— Думитру Мланович? — спросил Николай.

— Да. Он принял румынское подданство и переменил фамилию.

— Если вы, Берта, искренни, выход есть, и я вам могу его подсказать.

— Какой?

— Идите к Гофмайеру и так же, как мне, расскажите ему всю правду.

— Но ведь я не пощадила и Гофмайера!

— Гофмайер придет в бешенство, но не от того, что сказали о нем вы. В конце концов вы женщина, и женщина хорошенькая. Дело в том, что румынская разведка собирала информацию о немецком командовании. Вот где зарыта собака! Сотрудник сигуранцы напоил немку, гражданку великой Германии, спровоцировал ее на легкомысленный поступок и теперь шантажирует!.. Вы знаете, что произойдет после вашего визита к Гофмайеру? Гестапо вцепится в горло сигуранцы, и полковник Жиоржеску принесет в жертву Думитру Млановича. Вас они не тронут.

— Завтра воскресенье, и Гофмайер с Загнером отправляются на морскую прогулку.

— Тогда в понедельник с утра.

— Хорошо, я пойду в понедельник к Гофмайеру. Пожалуй, вы правы, это единственный выход. Мне холодно...

Николай набросил на ее плечи пиджак.

Поднялись они в центр Потемкинской лестницей. Когда с Дерибасовской вошли в Колодезный переулок, Берта вздрогнула и остановилась. Недалеко от подъезда дома стояла черная крытая машина «БМВ».

У Берты начался озноб, ее трясло, как в лихорадке.

— Хотите, я посмотрю, кто в машине?

— Нет, это может вам повредить. Я пойду.

— Прошу вас, Берта, включите в столовой люстру и трижды чуть приподнимите светомаскировку. Я буду стоять здесь и не уйду, пока не буду знать, что у вас все в порядке.

— Спасибо, Коля! Я не знаю, что бы я сейчас делала, если бы вас не было со мной... Как хорошо, что вы есть на свете!..

Сбросив на его руки пиджак, она решительно двинулась вперед, махнула рукой на пороге и скрылась в подъезде.

Ему очень хотелось подойти и посмотреть, кто в черной машине, но он понимал, что ввязываться в эту историю не имеет права.

Прошло минут десять, прежде чем мигнул в окне свет. Николай медленно побрел домой. Где-то слышался топот ног, свистки, выстрелы, крики... В ночной Одессе оккупанты наводили порядок. Дважды у Николая проверяли документы. Мимо него жандарм за ногу волочил по брусчатке подростка, и на серых камнях за его головой оставался темный след...

— За что вы его? — не выдержал Николай.

— Сопляк, написал «Гитлер капут» на заборе! Вот такими буквами! — капрал показал, расставив ладони на уровне плеч, и бросил с усмешкой жандарму: — Ты его мельничкой! Мельничкой!

Жандарм понимающе осклабился — не впервой — и, держа подростка за ногу, начал кружиться на месте... Тело мальчика поднялось и поплыло над брусчаткой, а жандарм крутился быстрей, быстрей, переступая сапогами все ближе к чугунному столбу...

Николай всем своим сердцем ощутил этот удар...

Капрал перевернул тело мальчика на спину и безответно спросил:

— Ну что, капут?

Задыхаясь от гнева и ненависти, Николай пошел прочь.

В ушах его еще стоял этот хрусткий звук удара. Молча, он шел под уклон Дерибасовской, шатаясь, словно пьяный...

Совещание затянулось. Майор Загнер был, как всегда, не в духе, перебивал выступавших грубыми репликами, задавал язвительные вопросы.

Шел доклад главного инженера по вопросу переоборудования парохода «Антрахт» в рефрижераторное судно. Петелин говорил длинно и долго.

Доклад сводился к тому, что из Галаца прибыл инженер Озорнов, специалист по холодильным установкам. Оборудование, которое частью он привез, частью приобрел в Одессе, было не судовое, а стационарное. Проект был сделан из расчета имеющегося оборудования, смета расходов утверждена в сумме четырехсот двадцати тысяч марок.

Слушая главного инженера, Гефт думал о том, что переоборудование парохода «Антрахт» его не минет. Холодильную установку они покалечат, но Озорнов, так же, как и Петелин, проявляет излишнее рвение, путается под ногами. Надо приложить все усилия, чтобы Озорнова из Одессы убрать.

