— Так вот, — начал я. Мы говорили по-французски: он знал только этот язык. — Конечно, это чистая формальность, но я должен задать вам несколько вопросов. Нас восхитил ваш смелый побег, и мы хотели бы знать о нем подробнее. Например, в какое время дня вы сошли на берег? Утром, в полдень или ночью?

— Мне кажется, тогда было около двух часов дня, сэр.

— Так. На какой лодке вы плыли? Парусной? Или весельной? Или, может быть, вам удалось раздобыть моторную лодку?

— Мы плыли на парусной лодке, сэр. Но на ней были и весла — на случай, если спадет ветер.

— Так. Каким было место, где вы высадились? Гористым или, может быть, это был песчаный пляж?

— Песчаный пологий берег.

— Ну что же, вам было легче, не правда ли? Никакого риска разбить лодку о скалу! Между прочим, какого цвета была лодка?

Он заколебался.

— Серого, сэр.

— Вот все, что я хотел узнать. Ничего страшного в этом нет, не так ли?

— Да, сэр.

Он робко улыбнулся и вышел из комнаты. Я задумался и через несколько секунд послал за коренастым сильным человеком с бегающими глазами.

Следующий разговор продолжался в том же духе. Успокоив вошедшего и извинившись за то, что мне придется задать ему несколько вопросов, я небрежно сказал:

— Ну, старина, помните, когда ваша троица высадилась на берег?

Задумавшись, он обхватил челюсть ручищей. В это время выражение его некрасивого лица было крайне сосредоточенным. Вдруг он вспомнил — и лицо его просветлело.

— Это было… Это было, дай бог памяти, около девяти часов утра, сэр, судя, конечно, по солнцу. Единственные часы, которые были у нас, разбились.

— Благодарю вас. Теперь расскажите о бензине для мотора. Если вы нашли новый метод обманывать гестапо, это очень важно. Его могут использовать другие люди, стремящиеся бежать от нацистов в Англию. Поэтому расскажите обо всем этом подробнее.

— Конечно, сэр. Рад помочь. Все это не так уж сложно. В Бретани[4] живет один мой друг — рыбак. Он разрешил нам закопать в его саду несколько канистр с бензином.

— Очень умно. Теперь что вы можете сказать о береге, на который вы высадились? Были ли там камни или скалы, или это был обыкновенный пляж?

— Не совсем пляж, сэр. Вокруг песчаные дюны. Берег оказался довольно крутым, и, взбираясь на него, мы хватались за деревья и кустарники.

— Что случилось с лодкой?

— О, ее пришлось бросить. Не было никакой возможности вытащить ее на берег или привязать.

— Ну, вот и все. Да, между прочим, какого цвета была ваша лодка?

— Коричневого, сэр.

Я поблагодарил его наклоном головы, и он гордо вышел из комнаты. Я приказал поместить этих людей в разные комнаты, чтобы они не могли договориться, как вести себя при разговоре со мной.

— Входите, мосье Мажи, — сказал я. — Садитесь и чувствуйте себя как дома.

Он воспользовался моим предложением — откинулся в кресле, положил ногу на ногу и стал начальственно смотреть вокруг.

— Я должен задать вам несколько вопросов, — сказал я. — Чистая формальность. Вы, конечно, знаете, что такое канцелярщина. Приходится составлять докладные, писать отчеты и тому подобное и пересылать их.

Мажи кивнул. Он знал, что такое канцелярщина.

— Скажите, пожалуйста, в какое время вы высадились в Англии? Мне это надо указать в отчете.

— Конечно, скажу. — Мажи коснулся указательным пальцем одного из своих многочисленных шрамов на щеке. — Было около шести часов вечера… Да, примерно в это время, — немного подумав, добавил он.

— Благодарю вас. Вы, наверно, высадились в самой неудобной части побережья. Скалы, камни… Вам, вероятно, стоило больших трудов выбраться на берег? — спросил я.

— Да. Был момент, когда я потерял всякую надежду. Казалось, лодка вот-вот разобьется о скалы, но…

— Но тут вы заметили ручей?

Мажи с удивлением посмотрел на меня.

— Да. Нам, слава богу, повезло. В том месте море было спокойным, и нам каким-то образом удалось войти в этот ручей. Мы с большим трудом выбрались на берег, но наша лодка… — он пожал плечами.

