Спрашивается, допустима ли такая игра случайностями при хорошей организации и постановке разведки?
Можно категорически утверждать, что с началом военных действий и с отъездом военных агентов из Германии и Австрии, русский Генеральный штаб очутился у разбитого корыта, т. е. без всяких сведений о противнике, без всякой агентурной сети. Отсутствовал, также, какой бы то ни было план работы разведки во время войны. Мы видим в первый период войны не организованную деятельность разведки, а какой-то хаос и неразбериху.
Глубокой зарубежной военной разведкой начинают заниматься все, кому не лень. Одно перечисление всех этих органов может привести в ужас:
1. Главное управление Генерального штаба;
2. Главное управление морского генерального штаба;
3. Ставка верховного главнокомандующего;
4. Верховный начальник санитарной части принц Ольденбургский (по газам);
5. Штабы всех фронтов;
6. Штабы всех армий;
7. Штабы некоторых военных округов;
8. Штабы некоторых корпусов.
Все эти учреждения, каждое самостоятельно и независимо, направляли своих агентов в нейтральные страны и, в большинстве случаев, связывали их с русскими военными агентами — главными руководителями агентуры главного управления Ген. штаба. Связывали их не для того, чтобы последние руководили и координировали их деятельность, а просто как с легальным пунктом связи. [44]
Этот хаос и неразбериха дошли до того, что XI армия насаждала свою сеть в Италии, Швейцарии, Швеции, Сев. Америке и Аргентине, а II-я армия — в Канаде.
При таком положении дела нет ничего удивительного в том, что немецкая контрразведка могла разоблачать целыми пачками агентов русской разведки. В первое время агенты разных организаций, нагнанные в нейтральные страны, как сельди в бочку, начали расшифровывать и проваливать друг друга. Потом постепенно все это улеглось и предоставленные сами себе агенты как бы объединились, начали не без помощи молодцов из контрразведки Николаи, фабриковать разные вымышленные донесения и передавать их каждый своему учреждению. В ставке главковерха создалось впечатление, что раз все донесения разных источников бьют в одну точку, — значит, они верны. Лишь после, при помощи сведений разведок Антанты, ставка смекнула в чем дело.
В конце 1915 года в Париже при французском военном министерстве было создано «Междусоюзническое Бюро» (Bureau Interallie). Задачами этого бюро являлись: «Совместное изучение и выработка общих мер борьбы с неприятельским шпионажем, контрабандой и пропагандой, а также централизация всех сведений о противнике».
Представителем Ставки русского главковерха в этом Бюро был назначен молодой подполковник граф Игнатьев (брат которого состоял в то время военным агентом во Франции), бывший до этого руководителем агентуры штаба Юго-Западного фронта в Париже. Естественно, что к нему потянулись агенты всех вышеуказанных русских разведывательных органов, разбросанных по Швейцарии, Франции и Голландии. К концу 1916 года Бюро объединяло уже 28 самостоятельных организаций. Но фактически граф Игнатьев в то время этими организациями руководил лишь отчасти, а главным образом являлся посредником между ними и их хозяевами на русской территории.
В начале 1916 года Генеральный штаб понял, что с разведкой дело обстоит более, чем плохо, и стал настаивать на [45] том, чтобы подчинить себе всю глубокую зарубежную разведку. По этому вопросу он писал 18 января 1916 г. (№ 102) в Ставку Главковерха: «В июле 1915 г. главное управление Ген. штаба получило от нашего военного агента в Копенгагене тревожные сведения о том, что находившаяся в этом городе группа агентов разведки бывшего штаба Северо-Западного фронта ведет себя настолько неосторожно, посещая увеселительные места и вращаясь в обществе подозрительных лиц, что обращает на себя внимание местных жителей».
Далее говорится о том, что, благодаря этому, немцы из 11-ти агентов переманили к себе на службу 9 человек, и в результате немцами в Варшаве обнаружено и казнено 8 агентов русской разведки. В заключении предлагается, в целях устранения этих и других ненормальностей, объединить всю агентуру в руках Ген. штаба.
