Вся эта ситуация похожа на такой плохой детектив, что сразу напрашиваются аналогии с делом врачей-отравителей или людей, которых обвиняли в связях с разведками немыслимых стран, задумавших устранить руководителей партии и государства путем подсыпания им яда в пищу и повторения на ночь заговоров шаманов вуду.

Можно было бы поверить как-то в эту придуманную историю, если бы этот чиновник не был в числе в лидеров коммунистического движения в России. У коммунистов все делается по одному шаблону, почитайте историю Коммунистической партии СССР. Какой-нибудь выдающийся человек (власть имущий или власть купивший) скажет про своего оппонента:

— Глядя в глаза этому человеку, мы подозреваем его в совершении очень серьезного преступления, может быть, даже связанного с изменой Родине или в шпионаже путем чтения всех подряд газет для сбора разведывательной информации.

И все — нет человека, сидит, пока проверяются подозрения, вызванные одним взглядом.

А сколько человек было обвинено в шпионаже за то, что они обобщили информацию из открытых журналов? Найдут у человека три журнала, лежащих в одной стопочке, и вот вам обвинение в сборе разведывательной информации в пользу врага.

Дали разрешение на научно-технический обмен с зарубежной научной организацией и вдруг кто-то узрел, что переданная информация может иметь значение для оборонной промышленности. Еще один шпион есть. А где вы раньше были? Чай пили, шеш-у-беш играли, конспирацию соблюдали?

Это не абсурд. Знаменитейший прокурор всех стран и народов Андрей Януарьевич Вышинский, удостоенный за свои заслуги таблички в пантеоне на Кремлевской стене, еще в те времена ввел применение в качестве абсолютного доказательства показания любых свидетелей, даже лжесвидетелей, а также собственноручно данные показания, добытые любым (читай — пытками) путем. А если кто-то заподозрит очень много человек в совершении преступных действий, то необходимо строить концентрационные лагеря для таких лиц и занимать их общественно-полезным трудом. Кто об этом задумается? Не думцы же, у них много дум про другие дела. Не до этого. Зато потом в лагерях они будут вещать, что хотели сделать и это, и то, да не вовремя были арестованы по подозрению в связях с разведкой Каймановых островов.

Презумпция невиновности была выдумана не в России. Если невиновный человек сам не будет защищаться от правоохранительных органов, то он закончит свои дни на нарах в камере, потом что на него навешают все те преступления, которые не могли раскрыть.

В России всегда главенствовал принцип — «слово и дело». А после этого принцип — «доносчику первый кнут». Сначала пытали доносчика. Если не отказывался от обвинения, то принимались за обвиненного. Пытали так, что не приведи господь, следователи НКВД и ГЕСТАПО (не подпрыгивайте — одни и те же принципы работы и следствия, и задачи одни и те же) в сравнении с ними кажутся гуманистами.

Пытками можно выбить все, что угодно. Если человек упорствовал, то выходило, что пытают плохо или у вражины такие худые намерения, что он в них признаться боится. Итог этих пыток один — смерть. Это уже потом из гуманных соображений придумали концлагеря. И вот эта гуманная система концлагерей в России сохранена в том виде, в каком она была при отце всех народов Сталине и его верном ученике Лаврентии Берии.

Очень бы не хотелось бросать тень на органы прокуратуры, госбезопасности и внутренних дел, потому что абсолютное большинство их сотрудников — честнейшие люди, которые за копейки ежедневно рискуют своими жизнями ради спокойствия всех граждан России, но не они определяют лицо этих органов. И не они утверждают правила и принципы работы этих органов. А жаль. Плановые показатели раскрываемости и стремление к динамике роста этих показателей и из ангелов делают нечистых. Сначала человек морщится от того, что делает неправое дело, а потом привыкает (привык и Герасим к городской жизни), а потом даже находит что-то положительное в том, что он делает. И все приходит в гармонию. Гармония по одну сторону колючей проволоки и полная дисгармония по другую сторону «колючки».

Диктатура может быть легко введена самым демократическим путем в самой демократической стране. Достаточно кандидату-экстремисту заручиться поддержкой финансовых кругов, пообещать народу рабочие места и социальные гарантии по старости, возрождение величия государства во всем мире, исключительности всей нации, приодеться прилично, иметь подвешенный язык (народ весь, а тем более, женская часть электората, любит в, основном, ушами) и диктатор-спаситель нации у власти.

Затем в парламент проводятся сторонники демократического лидера, который, выполняя волю большинства, устанавливает контроль над всеми демократическими институтами, законодательной (представительной) и судебной властью, прессой. И можно спокойно ожидать новой мировой войны, чтобы завоевать мировое господство во имя демократии или нового порядка.

В 1937 году советский народ тащился (современное звучание слова — радовался), когда репрессировали начальников. Срабатывал принцип: «начальники — все сволочи». Когда репрессировали друзей, срабатывали уже два принципа: «дыма без огня не бывает» и «наверху не дураки сидят». Когда сами подвергались репрессиям, принцип: «начальники — сволочи, дурят нашего Хозяина, он бы во всем разобрался».

В то время воспитание в рабочих семьях было очень простое. Каждый член семьи должен соблюдать правила, считавшиеся приличными. При нарушении правил следовало наставление, как надо вести себя. После этого, при повторном нарушении, следовала взбучка, которая являлась более эффективной, чем наставления.

Как-то мой брат вместе с соседским мальчишкой нашли на улице десять (десять!) рублей. Отец в месяц зарабатывал сто рублей, телевизор стоил сто сорок рублей. Представляйте, какие бешеные деньги они нашли. И два пацана пошли в «загул». Попили газировки, купили пирожков с повидлом, мороженое по две порции, цветные карандаши, стирательные резинки… Дома сразу стали допытываться, откуда такие покупки? Сказали, что нашли на улице червонец. В первую очередь дознание стало выяснять, а не украли ли молодые люди эти деньги? Поверили, что не украли, но за то, что не сообщили об этом родителям, последовало наказание: моего брата — ремнем, соседского мальчика — драние за ухо. Но на экзекуцию моего брата пришли соседи и привели своего отпрыска. Брат мой держался мужественно. Мне его было жалко, но уважать брата стал больше.

Кстати, запоминаются наставления, а не взбучки. Но и после взбучки почему-то не тянуло дальше заниматься «интересными» играми.

А игр было очень много. Например, в войну. Деревянные винтовки и автоматы не стреляли, а оружие — это машина разрушения и если оно ничего не разрушает и не издает никакого звука, значит это не серьезное оружие. На смену деревянным автоматам пришли рогатки из резины от использованных противогазов, которых было достаточно на свалке отходов химического предприятия. Стреляли в разные стороны камешками, гайками и стреляли метко.

С течением времени рогатки заменили пугачи из медных трубок с гвоздем и резинкой. Выстрел как настоящий. Пальба иногда такая стояла, что приходилось вмешиваться взрослым. Производной от пугачей была самодельная граната, состоящая из двух болтов и одной гайки, соединяющей эти два болта воедино. Всего лишь селитра от спичек, тугое соединение болтов и от удара об асфальт следовал взрыв, срывающий резьбу с болтов и с гайки. Прилетало болтом и по лбу. Затем от пугачей и «гранат» переходили к «поджигам» — прототипам фитильных пистолетов начала XVII века. Самодельная пуля летела довольно далеко и имела хорошую пробивную способность. Но была опасность в передозировке пороха и разрыве (или отрыве от пистолета) ствола. Немало ребят покалечилось. Это увлечение прошло быстро после серьезного ранения одного из детских друзей.

Затем мы с братом увлеклись фотографией. Отец купил нам фотоаппарат «Смена-3». Вроде такой угловатой «мыльницы» с крутящимся объективом, пружинным замком затвора, лепестковой диафрагмой. Объективчик был маленький, но обеспечивал такую глубину резкоизображемого пространства, которая даже сейчас не под силу наворочанным «зеркалкам» хваленых мировых брендов. Расстояние определялось «на глазок», по наитию ставили диафрагму и выдержку, и фотографии получались резкими и хорошего качества. Ночами сидели и проявляли пленки, печатали фотографии. Вообще здорово. Брат этим заразился на всю жизнь и ему отец купил у соседа старенький фотоаппарат «Зоркий» с выдвижным объективом. Так фотоаппарат плоский, а выдвинул объектив и у тебя в руках чудо современной для того времени техники. Конечно, «Зоркий» и в то время был архаизмом, потому что был советской копией немецкого фотоаппарата «Лейка» и выпускался питомцами знаменитого в те времена педагога для трудновоспитуемых Антона Семеновича Макаренко.