Мне был определен к изучению немецкий язык, на освоение которого уходило не менее пяти часов в сутки. Слабая подготовка по языку на рабфаке и в академии давала о себе знать. Успехи в его изучении у многих из нас, в том числе и у меня, были далеко не блестящие, чем, вероятно, и объяснялось в дальнейшем мое использование не на нелегальной работе, а в аппарате управления и на официальной зарубежной службе.

Марксистско-ленинской подготовке также уделялось немалое внимание, но большинству слушателей она давалась без особого труда, так как в академиях изучению общественных дисциплин отводилось много времени. Остальные, необходимые разведчику дисциплины, как топография, стрелковая подготовка, тактика, история международных отношений, физическая культура, не преподавались, поскольку полагалось, что мы должны их прочно знать после академического курса.

Все в отделении жили на казарменном положении, в город к семьям увольнения получали лишь в выходные дни. О пребывании в школе запрещалось говорить не только друзьям, но и близким родственникам. За болтливость строго наказывали вплоть до отчисления из разведки.

Перед прибытием в учебное отделение всем слушателям меняли фамилии и выдавали гражданские паспорта. Однако длительное совместное пребывание, уплата партвзносов, получение денежного содержания и вещевого довольствия под истинными фамилиями, а также предварительное знакомство слушателей друг с другом, встречи в семьях и в городе сводили на нет этот вид конспирации, и через несколько месяцев все знали не только настоящие имена, но и биографии друг друга.

В ноябре 1938 года учеба в Центральной школе закончилась, и нас направили в оперативные отделы, по линии которых мы были привлечены в разведку. Система комплектования кадров непосредственно заинтересованными структурами имела то неоспоримое преимущество, что оперативные подразделения несли главную ответственность за отобранных кандидатов и качество их подготовки. Пока мы находились в школе, сотрудники разведуправления следили за нашими успехами и тщательно изучали личные качества, способности, наклонности каждого слушателя.

Настала пора приступить к практической работе. Троих из нашей группы — военинженера 3-го ранга Константина Ефремова, старшего лейтенанта Михаила Макарова и старшего лейтенанта Николая Трусова — послали на дополнительную подготовку к работе в нелегальных условиях. Первых двух забросили в оккупированную немцами Бельгию. Об их трагической судьбе я расскажу несколько позже. Куда тогда командировали Н.Трусова, не помню, но он уцелел, успешно продолжил службу и впоследствии стал заместителем начальника ГРУ. На штатные должности в центральный аппарат сразу попали лишь два человека. Остальных оставили в резерве отдела кадров. Их прикомандировали к разным отделам, где они выполняли отдельные поручения: подбирали кандидатов для привлечения в разведку, обобщали информационные материалы и так далее.

Тем временем мои семейные дела складывались весьма неблагоприятно. В ту пору, когда я изучал в школе основы разведывательного дела, моя жена и новорожденный сын Александр, не имея пристанища в Москве, проживали у знакомых, больше всего в общежитии Военно-химической академии в комнате Ефремова вместе с его матерью-старушкой. Вход в общежитие охранялся часовым, который пропускал только слушателей и членов их семей. Жене с ребенком зачастую приходилось часами ждать у входа, пока кто-либо из знакомых командиров, проживавших в здании, закажет ей разовый пропуск. Ребенок болел. Условий для ухода за ним не было. Все мои просьбы и многочисленные рапорты командованию о предоставлении какой-либо комнаты в любом общежитии не увенчались успехом. Очевидно, мой начальник военинженер 2-го ранга А.А.Коновалов испытывал мое терпение и способности преодолевать личные невзгоды.

В конце концов мы с женой вынуждены были отправить нашего первенца к ее матери, Прасковье Егоровне Федоровой, которая жила в деревне Большие Поляны Старожиловского района Рязанской области. Но ребенок заболел воспалением легких и из-за отсутствия медицинской помощи через несколько дней умер в ноябре 1938 года.