Главковерх на это совершенно резонно ответил, что в принципе он, конечно, не возражает против такой централизации всей глубокой агентурной разведки в руках Ген. штаба, но последний должен доказать, что он способен справиться с этим делом. В пояснение этой пощечины Ген. штабу говорится, что «...в начале войны заграничная разведка в смысле освещения армиям положения противника совершенно себя не проявляла, и казалось, что ее совсем нет. Сведения о неприятеле, доставляемые военными агентами, ограничивались ничего не выражавшим перечислением поездов, проходивших через тот или иной пункт. Сведения военных агентов относительно сосредоточения в Буковине до 450.000 австрийцев принесли уже плоды. Нельзя назвать обстоятельной работой и настойчивые сведения о формировании в Германии армии в 275 полков. Подобные сведения, разумеется, убили в полевых штабах всякую веру в возможность получения от военных агентов сколько-нибудь верных сведений и поэтому фронты вынуждены были посадить заграницей в тылу неприятеля свою разведку».
***
Как бы в свое оправдание, Ген. штаб пишет в Ставку главковерха: «... К моменту начала войны, вследствие особо неблагоприятно сложившейся обстановки, может быть, и в связи [46] с некоторыми дефектами в самой организации дела, заграничная разведка во враждебных нам странах фактически прекратила свое существование и военным агентам в нейтральных странах пришлось спешным порядком устраивать разведочную сеть из элементов, имевшихся под рукой...».
Переписка по вопросу о передаче всей глубокой агентурной разведки в Ген. штаб тянулась до июня 1917 года, когда, наконец, эта передача и состоялась. Ген. штаб получил в свое распоряжение приблизительно 40 самостоятельных разведывательных организаций, в каждой 5–15–26 человек, и около 450 отдельных агентов. Право самостоятельного ведения разведки было оставлено только за Кавказским фронтом.
При приеме агентуры Генеральный штаб старался учесть результаты и стоимость работы этой обширной разведывательной организации. Конечно, при царившем тогда в разведке хаосе, полностью этого намерения выполнить не удалось. Однако, все же выяснилось кое-что довольно пикантное. Во-первых, было установлено, что в русскую агентуру довольно глубоко проникла немецкая контрразведка, которая выкачивала деньги за сфабрикованные управлением Николаи сведения. Например, среди сети военного атташе в Италии полковника Ген. штаба Энкеля (бывшего до конца 1924 года начальником генерального штаба Финляндии) была обнаружена целая организация, так называемая «Римская», состоявшая из бывших служащих международного общества спальных вагонов и одновременно находившихся на службе у Николаи, дававшая фабрикуемые последним сведения и поглотившая за 1,5 года около 2.000.000 итальянских лир.
Произведенное в августе 1917 г. обследование результатов работы к тому времени уже самого крупного разведывательного центра русских в Париже — Бюро гр. Игнатьева, дало следующую картину: за время с 1 мая по август 1917 г. им было послано в Россию всего 324 донесения, из них:
— ценных — 38,
— бесполезных — 87,
— несерьезных — 28, [47]
— неверных — 154,
— запоздалых — 17.
В заключение комиссия, производившая обследование, пишет: «Столь ничтожный процент удовлетворительных сведений комиссия признает фактом, свидетельствующим о серьезных недочетах в организации и деятельности названного Бюро (гр. Игнатьева). Успех работ при существующей организации дела Бюро совершенно не отвечает ни задачам, возлагаемым на него, ни особо крупным суммам, отпускаемым на его содержание».
Полковник Кривенко, находившийся в составе русской военной миссии при французской главной квартире, по поводу работы Бюро Игнатьева писал 26 сентября 1917 г. в Ген. штаб: «...Считаю лишь нужным, ввиду серьезности вопроса, отметить, что разведывательный материал этого Бюро, посылаемый, между прочим, в главную французскую квартиру, остается там в нераспечатанных конвертах за бесполезностью...».