ПРОЛОГ

Северо-запад США, штат Орегон

Вздрогнув, как от толчка, Киара Фицпатрик пришла в сознание. Открыв глаза и не увидев ничего в кромешной темноте, она почувствовала сильное давление в груди, словно кто-то положил на нее влажное одеяло, набитое песком и мешающее глубоко дышать.

На краткий миг она решила, что ей приснился ужасный кошмар. Один и тот же, который она видела снова и снова, где переплетались измена, предательство и невообразимая боль.

Она вздохнула, позволяя своему телу вжаться в матрас, и почувствовала на себе знакомое одеяло, которое ее бабушка сшила вручную много лет назад. Все было тихим и мирным. Легкое дуновение ветерка коснулось влажного от пота лба, вызывая мурашки по телу. Поднимая руку к лицу, чтобы потереть глаза, Киара почувствовала силу кожаных наручников на своих запястьях, и ее сердце наполнилось ужасом. Быстрый рывок стал доказательством того, что цепи все еще были на месте.

Все-таки это не было ночным кошмаром.

Она была не в силах сдержать мучительные рыдания, зародившиеся в ее стесненной груди и огромным потоком рвущиеся наружу, но постаралась заглушить их, повернув голову и уткнувшись лицом в подушку, насколько это позволяли сделать ее оковы. Если он услышит ее, то придет к ней, а она этого совсем не хотела.

Приступ не продлился долго – Киара была слишком уставшей и избитой. По меньшей мере, одно из ее ребер было сломано, но вполне вероятно и больше, так что даже малейшая попытка сдержать слезы вызывала боль. Один раз она позволила тихому всхлипу сорваться с губ и тут же, зажмурив глаза, отругала себя за это. Спустя несколько минут она почувствовала знакомое покалывание в задней части шеи.

Он приближался.

Киара застыла, когда услышала, как повернулся ключ в старинном замке, и тяжело распахнулась массивная дубовая дверь, а затем раздалась мягкая поступь ее мучителя. Она быстро закрыла глаза – пусть в комнате и без того было темно – и притворилась спящей. Может быть, всего лишь может быть, он оставит ее в покое хотя бы в этот раз.

Шаги все приближались, а едва слышное мужское дыхание раздавалось громом в мертвой тишине. Справа от себя, Киара услышала тихий щелчок, за которым вспыхнул тусклый свет, проникший сквозь ее закрытые веки. Крохотная лампа располагалась вне ее досягаемости, однако обеспечивала ему достаточно света, чтобы увидеть и убедиться, что она все еще была здесь.

Обычно он проверял ее несколько раз за ночь. Исправно, интересно, где еще, по его мнению, она могла быть. Связанная по рукам и ногам, в наручниках, прикрепленных цепями к железному каркасу кровати в каждом из четырех углов, она была ограничена в передвижении куда-либо, даже если бы и не страдала от пневмонии, а ее ребра не были бы сломаны.

– Киара, – благоговейно выдохнул он ее имя, словно произносил молитву.

Она сосредоточилась на необходимости поверхностно дышать, как будто спит, но при этом сделала небольшой вздох при звуке его голоса, зная, что ему это нравилось. По крайней мере, сегодня он казался спокойным и уравновешенным, и ей хотелось, чтобы так и оставалось. Пока он не срывал с нее одежду и не брал то, на что, как считал, имеет право. Вместо этого, он присел рядом с ней, и она почувствовала, как кровать прогнулась под его весом. Его палец осторожно коснулся наливающегося синяка на ее скуле – результат предыдущей стычки, когда он был менее спокойным и не контролировал себя.

– Почему ты заставляешь меня делать это? – прошептал он в темноте, и Киара услышала в его голосе неподдельное раскаяние. Он всегда сожалел после того, как избивал ее, но это совсем не облегчало боль.

– Мы всегда причиняем вред тому, кого любим больше всего, не так ли? – Киара немного переместилась, маловато для того, чтобы сильно натянуть цепи, но достаточно, чтобы порадовать его. Пока она отвечала определенным образом, он сохранял спокойствие. Игнорирование было верным способом привести его в дикую ярость.

Это понемногу убивало ее каждый раз, когда она так делала, чувствуя, будто продавала душу по кусочкам. Ей следовало бороться каждую секунду каждого часа каждого дня, а не вздыхать и сдвигаться, упрощая все для себя. Она же была Фицпатрик, черт возьми! Происходила из сильной семьи, в ее венах бежала древняя кровь. Ее предки, родители, братья и сестры, наверное, перевернулись в гробах в этот миг. Стыд и вина тяжелым грузом лежали на сердце.

Но Киара не была предательницей. Она не упускала ни одного момента, чтобы отыскать выход из положения, хоть какой-то способ сбежать. После нескольких месяцев, она оставила надежду, что кто-нибудь явиться и спасет ее. Нет, выбираться отсюда ей придется самой. А для этого ей нужно было остаться в живых. Означало ли это потакать его больной игре, чтобы заслужить немного доверия? Чтобы ослабить его бдительность и заставить ошибиться всего раз? Так тому и быть.

