Практическое свое воплощение идеи евгеники получили в виде расовых законов, принятых в США и Германии в первой половине XX века. Эти законы широко обсуждались также и в Англии, Франции, Скандинавии. К числу стран, одобривших законы о стерилизации (1907–1931), относятся Норвегия, Швеция, Дания, Финляндия, Соединенные Штаты, Эстония, Вольный Город Данциг, Швейцария, Англия, Бермуды, Канада, Мексика, Япония, Германия.
В США, например, «фокусом» негативной евгеники стала «индианская идея» (по названию штата, где впервые был принят закон): принудительная стерилизация лиц, которых суд признавал, подчас на произвольной основе, нежелательными для общества. К 1935 г. законы о принудительной стерилизации были приняты в 26 штатах США (еще в 10 ожидали принятия, и только 12 штатов этот закон отвергли). В Калифорнии к 1935 г. было стерилизовано на этой основе 12 000 человек…
В 1920 году Н.К. Кольцов вместе с Ю.А. Филипченко основал «Русское евгеническое общество» и 20 октября 1921 года на первом его заседании выступил с докладом «Улучшение человеческой породы». Далее эти светила отечественной генетики начали издавать «Русский евгенический журнал», пропагандирующий «достижения» евгеников всего мира в виде публикации, например, работ приснопамятного Ч. Давенпорта «Наследственность телосложения» (1924), Г. Лафлина «Евгеническая стерилизация. Исторический, правовой и статистический обзор евгенической стерилизации в Соединенных Штатах» (1926) и других.
Ф. Добржанский признавал наличие «генотипа правящих классов». С 1922 по 1931 г. выходил кольцовский «Русский евгенический журнал».
В 1929 году известный советский генетик и евгеник A.C. Серебровский в своей программной статье прямо заявил о том, как советская евгеника готова поучаствовать в программе индустриализации страны и выполнении пятилетнего плана: «Если бы нам удалось очистить население нашего Союза от различного рода наследственных страданий, то, наверное, пятилетку можно было бы выполнить в 2–3 года».
С этого года генетики ведут отсчет так называемых гонений на генетику. Однако если быть более точным, то 1929 год можно считать датой начала гонений не на генетику как таковую, а именно на евгенику.
До 1936 года «гонения» ограничились лишь закрытием «Русского евгенического журнала», фактической отменой подготовленного Н.И. Вавиловым международного конгресса генетиков и критическими статьями в печати, в которых доморощенным «улучшателям человеческой породы» предлагалось обратить внимание на сомнительность пропагандируемых ими идей. Одним из основных критиков евгеники был академик Лысенко.
На декабрьской научной конференции 1936 г. зав. Отделом науки ЦК дал понять, что не следует поднимать вопросы генетики человека, и три из четырех основных докладчиков (Вавилов, Лысенко, Серебровский) подчинились. Четвертый же, американский ученый Меллер, неожиданно для всех дерзко завершил свое выступление заявлением, что именно лысенковские взгляды как раз и служат «логической основой для расизма и фашизма».
Как видим, возникшие в 30-е годы споры по генетике быстро перешли из области науки в область политики. По одну сторону находились всемйрно известные биологи, последователи Моргана. Им противостояла группа, возглавляемая Лысенко. Он представил правительству картину бесперебойного снабжения продовольствием на основе достижений биологии, открыто боролся против генетиков, утверждая, что они ставят палки в колеса прогресса. Самое интересное, что обещания Лысенко были обоснованны. Он действительно получил выдающиеся практические результаты, о чем говорилось выше.
Почему генетика оказалась в центре политической борьбы? Да потому, что она давала теоретический фундамент общественным теориям. У фашистов были теории, краеугольным камнем которых были идеи о чистоте расы, неизменности генов, в СССР были поддержаны другие теории, основанные на наследовании приобретенных признаков и изменчивости генотипа в зависимости от условий существования.