После смерти сына началось срочная демонстрация чуткости и внимания к моей семье. Нам немедля предоставили в общежитии Военного института иностранных языков комнату площадью 13 метров, которая более полугода была свободна, так как от нее отказывались, поскольку она не имела элементарных удобств (находилась в общем коридоре, где размещались еще 22 семьи).

Тем не менее, получи я ее месяцем раньше, жизнь ребенка была бы спасена. На этой жилплощади в общежитии мы с женой прожили с учетом военного времени и поездок в служебные командировки свыше 15 лет. В 1955 году, уже имея семью из 5 человек, мне удалось улучшить жилищные условия и переселиться из общежития в комнату площадью 21 квадратный метр в коммунальной квартире пятиэтажного дома на бывшей 5-й улице Октябрьского поля, ныне улице Маршала Рыбалко, а в 1961 году получить там же отдельную двухкомнатную квартиру. Не баловало нас руководство и другими материальными благами. В частности, всем состоявшим в распоряжении разведупра был сохранен оклад денежного содержания, получавшийся ими в войсках. А он у большинства был весьма невелик. Я имел в месяц по-прежнему 525 рублей, что на троих было более чем скромно. Вспоминалась шутливая рекомендация, распространенная в то время: «Не женись, краском[4], не прокормишься пайком».: Прокормиться было действительно трудно. Не только продукты, но и промышленные и культурные товары были дороги. Чтобы купить какой-либо пустяк, которым сейчас трудно кого-либо удивить (велосипед, патефон, фотоаппарат), надо было израсходовать почти месячное денежное содержание.

Работа в аппарате управления, в том числе и в отделе военно-технической разведки, в котором я состоял, носила самый разнообразный характер. Мы подбирали людей для зарубежной работы, руководили выделенной нам агентурной сетью, обобщали информационные материалы, получаемые из-за границы. Поскольку эти материалы были главным образом по военной технике, нам приходилось для их оценки поддерживать контакты с ведущими научными учреждениями. Участок служебной деятельности был новый, опыт отсутствовал. Хотелось не ударить лицом в грязь, сделать все как можно лучше. Но практической помощи ждать было не от кого. Наши начальники, как правило, сами были новичками. На свои посты они попали, можно сказать, по воле случая и знали разведывательное дело не больше подчиненных. Незначительные сложности часто ставили нас в тупик. Очевидно, поэтому стилем работы были «ночные бдения». Рабочий день не лимитировали, он продолжался в зависимости от обстоятельств 12–14 часов в сутки, а иногда и более.

В этом свете все стремившиеся найти в разведке легкую жизнь, полную романтики и авантюр, жестоко разочаровывались и быстро отсеивались. Оставшиеся упорно овладевали новой специальностью по таким «авторитетным» пособиям, как книги Марты Рише «Моя разведывательная работа», Макса Ронга «Разведка и контрразведка», отдельным заметкам возвратившихся из командировок нелегалов Бронина, Кинсбургского, Мильштейна и других. Иных пособий не было. Все написанное ранее руководителями нашей службы до 1938 года было изъято, как измышления «врагов народа» и их приспешников. Поэтому на практике приходилось руководствоваться главным образом здравым смыслом и зачастую «изобретать велосипед».

После того как кровавая волна репрессий, достигнув своего апогея, понемногу медленно и неохотно пошла на убыль, в высшем руководстве страны и вооруженных сил начали приходить в себя. Они поняли, что разведывательной службе, без которой армия существовать не может, нанесен страшный удар и что надо поправить дело. В частности, решили немедленно укрепить разведку и поднять ее авторитет. С этой целью начальника разведуправления сделали одновременно заместителем народного комиссара обороны и на этот пост назначили только что возвратившегося из Испании воздушного аса, комдива Проскурова. Молодой, отважный пилот за личное мужество и великолепное мастерство в боях с немецкими летчиками получил звание Героя Советского Союза. За два года он из старшего лейтенанта превратился в генерала. Его избрали в Верховный Совет СССР. В 1938 году ему было всего 31 год, и назначение на пост заместителя наркома не могло не вскружить ему голову.