Ожег на шее заставил гопника рвануться к суше. Счищая скованными слизью руками эту же слизь с горла, груди, он со всей силы подтолкнул полковника к берегу, отчего сам подался назад. И обжигающая гадость снова обвилась вокруг него. Парень заорал, как, наверное, орал и мент. Рывками сдирая с себя слизняков, теряя рассудок от боли, он двинулся на далекий огонек. Голова была уже над водой, но что-то скользкое облепило ее, обжигая щеки, пытаясь заползти в глаза и рот. Вот впереди вновь появился полковник, он схватил Беса за руки поволок на берег. Боль нестерпимо жгла все тело.

Прибрежный камень зашуршали под ногами, и тело мокрое и воспламененное рухнуло на него. Свет фонаря бил прямо в лицо, которое нестерпимо жгло. Глазам было больно, но кожу жжение неожиданно отпустило. Липкая скользкая мерзость от света сползла на камень, пытаясь скрыться в темноте. Бес схватил фонарик и стал светит себе на руки. Прозрачная слизь растаявшим студнем засочилась вниз.

Прейдя в себя и более или менее очистившись от липкой гадости, Бес посмотрел на полковника, тот ужом извивался на камнях. Слизь покрывала его целиком. Мент кривился, пытался содрать ее с себя, но все было бесполезно. Руки соскальзывали, ни за что не цепляясь.

Бес направил свет на полковника и через мгновенье, слизь сползла и с него. Тяжело дыша, красный как рак, полковник, еще брыкаясь, отскочил подальше на берег. Посмотрел на Беса, тот понимая, что мент оклемался, опустил свет вниз, а затем перевел его на воду. В нескольких метрах от берега бугрилась огромная студенистая масса. Парень навел свет фонаря на нее и та, будто ей стало больно, ушла под воду, стремительно и плавно.

— Это что за хрень? — Бес перевел фонарь на полковника.

— Это тебя надо спросить. Ты за ней как привязанный плелся. И где твой фонарь?

Фонаря не было. Утонул. А мама? Парень потряс головой. Привиделось? Или эта гадость навеяла?

— Блин. Как же горит, — Леонид Васильевич протянул руку к Бесу. Тот, понимая, что от него просит полковник, протянул фонарь.

Леонид Васильевич сбросил с себя одежду. Просветил сначала себя целиком, а за тем и вещи.

— Ты дом видел? — повторяя действия полковника, спросил Бес.

— Какой дом? — не понял тот.

Парень махнул рукой, понимая, что полковник ничего не видел.

— Неважно.

— Коль. А чего ты так отчаянно в воду-то брел? Демон твой что ли начал работать?

— Нет, — гопник закончил освещать свою одежду. — Демон подчиняет себе. Ты видишь этот мир, но не можешь, да и не хочешь ничего делать. И он управляет и твоим телом и твоим сознанием. А это, — парень передернул плечами. — Это был обман. Жесткий, циничный обман.

— А почему циничный? — не понял полковник.

— Я думал, что это сон, — парень замолчал. — Там мама была. Звала меня к дому. Так спокойно было. Чисто. Бабушка тоже. А оказалось все обман.

— Мать жива-то еще? — спросил Леонид Васильевич.

— Слава богу. Но давно уже не был у нее. Как она? — сам себя спросил Бес. Обида и злость на самого себя проникли в душу, засосало где-то между ребер. — Вот я мудак.

— Эй, — окликнул его полковник. — Ты в норме?

Бес оглянулся. Слезы стекали двумя струйками по красному обожженному лицу.

— Да говорю: мудак я, — может из-за видения и чувства утраченного спокойствия и теплоты, парню захотелось высказаться. — Всю жизнь просрал. С самого ее начала.

— Коль, — полковник не хотел мешать парню, но все же прервал его, указывая на воду. Парень посмотрел на то место, не наводя прямого луча. Над водой опять слегка возвышалась студенистая масса. — Пойдем-ка дальше.

Гопник, не переводя свет фонаря на огромного слизняки, подобрал из-под ног камень какой поувесистей и со всего размаху запустил его в мерзкого гада. Камень попал точно в выпуклость. Слегка завис, соприкоснулся со слизью и исчез под водой вместе с выпирающей массой.

— Пойдем. Вещи и так высохнут. Тепло вроде.

Парни побежали дальше. Время вновь зашаркало вылетающими из-под ног камнями. А долго ли так бежать не знал никто. Слизняк больше не появлялся, но ручаться, что его нет поблизости парни бы не стали.

— Все, — полковник тяжело дыша, опустился на камни. — Привал.