— У кого есть вопросы к главному инженеру? — спросил Загнер.

— Разрешите? — И, получив молчаливое согласие, Гефт обратился к Петелину: — Мне не совсем понятна роль инженера Озорнова. Что у нас на заводе «Шантье-Наваль», — польстил он румынской фирме, — нет специалистов? Если переоборудование «Антрахта» будет выполнено недобросовестно, кто будет отвечать? Мифическая организация, направившая инженера Озорнова в Одессу, или дирекция судоремонтного завода?

— В своем кратком сообщении я объективно изложил факты, — ответил Петелин, — Я не утверждал инженера Озорнова, но и не брал под сомнение его производственную необходимость. Я даже...

— Предложите инженеру Озорнову, — перебил его Загнер, — сдать проектные чертежи, схему и оборудование инженеру Гефту! Перейдем к следующему вопросу. Ремонт парохода «Драч». Слово инженеру Гефту.

— Технический осмотр парохода «Драч», — начал докладывать Гефт, — выявил полный износ насосно-питательной системы котельной. Необходимо сменить инжектор и донку. Это оборудование можно приобрести в Одессе...

— Сколько? — перебил его Загнер.

— Семь тысяч марок.

— Пишите заявление. Переходим к следующему вопросу...

Только к девяти часам утра Николай попал на завод и, не заходя в кабинет, пошел прямо на пирс, где был ошвартован пароход «Драч», разыскал бригадира Полтавского и уединился с ним в штурманской рубке.

— Ну, Андрей Архипович, сколько тебе бумажек на инжектор и донку? Только чтобы без запроса... — улыбнулся Николай.

— Тысяч шесть... — глядя испытующе на Гефта сказал Полтавский. — Пять, пять! Уложусь в пять!

— Другое дело. На, получай. — Николай отсчитал пять тысяч марок.

— Только, Николай Артурович, я тебя предупреждал. Чтобы потом разговора не было, инжектор — пятый номер. Насчет донки не знаю, может быть, удастся добыть в два дюйма, но инжектор пятый...

— До чего ты, Андрей Архипович, человек стал нудный. Ни огонька у тебя, ни творческого размаха... — прикрывая ладонью зевок, сказал Гефт.

— То есть как это нудный?! — обиделся Полтавский.

— Принимать-то судно у тебя буду я. Понял? Ну, будь здоров! Я еще у себя не был! — и, хлопнув Полтавского по спине, Гефт пошел в дирекцию.

В кабинете на столе его дожидалась повестка:

«Плохи дела фюрера, если начали выметать подчистую фольксдейчей», — подумал Николай и, захватив повестку, направился к шефу Купферу.

В приемной, возле кабинета Петелина, толпилось несколько человек рабочих, а главный инженер был на территории — надо полагать, бдения сигуранцы продолжались.

«Обязательно надо выяснить, чего добивается на заводе Мланович. Сегодня же поговорю с Рябошапченко», — решил Гефт и открыл дверь в кабинет Купфера.

Шеф прочел повестку, схватился за голову, позвонил Загнеру и доложил.

Из трубки послышалась такая брань, что Купфер отнял трубку от уха. Алюминиевая пластинка мембраны вспучивалась, словно банка протухших консервов. Затем баурат, видимо, выдохся, и шеф приложил трубку к уху:

— Да. Здесь, рядом со мной! — Купфер передал трубку Гефту.

— Черт с ними! Идите на эту идиотскую комиссию! Я возьму на себя штурмфюрера Винергофа! — услышал Гефт возмущенного баурата.

Купфер дал ему свою машину, и Николай спустился вниз.

Высматривая шофера, он завернул за угол фабрики-кухни и увидел черный крытый «БМВ». Гефт вспомнил субботний эпизод в Колодезном переулке и заглянул в кузов — за рулем дремал шофер, а на заднем сиденье спал с открытым ртом Фортунат Стратонович.

«Почему в субботу ночью эта машина была в Колодезном? — думал Николай. — Если Мланович, проникнув в дом, поджидал Берту, она не дала бы условного сигнала».