В первые, горькие месяцы после падения Франции и оккупации Бельгии и Голландии создалась такая путаница и неразбериха, что несколько тысяч людей сумели бежать в Англию. Одни прибывали в лодках, отправляясь в опасный путь ночью из тихих речушек, которых так много на всем изрезанном побережье от Норвегии до Бретани. Другие устремлялись по суше на юг, достигали Пиренеев, переходили границу, а из Испании, если им удавалось обмануть бдительность франкистских полицейских, перебирались в Португалию и в Лиссабоне ждали парохода или самолета. Постепенно гестапо и немецкая служба безопасности закрыли на замок береговую линию. Вдоль всего побережья стали действовать военные патрули, и в Англию прорывались только небольшие группы смельчаков. Впрочем, чтобы рискнуть пересечь в лодке Северное море или Ла-Манш, нужны были не только храбрость и прекрасное владение искусством мореплавания, но и просто «везение». Немецкая воздушная разведка над Ла-Маншем легко могла обнаружить лодку с беглецами, и тогда пулеметная очередь, выпущенная с бреющего полета, прекращала их долгие мытарства. Кроме того, у береговой охраны немцев было много моторных катеров. И если беглецы попадались, то это почти наверняка означало для них смерть в морской пучине или расстрел на берегу, а в лучшем случае — заключение в концентрационный лагерь. В течение 1941—1942 годов количество беженцев, достигавших Англии, из бурного потока в первые шесть месяцев после Дюнкерка превратилось в едва заметный ручеек.

Но вскоре немцы поняли, что, закрыв населению оккупированной Европы дорогу в Англию, они тем самым лишат себя возможности получать разведывательные сведения. Запершись в комнате, человек отгораживается от внешнего мира, но тогда и внешний мир становится ему недоступным. Между тем немцы остро нуждались в разведывательных сведениях об Англии: насколько она оправилась после Дюнкерка, эффективны ли налеты немецкой авиации, где дислоцируются войска, существуют ли планы вторжения на континент. Воздушная разведка и фотографирование давали кое-какие сведения, но их точность нуждалась в проверке и в подтверждении тайными агентами, которые действовали бы на территории Англии.

И вот было найдено решение нелегкой задачи. Если нацисты каким-то образом узнавали о подготовке побега в Англию, они не всегда арестовывали заговорщиков. Заслав в группу беглецов своего шпиона, они давали им возможность привести в исполнение план побега.

Среди настоящих беглецов шпион не так бросается в глаза, как проникнув в Англию самостоятельно. Так как шпион будет вместе с другими готовить побег и подвергаться тем же опасностям, что и остальные, настоящие беглецы подтвердят его показания, и он может избежать подозрений.

Такое решение задачи имело, с точки зрения немцев, еще одно преимущество. Агент, проникающий в Англию через Лиссабон, прибывает на место через несколько месяцев после начала длинного, тяжелого путешествия. Лиссабона ему достигнуть нетрудно, но здесь он вынужден вставать в длинную очередь беженцев всех национальностей за визами и билетами на судно, которое берет на борт лишь небольшой процент людей, жаждущих попасть в Англию. Шпион не станет привлекать к себе внимание, стараясь вне очереди получить визу или билет. Ему приходится занимать очередь и терпеливо ждать. Все это, возможно, окончится тем, что, обманув контрразведку, он прибудет в Англию, но зато задание его в новой обстановке может безнадежно устареть. И если он не сумеет получить свежих инструкций, а это нелегко даже в спокойные времена, — окажется, что он напрасно рисковал своей головой. А на лодке переправа через Ла-Манш займет всего несколько дней, и немецкий агент, избежавший сетей контрразведки, может сразу приступить к выполнению своего задания.

По мнению немцев, это был недурной план, даже если он грозил некоторым увеличением потерь — на войне без жертв не обойдешься.

Англичане быстро сообразили, что самую свежую информацию о положении на континенте можно получать от беженцев, прибывающих на лодках. Предварительным допросом беженцев занимались офицеры разведки королевских военно-воздушных сил. Сведения оперативного значения немедленно передавались бомбардировочному и истребительному командованиям, которые немедленно принимали соответствующие меры. Сведения однодневной давности обычно касались сосредоточения войск, или секретных военных предприятий, или даже сугубо секретного военного совещания с участием высших офицеров. Такие сведения должны были достигать авиационных штабов без всяких задержек.