Бес остановился рядом. Посмотрел на воду. Та была неподвижна. Сел рядом. Он тоже устал. Тоже тяжело дышал и хотел спать. Полковник в прошлый раз хоть немного поспал, а он нет.

— Лень, — парень побрел к стене. — Я спать. Не могу больше. С ног валюсь.

— Ok, — отдышавшись, бросил Леонид Васильевич. — Давай, я после.

Гопник прислонился к стене. Потом вовсе сполз на камни и через мгновенье вырубился. Дыхание успокоилось.

Леонид Васильевич осмотрел воду и кромку берега. Мерзкий слизняк или слизняки, парни так и не поняли: было ли это одно существо или несколько, не появлялся. Полковник посмотрел на спящего Беса. Подумал было сесть рядом, но затем решил пройтись немного вперед, посмотреть что впереди.

Расстояние луча не позволило полковнику уйти далеко. Но кое-что он все же увидел. И их решение отдохнуть до этого места показалось Леониду Васильевичу более чем удачной идеей. Стена, у которой сейчас спал Бес через каких-то сто метров резко уходила влево к воде, берег при этом на сколько хватала зрения у полковника исчезал полностью. А что было дальше оставалось загадкой. И как двигаться дальше тоже было не понятно. Вплавь? Из-за гадости в воде — нереально. Ползти по стене? Невыполнимо.

Леонид Васильевич вернулся к мирно похрапывающему гопнику. Присел рядом с ним. Вновь осмотрел берег. Ничего. Тишина. Выключил фонарик и стал слушать. Пытаясь не пропустить тот единственный сигнал о приближении врага. Он понял, что гадость, живущая в озере, не переносит света, поэтому фонарик был в руке, а палец лежал на кнопке выключателя.

Секунды бежали в никуда. Таяли в темноте, терялись в подземном озере. Они не сливались в минуты, а те не отсчитывали часы. Тут не было времени. Оно не ощущалось. Или полковник разучился его чувствовать, ориентируясь в повседневной жизни по наручным часам, по сотовому, постоянному отсчету на экране рабочего компьютера и голосу в радиоприемник автомобиля. Там наверху время было везде. Здесь нет.

Леонид Васильевич вспомнил об оставленных ими Михе и Анне. Жив ли парень? Не вернулся ли Моня? Сам себе усмехнулся, хотя делать это в темноте и фактически в одиночестве было глупо. Но мимика, как и любое движение здесь, были необходимы. Были нужны, чтобы не потеряется в темном мире. Чтобы не стать лишь мыслью в черноте подземелья.

Миха. Бес. Анна. Полковник думал об этой компании. О своем отношении к ним. Террористы? Нет, конечно. Дураки и неудачники. Леонид Васильевич вспомнил о своем намерении упечь их за решетку, о своей вере, что это правильно. Сейчас он так не думал. Конечно, в тюрьму они попадут. Но вешать на них что-то выше их заслуг, Леонид Васильевич уже не хотел. Да и Миха этот выкарабкается ли? Возможно, нет. Моня? Дурка, однозначно. Анна и Бес? Ну что же тут поделаешь? Тюрьма.

Он их жалел? Да нет. И не сочувствовал. Скорее, и это для самого полковника стало откровением, он стал их понимать. Их мир, их жизнь. А он сам? Слишком зажрался в своем мире. Здесь было иначе. Тело некогда мягкое, стало жестким. Редкая и вредная еда стала желаемой необходимостью, а не пресытившимся разнообразием. Вода? Вода была рядом. Но помыться в ней, не говоря о том, что бы попить, было не возможно. Темнота смыла знаки различия между ментом и гопником.

Полковник вновь улыбнулся. Он хотел им помочь. Так же, как Анна хотела помочь ему в самом начале их спуска. Он переживал за Миху, почти как за друга. За друга? Задумался Леонид Васильевич. А у него ведь не было друзей. Работа, коллеги, жена. И все. А друзей не было. Ни хороших, ни плохих, ни каких. Но рядом спящий гопник ведь тоже не друг. Не друг. Но сейчас он зависел от полковника и полковник зависел от него. Это взаимовыручка.

А их Демон? Инопланетянин? Леонид Васильевич представил, что же их ждет впереди. Ведь цель должна была быть уже совсем рядом. Он вспомнил карту на золотой двери. Спуск. Река. Озеро. И фигура в центре круга. Озеро вот оно. Значит и фигура скоро появиться. Хоть вся история, происходящая с ним, и попахивала бредом, но отречься от увиденного, полковник не мог. И интерес, проснувшийся в нем в той комнате со звездами, он лишь усиливался.