Мне просто хотелось, чтобы он посмотрел на меня, узнал и осознал масштабы своего преступления. Мне хотелось увидеть, как он обмирает от ужаса. Как он прокручивает в голове все возможные варианты перенесённых мной мучений. Мне хотелось… хотелось услышать его раскаяние. Он должен был сожалеть! Меня не нужно было спасать. К чёрту это! Я лишь хотела поставить его — самоуверенного, гордого и сильного — на колени своей немощью и уродством. Хотела увидеть его рыдающим и умоляющим о прощении.

— Вы не женаты, комиссар? — ненавязчиво поинтересовался Хизель, гоняя алую каплю по дну фужера.

— Нет, — бросил Дагер. Когда я подошла к нему с бутылкой, он накрыл свой бокал ладонью.

— Пока ещё?

— Не думаю, что вообще когда-нибудь отважусь на подобный шаг.

— Отважусь?! — переспросил подполковник, которому подхихикивал майор Эмлер. — Ха-ха, хорошо сказано для офицера, особо отмеченного нашим правительством!

— Согласитесь, для этого нужна определённая смелость.

Подполковник покривил губы в неискренней улыбке: тема женитьбы и семьи была для него с некоторых пор (если точнее — с двадцати пяти лет) очень щекотливой.

— В таком случае, если вы, конечно, не возражаете, мы с майором приготовили для вас небольшой "подарок".

— Я тронут…

— Сюрприз, так сказать. Он ожидает вас в вашей комнате.

— …и заинтригован.

— Наслаждайтесь нашим гостеприимством, комиссар! — вмешался Эмлер. — А дела отложим на завтра.

— Если вы настаиваете. — Раздражённый моим навязчивым присутствием, Дагер всё же поднял взгляд. Он смотрел на меня в упор секунду, две… прежде чем членораздельно, очень внятно произнести: — Мне уже хватит вина на сегодня.

В моей голове вспыхнула безумная мысль.

А что если он узнал меня? Вдруг он уже давно, ещё с первого взгляда всё понял? И теперь стыдится дружбы с нашей семьёй? С новыми неприкасаемыми. Врагами Ирд-Ама и всего свободного народа. Презирает нас, живых, и тех, кто уже умер? Или он всегда нас ненавидел, но тайком, лицемерно, и просто ждал подходящего случая? Эти глаза… что они видели, когда так смотрели на меня?

— Ты уверен? — переспросила я, слыша, как испуганно всхлипывают Сара и Тильда. У майора Эмлера от удивления открылся рот, а подполковник Хизель прочищал мизинцем ухо, словно списал мой вопрос на "послышалось".

— Не забывайся! — глухо прорычал Дагер, и я покачнулась, скорее удивлённая, чем напуганная. Я привыкла бояться мужчин в чёрной форме, но пока ещё не его, не Дагера.

Приказывает? Этот ублюдок! Паршивый друг! Солдат, поправший присягу! Человек, наплевавший на честь! Угрожает мне! В этом самом доме!

Но то, что я сделала, было просто глупостью, но никак не местью. Я хотела плюнуть ему в лицо, но во рту пересохло. Поэтому, подняв бутылку, я вылила остатки вина на его голову. Я даже успела стряхнуть последние капли, прежде чем меня схватили за шкирку и повалили на пол. Мир стал красным от боли. Это было что-то вроде откровения: меня ещё не били так, что я потеряла способность дышать на целых три минуты.

Бутылка разбилась об пол. Дагер грубо выругался и вскочил, опрокидывая стул. Подполковник Хизель извинялся и уверял его на все лады в моих скудных умственных способностях. Сара и Тильда предлагали комиссару салфетки.

— Прекратите! — рявкнул Дагер, обращаясь к солдату, который размахнулся для нового удара. Закрыв голову и подтянув колени к животу, я хватала ртом воздух и ждала. Моя жизнь теперь зависела от одного его слова. И какую участь он для меня выбрал? — Не здесь же, чёрт возьми!

— У меня напрочь пропал аппетит, — промямлил майор Эмлер. — Плесни-ка мне ещё винишка, крошечка.

— Вынеси этот мусор на улицу, — прикрикнул Хизель, наверняка, в угоду гостю. — Таким неблагодарным животным нечего делать в доме.

Но ведь это мой дом! Мой!