Он наклонился, запах виски хорошей выдержки и дорого табака был едва уловим. Хороший знак. Пара стопок делала его добрее, однако, от большей дозы он становился более жестоким.

Он отодвинул в сторону волосы с ее лица, и его губы коснулись ее лба. Это был самый нежный поцелуй, один из тех, которые мог бы подарить истинный любовник. Она снова вздохнула, не забыв придать лицу расслабленное выражение, чтобы создать впечатление, будто ей понравилось это.

Когда он напрягся, ее сердце забилось быстрее. Он сильнее прижал губы к ее лбу, а после приложил ладонь.

– Иисус, Киара, ты вся горишь, – произнес он, и его тихий голос приобрел обеспокоенный тон. Он откинул в сторону покрывало и увидел, что она вся покрылась потом. В то же мгновение, от легкой прохлады Киара начала бесконтрольно дрожать.

Его руки подняли низ ее ночной рубашки и нашли на боку стерильные повязки Telfa¹. Сняв одну из них, он снова выругался, верный признак того, что что-то было не так. Понимая, что больше не может продолжать притворяться спящей, Киара открыла глаза и встретилась с ним взглядом. На миг она уловила в его глазах настоящий страх.

Было сложно поверить, что он являлся тем самым мужчиной, который хладнокровно убил всю ее семью. Тем самым человеком, который ее жестоко избивал, резал и сексуально надругался над ней последние несколько месяцев. Тем самым мужчиной, который прямо сейчас касался ее так, словно она была бесценна для него.

Он был неуравновешен, Киара это знала. Серьезное биполярное расстройство личности², хоть что-то она помнила из уроков ОБЖ в средней католической школе, в которой училась. Могла ли она представить себе тогда, что трехминутный доклад, посвященный психическим болезням, сыграет огромную роль в ее жизни?

– Ты должна была мне сказать, Киара, – отчитал он ее, затем сорвал повязки и стал наносить мазь на опухшие ножевые раны, закрывая их чистыми повязками. Пневмония снизила сопротивляемость организма, позволив заселиться инфекции. Она опустила ресницы, надеясь, что он расценит это как покорность. Она была хороша в этой игре, отчего ее просто тошнило.

– Всегда пытаешься быть сильной, не так ли? Постоянно стараешься показать мне, что ты достойна. Это одна из причин, почему я люблю тебя, Киара. Но теперь я позабочусь о тебе.

Киара содрогнулась, но не от лихорадки, а от абсолютного и безоговорочного благоговения в его глазах. Трудно было решить, что хуже – это или дикий блеск во взгляде, когда он верил, что она, так или иначе, предала его.

К счастью, он принял ее дрожь за еще одно доказательство того, насколько больна она была.

– Не волнуйся, – сказал он, облизнув губы и снова укрывая ее. – Я достану тебе антибиотики, окей?

Киара прекрасно понимала, и вместо ответа, слегка кивнула.

– Хочешь пить? – она снова кивнула. Ее горло стало настолько отекшим и сухим, что она с трудом могла глотать, малейшая попытка причиняла боль, такую, что не стоило и начинать.

Он отошел и быстро вернулся с маленьким стаканом воды. Скользнув рукой ей под плечи, он постарался приподнять Киару и поднес воду к ее губам. Сломанные ребра вызвали небольшую вспышку боли. Она поморщилась, ожидая последствий, но к счастью в этот раз обошлось без них.

Забрав стакан, он подоткнул под нее одеяло и ушел, пообещав очень скоро вернуться с лекарствами. Только когда звук мощного отъезжающего по гравийной дороге пикапа достиг ее ушей, она с облегчением вздохнула. По ее расчетам у нее был час до того, как он вернется.

Извиваясь всем телом и стиснув зубы от боли, прострелившей ее грудь и спину, она попыталась сдвинуть забытый тюбик с мазью туда, где смогла бы дотянуться до него руками. Боль – это хорошо. Боль означала, что ее тело и разум все еще функционировали, и пока она дышала, у нее был шанс.

Повернув тюбик пальцами, работая медленно и осторожно, чтобы не уронить его, ей удалось выдавить немного содержимого на основание ладони и под кожаную манжету, где мазь послужила смазкой. Потребовалось немало сил и много времени, но она смогла, наконец, освободить одну руку, вывихнув ее в процессе. От других наручников удалось избавиться быстрее и без каких-либо травм.

Вскоре Киара поняла, что подняться было ошибкой. Ее ноги ослабели, а голова закружилась, и она сильно ударилась, упав на пол. Тем не менее, впервые за все эти месяцы, у нее был шанс на свободу, и ни в коем случае она не собиралась от него отказываться – особенно не по причине нескольких ушибов и синяков. Она пережила гораздо худшее. А если бы он поймал ее сейчас? Зверски избивал бы, пока она не начала бы мечтать о смерти, но он все равно не подарил бы ее.

Она подползла к двери, все время отчаянно молясь. В спешке он оставил проем не запертым, вероятно, полагая, что она была слишком больна и ослаблена, а потому с этим не могло возникнуть проблемы. Для Киары, забытый тюбик с мазью и открытая дверь были ни чем иным, как проявлением божьей милости, которую она так ждала, и знаком свыше, что пора уходить.