— Стоит ли жалеть о ней? Покажите, пожалуйста, ваши руки.

— Мои руки?

Но он все-таки протянул их ладонями вверх,. Я покачал головой.

— Никак не могу понять. Ваши товарищи говорят, что на лодке не было ни паруса, ни мотора, только пара весел. Вы гребли четверо суток, но на ваших руках нет ни единого мозоля или волдыря. Трудно что-либо понять.

Мажи ловко вывернулся.

— Вам может показаться странным, сэр, но это нетрудно объяснить. Потрогайте мои руки. Они очень твердые, как видите. У меня редко бывают мозоли, какую бы тяжелую работу я ни делал. К тому же вы, конечно, понимаете, что я греб не один? Мы гребли по очереди. И, конечно, никто из нас не греб до полного изнеможения, кроме того, большую часть времени мы не гребли: плыли по течению. Теперь вам все ясно, сэр?

Я пожал плечами.

— Этому можно поверить. Но мне непонятно, почему вы не изменили цвета лодки. Разве вас не волновало, что немцы могли заметить вас за несколько миль? Ваша ярко-красная лодка должна была бросаться в глаза, как кровоточащая рана.

— Конечно, это было рискованно, — согласился мосье Мажи. — Но у нас не было другого выхода. Мы не располагали временем. И где бы мы могли достать столько краски за такое короткое время?

— Не знаю. Я никогда не был маляром.

— Есть ли у вас ко мне еще какие-нибудь вопросы, сэр? Всегда рад услужить вам.

— Спасибо, Мажи. Я вам очень признателен за это. Но пока кончим. Сейчас я приглашу ваших друзей. Мне хотелось бы поговорить со всеми вами вместе.

Через несколько минут ввели сообщников Мажи. Предложив им сесть, я стал по очереди наблюдать за всеми тремя. «Ребенок» устремил свой взгляд в пол и не осмеливался поднять глаз. Тот, что походил на борца, также избегал смотреть мне в глаза. Только Мажи выдержал мой взгляд.

— Итак, — начал я, — передо мной три лгуна, тупых и бестолковых. Даже школьники, прогулявшие уроки, согласовывают свои оправдания. А вы, взрослые мужчины, делаете детские ошибки. Вы, — я указал на самого молодого из них, — сказали, что высадились в Англии в два часа. Но когда очередь дошла до вас, — я посмотрел на человека с бегающими глазами, — это время чудом передвинулось на девять часов утра. Вы же, Мажи, сошли на берег в шесть часов вечера. Что же получается: одна и та же лодка прибыла в Англию в разное время. Эта удивительная лодка имеет еще одно магическое свойство — она, оказывается, подобно хамелеону, может менять свой цвет. Сначала она была серая, затем стала коричневой, а когда я подсказал вам, Мажи, что она была ярко-красной, вы не поправили меня. Еще удивительнее то, что лодка легко изменяла способ движения. Сначала она была с парусом, но вдруг в открытом море нашелся мотор — как раз для того, чтобы вы смогли использовать бензин, который хранился в саду вашего приятеля, бретонского рыбака. Вы же, Мажи, все время гребли, но на ваших руках нет ни одного мозоля или волдыря. Если всем вам верить, то морское побережье изменялось каждый раз, когда кто-нибудь из вас ступал на берег. Одно время оно было песчаным и пологим. Через некоторое время на нем вдруг появились песчаные дюны и деревья, а когда очередь дошла до вас, Мажи, то на нем выросли скалы. Уж не принимаете ли вы меня, джентльмены, за круглого дурака?

Ответа не последовало. Все трое тупо смотрели на меня.

— Всему этому можно дать только одно объяснение, — продолжал я, — никакой лодки не было. Однако вы находитесь в Англии, и это единственное, в чем я уверен. Но добрались вы иным путем. Теперь я хочу слышать от вас всю правду. Как вы сюда попали?

Воцарилась мертвая тишина. Я продолжал по очереди смотреть на каждого из них, но они избегали смотреть мне в глаза. Вдруг Мажи нарушил гробовую тишину и имел неосторожность сказать, что его рассказ правдив до мелочей. Все, что он говорил, было правдой, только правдой и ничем иным. Я мог верить ему или не верить. Его это не интересовало.