Не припомню такого больше, но в тот раз мне не хватило сил переносить побои молча. Но едва ли мои вопли слышал кто-то помимо солдата, который предусмотрительно оттащил меня подальше от парадной столовой. Я барабанила ногами по полу. Солдат — по мне. В какой-то момент всё моё тело расслабилось, обмякло и перестало реагировать на удары. Тогда солдат схватил меня за шиворот и поволок на улицу. Он исполнил распоряжение коменданта с точностью, оттащив меня на задний двор и швырнув на кучу мусора.

— Значит ты… всё-таки… — беззвучно шептала я, слыша в ответ лишь ругань уходящего солдата. Сомнений больше не осталось: Дагер пришёл не для моего спасения, а совсем даже наоборот. — Ранди… Ранди… убей их… убей их всех… всех до последнего…

Я была уверена, что озвучивала тогда свои последние слова, которые, конечно, не слышал ни Дагер, ни Ранди, никто. Я должна была умереть к тому моменту уже дважды: на реке, при облаве. И тогда, на помойке. Но почему-то не умерла.

Я лишь провалялась на куче отбросов пару часов, а когда очнулась, уже стояла ночь, но кто-то совсем рядом со мной нарушал комендантский час. Звуки голосов, озлобленных и грубых, как лай, достигали моих забитых кровью ушей. Где-то совсем рядом яростно спорили мужчины. Я узнала их почти сразу — Дагер и Хизель. Ирония: совсем недавно они пили на брудершафт.

Скатившись с мусорной кучи, я поползла на шум. Мне почему-то жизненно необходимо было узнать эпилог этого поганого дня. Спор, который офицеры вели на повышенных тонах, не оставлял места сомнениям — это финал их дружбы. Ну, это ведь Гарри Дагер, он со всеми друзьями обходится одинаково, подполковнику не стоило раскатывать губу.

— …это не обсуждается!

— Ещё как обсуждается! Не забывайте, где вы находитесь! В моём городе! В моём доме!

Стиснув зубы, я утюжила животом холодную, липкую землю.

— В отличие от вас, я знаю, кому этот дом принадлежал! Это были великие люди и вы… вы им в подмётки не годитесь, подполковник!

— Ч-что? — От такой наглости у Хизеля обнаружилось заикание. — Т-ты с кем разговариваешь? Да я тебя сейчас же расстреляю за измену…

За измену? Ха-ха. В таком случае подполковник сделает работу военного следователя Сай-Офры — убьёт дезертира, клятвопреступника, шпиона. Что тоже можно расценить как пособничество врагу и, следовательно, измену.

— Если мечтаете попасть под трибунал — вперёд. А если нет, советую просто направить жалобу моему начальству. — Дагер нарочно издевался, потому что знал: он неприкосновенен. Что давало ему — предателю — такое могущество?

— До просьб я опускаться не намерен! — прорычал подполковник так твёрдо и решительно, как будто не пил до этой минуты ни капли. Никогда в жизни. — Но ты злоупотребил моим радушием, и я этого тебе не забуду. Учти, мальчик: если ты ещё раз попадёшься мне на глаза…

Подобравшись к углу дома, я вытянула шею. И тут же мучительно скривилась.

— Не хотите опускаться до просьб, но опускаетесь до пустых угроз. Довольно, подполковник. Вы так дорожите своим положением, этим местом, домом… Но я забыл сказать вам самое главное: вам приказано уйти из Рачи.

Могу представить себе лицо подполковника в этот момент!

— Уйти?! — Это было подобно смерти для него. — Да ты хоть понимаешь… чего мне стоило…

— Это не обсуждается. Через неделю, в лучшем случае — через две, город возьмут в кольцо. Осада неизбежна, и вы её не переживёте.

— Ты меня не знаешь, сопляк!

— И слава за это Богу. Как бы там ни было, вам приказано явиться в штаб.

Если постараться, я подоспею к самой кульминации. Ещё несколько сантиметров…

— Чтобы я отступал?! Не дождёшься!

— Хорошо, я рад это слышать.

Я увидела очертания фигуры гостя, выделенные скупым светом, что лился из дверей дома. Дагер держал что-то на руках, прижимая к груди бережно и в то же время крепко. Словно большого ребёнка. И когда он повернулся спиной к коменданту, я увидела лицо той, из-за кого мимолётная дружба комиссара и коменданта превратилась в заклятую вражду.

— Ты напоминаешь мне моего сына. — В знакомом до боли женском голосе звучала бессмысленная радость. — Свена. Я тебе о нём не рассказывала?