Итак, уже в предвоенные годы в генетике отчетливо выделились две группы ученых, отстаивающих разные научные модели. Одни поддерживали Моргана, другие — Ламарка. Вроде бы ничего страшного. Такие дискуссии ведутся по широкому фронту науки всегда и везде. Но на беду, в дискуссии вмешалась политическая составляющая. Генетики оказались замешанными в пропаганде евгеники, а евгеника нашла широкую поддержку в гитлеровской Германии. Начались дебаты, статьи в научных журналах критиковали Лысенко и его последователей, но по сути дела ничего существенного из своих практических достижений морганисты противопоставить Лысенко не смогли…
Великая Отечественная война несколько заглушила остроту споров. Во время войны распри на время были забыты, советские ученые слаженно работали на нужды фронта. А потом противоречия стали обостряться.
Из литературы следует несколько совершенно неверных трактовок. Казалось бы, сессия ВАСХНИЛ была созвана для разгрома генетиков. Но познакомившись со стенографическим отчетом сессии, я пришел к выводу, что это не так. Напротив, мичуринцы готовились к обороне.
Выше я уже приводил цитату из доклада академика С. Ф. Демидова, который отмечал достижения Лысенко и перечислял его самые значимые работы (яровизация зерновых культур, летние посадки картофеля и т. д.).
Сам по себе этот текст свидетельствует о том, что акад. Демидов готовился защищать Лысенко, а не атаковать его оппонентов.
Лысенко тоже не громил морганистов — он защищался, а потом перешел в контратаку. Может, из-за того, что оппоненты мешали его научной работе? Ведь то, что происходило накануне сессии, тоже очень характерно. Анализ исторических событий, предшествовавших сессии ВАСХНИЛ, показывает, что после Великой Отечественной войны первыми пошли в атаку на Лысенко морганисты, используя административный ресурс не только СССР, но и мирового научного сообщества.
Первый удар был нанесен еще в 1945 году, когда профессор Сельскохозяйственной академии им. Тимирязева Антон Романович Жербак опубликовал статью «Советская биология» в американском журнале «Наука» («Science»), где он отстаивал позиции вавиловской школы и критиковал взгляды Лысенко и тем самым как бы вынес сор из избы советской науки на суд международной общественности. Ладно бы писал о своих научных открытиях. Так нет. Решил философию развести.
Позже известный генетик Н. Дубинин в своей биографической книге также признал, что генетики первыми начали использовать административный ресурс в конфликте с Лысенко, воспользовавшись своими связями в ЦК, и тем самым вызвали огонь на себя.
В ответ на нападки генетиков была опубликована 30 августа 1947 г. статья в «Литературной газете» под названием «На суд общественности». Подписали статью известные поэты А. Сурков, А. Твардовский и Г. Фиш.
Авторы статьи писали: «Когда мы читаем новое произведение советского писателя, слушаем новую симфонию композитора, узнаем о талантливом изобретении конструктора, о новом открытии нашего ученого, мы испытываем естественную гордость и радость за наших людей, за взрастившую их великую Родину. Но, видимо, есть еще и в нашей среде люди, у которых это чувство гордости и радости за успех родной культуры, как это ни странно, отсутствует. В американском журнале «Сайенс» появилась статья советского ученого, президента Академии наук Белорусской ССР, проф. А. Жебрака. Можно было думать, что советский ученый использует свое выступление в иностранном журнале для популяризации достижений передовой советской науки, для борьбы с враждебными, лженаучными буржуазными теориями или хотя бы для деловой информации.
Нет! Проф. А. Жебрак решил посвятить свою статью уничтожению и охаиванию передового советского ученого, известного всему культурному человечеству своими новаторскими трудами в области физиологии растений и генетики, академика Т.Д. Лысенко. Под видом объективного изложения состояния генетики в СССР А. Жебрак целиком солидаризируется с наиболее реакционными американскими профессорами в оценке теоретических достижений советской мичуринской школы, возглавляемой Т.Д. Лысенко.