— Такое, мать его, положение, — процедил раздражённо мужчина, — что окажись в нём вся наша армия, местным женщинам не пришлось бы красть гранаты и прятать их под подушками или между бёдер.

Я слушала его, как будто понимая и в то же время — нет. Вряд ли он говорил о том, что заводить семью ему запрещает "профессия" или покалеченное войной мировоззрение. Было что-то ещё, что комендант проклинал, но иногда, крайне редко, видел в этом справедливое волеизъявление небес.

— А ты… вот ты скоро вырастишь… Год, в лучшем случае — два, и какой-нибудь ублюдок доберётся до тебя. И ты вспомнишь тогда этих "героев". Знаешь, кого ты тогда станешь проклинать? Того самого "лучшего друга твоего как-его-там"…

— Он спас меня, потому что не мог поступить иначе! Из всех кого я знаю, он самый…

— Да что ты заладила?! — Комендант шарахнул кулаком по столу, не щадя руки. — Спас?! Ты, похоже, не знаешь, что это такое. Но я тебе покажу.

Хизель схватил револьвер, проверил барабан и поднялся. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вернуть ногам устойчивость. А я ждала, не двигаясь и почти ни о чём не жалея. По крайней мере, я умру не голодной, в собственном доме. Вот только Ранди жалко… на этот раз, вернувшись, он меня в живых не застанет. Появившись на пороге, "Атомный" будет долго и бессмысленно искать, и вряд ли кто-нибудь отважится сообщить ему скорбную новость.

Обойдя стол, мужчина приблизился ко мне… но лишь за тем, чтобы пересечь комнату без падений: по пути он опёрся на спинку стула, который я занимала. Открыв дверь, Хизель втянул в кабинет дежурного.

— Скажи-ка мне, рядовой… — комендант запнулся. — Хотя, знаешь что? Мне уже осточертело слушать одни и те же прокуренные мужские голоса. Просто кивай. Понял? — Судя по растерянному виду — едва ли, но солдат послушно кивнул. — Ты знаешь, кто это? — Кивок. — Это, твою мать, контроллер моего "пса"! Моя собственность! Ты погляди, в каком паршивом состоянии моя собственность находится! Как по-твоему, это нормально? — Когда солдат исполнил нужное движение, подполковник продолжил, всё больше горячась: — Ты её трогал? Нет? Но ты знаешь, кто трогал, так? Знаешь, сука. Не держи меня за дурака! — Хизель взвёл курок револьвера и прижал дуло к виску бойца. — Ну, кто тут осмелился портить моё имущество?

— Не могу знать!

— Прикуси язык! От тебя требуется только имя. Либо имя, либо… Подумай дважды, прежде чем в следующий раз рот открыть.

Офицер опустил руку, дуло скользнуло от виска к горлу, упёрлось в дёрнувшийся кадык. Бедняга-рядовой уставился на меня словно заклинатель змей, гипнотизируя.

Скажи ему, чтоб тебя! Какого чёрта он требует от меня то, что ему можешь дать и ты?! Кенна Митч. Ты же хочешь это сказать! Всё тут же разрешится. Обоюдная польза. Говори, твою мать!

Если бы всё было так просто…

Во-первых, он отлично знал, что тут делают со стукачами, особенно если это кто-то местный. Во-вторых, мы с Ранди уже давно поклялись друг другу, что Кенна Митч умрёт от наших рук, а уж точно не будет застрелен из наградного револьвера подполковника Хизеля.

— Молчишь?

Я забрала тарелку со стола и повернулась лицом к действу, грозящему завершиться трагически. И я, и бедняга-рядовой понимали, что комендант под мухой всегда настроен серьёзно.

— Может, сделать так, чтобы ты затих навеки, а?

Смотреть на то, как вражеский офицер издевается над своим подчинённым, было не столько приятно, сколько… правильно. В происходящем словно ощущалась моя воля.

Глядя в расширенные глаза солдата, я собирала пальцами рыбный бульон и облизывала их. Из меня тоже мог бы получиться неплохой гипнотизёр.

— Это… возможно… — Заткнись! Не смей! Он мой! Наш с Ранди! — Думаю, что…

Я разжала руки, тарелка сползла с коленей и раскололась об пол. Чудом, что следом не раздался выстрел: нервы здесь у всех были ни к чёрту. Комендант и солдат синхронно вздрогнули.

Найдя меня рассеянным взглядом, Хизель глухо выругался. Рука с оружием обессиленно повисла.

