и бросил в карман.

— Мои отпечатки не имеют значения, — сказал я, возвращая ему платок. — Но ваших там быть не должно. И единственное, что мне остается, — это поехать с пистолетом назад и вызвать полицию. А дальше — будь что будет. Объяснений, как и для чего я оказался в доме, все равно не избежать. В худшем случае они вашу жену найдут и докажут ее вину. В лучшем, они ее найдут — кстати, куда быстрее, чем я, — и дадут мне попробовать доказать ее невиновность. Иными словами, доказать, что Лавери убит кем-то другим. Вас это устраивает?

Он медленно кивнул:

— Да… и награда в пятьсот долларов остается. За доказательство, что убийца не она.

— Не думаю, что сумею их заработать. Вы сами понимаете ситуацию. Кстати, мисс Фромсет хорошо знала Лавери? Я говорю не о работе.

Лицо его окаменело, а руки на коленях сжались в кулаки. Однако никакого ответа не последовало.

— Когда я брал у нее вчера утром адрес, она вела себя несколько странно.

Он шумно выдохнул.

— Такое впечатление, что у нее остался неприятный привкус, — добавил я. — Какой бывает после несчастной любви. Я не ошибся?

Кингсли втянул носом воздух, и ноздри его затрепетали. Но он почти сразу расслабился.

— Одно время они… они были довольно близки, — сказал он. — Девушка она самостоятельная, делает что хочет, а Лавери очень привлекал женщин.

— Придется с ней поговорить, — сказал я.

— Зачем? — резко спросил он, и на щеках у него проступили красные пятна.

— Надо. Моя работа в том и состоит, чтобы задавать разным людям разные вопросы.

— Что ж, поговорите, — сказал он нервно. — К тому же Адриана знала Олмора и его жену. Помните? Ту, которая покончила с собой. Лавери ее тоже знал. А это никак не связано с нашим делом?

— Не знаю пока. Вы влюблены в мисс Фромсет?

— Если бы мог, женился хоть завтра, — выдавил он. Я кивнул, поднялся на ноги и оглядел комнату. Она почти опустела. Только в дальнем конце две старые развалины все еще пускали носом пузыри. Другие успели покинуть мягкие кресла и уползли заниматься тем, чем они занимаются, когда не спят.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: