Затем пошло повальное увлечение «лаптой», что-то вроде американского бейсбола. Биты, мячи, зоны, лунки. Играли до тех пор, пока родители с ремнями на улицу не выходили.

«Лапту» сменил дворовый футбол. Азарт. Родители выходили болеть за нас. Тут же раздавались «награды» за разбитые окна и собирались деньги для оплаты работы стекольщика. Обувь горела на ногах. Травмированные герои футбольных сражений вызывали всеобщее уважение.

Зимой хоккей. Не в подготовленной хоккейной коробке, а на замерзших озерцах на торфяном складе. Деревья на болоте были чахлыми и почему-то изгибались у самого корня. Сломанное дерево было готовой клюшкой для хоккея с мячом, да и с шайбой тоже.

Хоккей был у нас вообще профилирующей спортивной дисциплиной. В нашем маленьком городке силами химического предприятия одним из первых в Союзе был построен закрытый спортивный комплекс с искусственным льдом. Мой сверстник из соседней школы Александр Мальцев впоследствии стал чемпионом мира по хоккею. Единственное, что меня отвращало от хоккея и от футбола, так это то, что тех, кого приглашали тренироваться в городские команды, становились, как сейчас говорят, такими крутыми, приблатненными и высокомерными, создавая впечатление, что и все спортсмены у нас такие.

У меня и сейчас о спортсменах не очень высокое мнение как о людях, у которых стремление быть первым любым путем вырабатывает качества, далекие от джентльменских. В повседневной жизни они такие же люди, как и все. Но только стоит им почувствовать дух соревновательности, как человек на глазах превращается в некое существо, готовое разорвать своего товарища на куски за неточно данный пас или за пропущенный гол. У меня в училище такая же лошадь была: как только почувствует перед собой препятствие, так ничем ее не остановишь, всех растолкает и вперед побежит.

В случае неудачи все виноваты в том, что какому-то спортсмену не удалось занять пьедестал почета. Вот он немножечко не собрался, немножечко не сосредоточился, немножечко не доготовился… Почему не сказать просто, что не получилось. Есть такие ситуации, что будь ты хоть семи пядей во лбу, но сотые доли секунды достались не тебе. И эти «немножечко» выглядят как потуги медалистов — «Марь Ивановна, ну поставьте пятерку, а не четыре с плюсом. Я же знал материал, но почему-то его немножечко забыл. Ну, Марь Ивановна…». Вероятно, и безапелляционное отношение болельщиков к спортсменам также формирует те качества, о которых я уже говорил выше. Ни в коей мере не хочу бросить тень на всех спортсменов, просто мне встречались не те представители спорта.

Каков человек на спортивной площадке, такой же он и в реальной жизни. Не погнушается и допингом, найдет слабину соперника и будет наносить туда сокрушительные удары, совершенно не думая о том, что перед ним стоит человек, ударит человека бутсой по ноге, столкнет с дорожки, обматерит человека на лыжне. Самый хороший кандидат на занятие административной должности. Такой будет ломать своих сотрудников через колено и заработает характеристику волевого руководителя. Нужно куда-то далеко ходить за примерами? Не нужно, оглянитесь вокруг, вот они рядом, улыбающиеся, широкоплечие. Страна у нас такая: интеллигентность и человечность как отрицательные характеристики руководящего работника и вообще работника органов исполнительной и законодательной власти.

Брат мой занимался борьбой «самбо», имел высокий спортивный разряд. Он и все его друзья были спокойными и уравновешенными людьми, чуждыми рисовки и блатных манер. Меня в восьмом классе без всяких разговоров определили в секцию классической борьбы.

— Поднакачайся, — сказал мне брат, — потом пойдешь к нам в секцию.

В нашей же секции прошло довольно много времени, пока подошли к самой борьбе. Общефизические упражнения, игры с тяжестями, отработка приемов, таскание и броски куклы. Главное понять, в чем заключается смысл борьбы, понять рисунок поединка.

Был я несколько помельче моих сверстников и часто натыкался на бросок через бедро. Но выучка хорошо приземляться на ковер помогала занять такую позицию, что результат броска оказывался не всегда в пользу бросавшего за счет потери им равновесия. Тренер мне поручил подумать над вопросом равновесия, и я начал реагировать на толчки в ту сторону, в которую меня толкают. Толкнули меня, и я падаю, увлекая за собой соперника. В тот момент, когда противник теряет равновесие, готовясь упасть на меня, я становлюсь на колено, и делаю бросок через бедро, используя кинетическую энергию более мощного соперника. Бросок, как правило, получается неожиданный, мощный и заканчивается чистой победой.

Однажды и мой брат налетел на этот прием. Пришел к нам потренироваться перед соревнованиями и покидать брата вместо куклы, благо тот умеет немного сопротивляться и падать. Захват моей куртки, толчок вправо, влево, от себя и я начал падать. Брат за мной и оказался на ковре подо мной. Вскакивает, хотя и брат, а безразрядник повалил кандидата в мастера спорта. Еще раз. Ты чего делаешь, показывай. Показал. Понравилось. В классической борьбе броски ниже бедра (то есть подножки) делать нельзя. Это не самбо и не вольная борьба, а борьба несколько рыцарского типа. Больших успехов в борьбе добиться не удалось. Подошло время поступать в военное училище.

Оценивая моих знакомых детства и их жизнь на протяжении довольно длительного периода времени, можно сделать вывод о том, что в человеке, в первую очередь, развиваются те гены, которые заложены в нем изначально, несмотря на то, что даже родителями приблатненной молодежи являются на внешний вид респектабельные и интеллигентные люди. Значит, дед или прадед у них занимался разбоем на большой дороге. Смелый, конечно, тезис, но, как мне кажется, опровергнуть его очень трудно, ведь гены могут проявляться и через несколько поколений. Бояться нечего, но, может быть, научатся составлять генетико-генеалогическое древо каждого человека, зная, на что при воспитании младенца нужно обратить внимание, чтобы не вырос следующий Чикатило.

Во времена начала космической эры нас всех тянуло в авиацию и в космос. Самолеты над нашей местностью не летали, а если и летали, то на очень большой высоте и именно в то время, когда родители загоняли нас по домам.

В магазине продавались летающие пропеллеры, создававшие иллюзию сопричастности с авиацией. Но эти пропеллеры были маленького диаметра, делались из хрупкой пластмассы, заводной пружиной вращались очень быстро, также быстро и летали, попадали в стены зданий и разбивались вдребезги.

Такого обилия игрушек, как сейчас, у провинциальных ребятишек не было. Мы брали пустую катушку от ниток, в торец которой вбивали две иголки от патефона. Тогда патефоны были не редкость, иголки от них тупились очень быстро и валялись по домам в коробочках в великом множестве. Из консервной банки вырезался пропеллер. В центре пропеллера пробивались две дырочки, под размер патефонных иголок. Катушка надевалась на палочку, на катушку наматывалась бечевка, на иголки надевался пропеллер. Потянув бечевку, мы раскручивали пропеллер до скорости взлета. Пропеллеры взлетали очень высоко и красиво планировали. Изменяя шаг пропеллера (изгиб лопастей), можно было добиться либо высотного полета, либо планирующего над землей. Наши специалисты даже проводили соревнования на точность приземления пропеллера в специально отмеченном месте. А какие были пропеллеры по форме! Детская фантазия, возможно, могла бы дать толчок какому-нибудь направлению в авиации или революционному открытию в технике, но взрослые, они как дети, все нетипичное и умное отталкивают от себя как тарелку с манной кашей.

Начало моей сознательной жизни было пропитано Сталиным. На самом высоком месте в маленьком городишке высился огромный серый гипсовый памятник Сталину. Метров десять высотой. На верхушке огороженного металлической изгородью холмика, из-за которого сделали полукруговое с одной стороны движение вокруг этого памятника. Главная улица была названа проспект Сталина. Около памятника все проходили и проезжали как виноватые в чем-то еще несовершенном.