В своей области офицеры разведки ВВС были первоклассными работниками, но в их задачу не входило ловить шпионов. Они получали от беженцев только сведения, представляющие интерес для авиации, а вопросами безопасности предоставляли заниматься офицерам контрразведки, которые «просеивали» беженцев после того, как они проходили через разведку ВВС.

Однажды утром ранней весной 1942 года в моем кабинете в Королевской викторианской патриотической школе зазвонил телефон. Говорил офицер разведки ВВС, мой старый знакомый. Голос его звучал далеко не весело. Он сказал, что сейчас закончил допрос трех голландцев, которые на небольшом суденышке высадились на юго-восточном побережье. Двоих он допросил без труда, но третий оказался помешанным или был просто вне себя от радости, что очутился наконец в полной безопасности. Во всяком случае, ничего вразумительного он сказать не мог. Он то проливает слезы умиления, то диким голосом выкрикивает гимны благодарности всевышнему. От него удалось добиться только того, что он голландец, а фамилия его Дронкерс. Не займусь ли им я?

Я согласился. Через несколько часов Дронкерса привели ко мне. Он был высок и очень худ. Кожа на его лице была так натянута, что, казалось, вот-вот разорвется. У него были белокурые волосы и умные карие глаза. Скромно одетый, он держался с большим достоинством и даже несколько самоуверенно, но в общем производил впечатление безупречно честного мелкого чиновника. Сейчас Дронкерс был вне себя. Он не вошел, а буквально ворвался в мой кабинет, размахивая руками, как дервиш, подпрыгивая и резким голосом выкрикивая старинную голландскую патриотическую песню. Он пылко обнял меня и долго, до боли сжимал мне руки. Кончив петь, он принялся лепетать благодарственный гимн богу, который спас его от верной гибели.

Мне удалось немного успокоить его, но стоило напомнить ему об удачном побеге, как он снова разразился. Очень неприятно видеть в истерике почтенного пожилого человека, и я решил резко оборвать его, зная, что иногда это помогает,

— Ну вот, а теперь говорить буду я. Вы рады, что спаслись, и мы рады, что вы благополучно добрались сюда. Но свою радость вы выражаете как-то слишком по-детски. Даже хуже, чем по-детски, — эгоистично. Вы в долгу перед своими менее счастливыми соотечественниками, которые еще не избавились от фашистского ига. Успокойтесь и расскажите подробнее, как вам удалось бежать. Может быть, ваш метод можно использовать, чтобы помочь бежать многим другим голландцам. Итак, возьмите себя в руки. Вы меня поняли?

Он кивнул и безвольно опустился в кресло. После этой внезапной перемены, ничуть, впрочем, не удивительной для истеричных людей, он почти апатично рассказал мне о своем побеге.

По его словам, женат он уже больше двадцати пяти лет. Детей у него нет. Он с женой жил в маленькой квартирке в Гааге. Он был почтовым служащим и, занимая такое скромное положение, получал ничтожное жалованье. Всю жизнь они едва сводили концы с концами и не смели надеяться на лучшее. После оккупации Голландии в 1940 году жить стало еще труднее. Цены повышались, и доставать продовольствие и одежду стало почти невозможно. Жизнь стала настоящим кошмаром, и в отчаянии, ради своей жены — сказав это, Дронкерс покраснел — он стал торговать на черном рынке. Это было противозаконно, но у него не было выбора. Зато дела его стали быстро поправляться, деньги сами потекли в карман. Словом, из нищего он превращался в богача.

Все давалось ему слишком легко, и осторожность подсказывала, что это не может продолжаться бесконечно. Дронкерс допускал, что когда-нибудь с ним приключится беда, но дни за днями, недели за неделями проходили без всяких осложнений, деньги текли ручьем, и он перестал остерегаться. И вдруг, как гром среди ясного неба, разразилась беда. Однажды январским вечером друг предупредил Дронкерса, что на его след напало гестапо. Немцы решили ликвидировать черный рынок в Голландии, так как незаконная торговля угрожала их режиму. Дронкерса выследили или кто-то выдал его, во всяком случае им заинтересовалось гестапо.