— Чёрт с тобой. Проваливай! — Когда многострадальный караульный откозырял и развернулся, восхваляя милосердие Бога, подполковник схватил его за шкирку и дёрнул на себя. Игнорируя надсадный кашель, Хизель пробормотал: — Если увижу на ней следы, мой мальчик, прострелю башку в первую очередь тебе. — Ему удалось лишь с третьего раза попасть пистолетом в кобуру. — Скоро к нам из центра пришлют комиссара. Какого-то недоноска, к которому непонятно почему очень лояльно относится наше правительство. Знать бы, ха-ха, чем он им так угодил. А я… мы должны к его визиту подготовиться. Я ясно выражаюсь?

— Т-так точно!

— Всё нужно сделать в лучшем виде. Господин комиссар должен видеть, что у нас всё под контролем. Что мы не собираемся отступать. Что слухи об окружении — всего лишь бабьи сплетни. Что мы уверены в себе, сильны и… ци-ви-ли-зо-ва-ны. Ну и… нужно создать ему все условия. Лучшая комната, лучшая еда, прислуга посимпатичнее… и, пожалуй, придётся забрать ту цыпочку майора Эмлера. Наверняка, комиссар захочет у нас погостить подольше.

— Разрешите распорядиться?

— Валяй, распоряжайся. — Хизель подошёл ко мне. Его сапоги едва не касались осколков тарелки, на которые он уставился бездумно, словно и не видя. — Ну что, вкусно, правда? Выпади случай, они нами тоже не побрезгуют. Да-да… Лет десять назад, на речной переправе, осенью… тогда погибло много ребят, и мы не похоронили их. Берег крутой. Становясь на край, мы могли видеть их тела в воде. Сначала рыбы выели им глаза, а через несколько недель там остались лишь кости. Обглоданные, белые кости. Рыбы, они как крысы, падальщики. Теперь от одного запаха блевать тянет.

Комендант приложил руку ко рту, словно сдерживая рвотные позывы, но упрямо продолжал смотреть… Эти осколки, идущий от них и от моих ладоней призрачный запах, выводили его из себя.

— Ну-ка встань, — прохрипел Хизель, убирая руку ото рта, сжимая её в кулак.

Через мгновение этот тяжёлый, жесткий кулак врезался в мой живот. Комендант бил без замаха, но сильно, так, что казалось, желудок встретился с позвоночником. Я повисла на чужой руке, а когда подполковник сделал шаг назад, упала на колени. Что больше всего обижало в этой ситуации? Не сам удар и его подлость, а то, что из-за него мне пришлось распрощаться с только что съеденным ужином. Боль — пустяк, она ничего не стоила, тогда как еда была для нас дороже золота. А такая еда… Я понимала, что подобный шанс мне может больше не выпасть никогда в жизни.

— … отучишься бить тарелки, — раздался голос подполковника. — Позволишь себе такое на приёме при госте… Не думай, что пожалею.

Не то чтобы я на что-то надеялась…

Хизель упал в кресло, из-под которого выполз кот-подлиза. Запрыгнув хозяину на колени, он подлез под его руку, одинаково щедро расточающую боль и ласку.

— Убери это безобразие, — отрывисто приказал Хизель, устало закрывая глаза. — Пошевеливайся!

Ладно, спасибо хоть, что не языком.

Ранди начал курить. Это ещё не "Вторая Трагедия Всей Моей Жизни", но её преддверие.

Это обнаружилось случайно, я не была к подобному готова, поэтому едва не потеряла сознание от одного лишь его вида с сигаретой в зубах. Он тащился домой, едва переставляя ноги, из последних сил втягивая в себя дым ртом и носом, словно с некоторых пор чистый воздух стал для него ядовит.

Остановившись на крыльце, он сделал последнюю глубокую затяжку и, как будто мог почувствовать мой взгляд, обернулся. Окурок, который уже оставлял ожоги на его губах и пальцах, утонул в луже. Вёдра, которые я тащила от колонки с соседней улицы, выпали у меня из рук. По улице разлетелся дребезг, на который обернулись солдаты, отыскивая взглядом возмутителей спокойствия… и тут же отворачиваясь.

Мокрая по пояс, я стояла там и смотрела на Ранди. Он же задержал дыхание, боясь сделать выдох и, тем самым, расписаться в своём преступлении. Мы играли в гляделки с минуту, пока Ранди не сдался, с наслаждением освобождая лёгкие от дыма.