Я уставился на гостью (хотя, по правде говоря, в этой комнате гостем был я сам). На ней джинсы в обтяжку и длинный вязаный свитер голубовато-серого цвета. На вид ей лет двадцать пять; щеки румяные, под стать бочкам яблок, которые они принесли. Волосы цвета густого мёда забраны на затылке в пучок. Веселая, смешливая особа — хохочет, стреляет глазами по сторонам… Если бы не широкий нос, несколько смазывающий общую картину, ее можно было бы назвать симпатичной.

— Poznajcie się, — продолжила после паузы Татьяна, — to jest Arthur, to Stasia, to Marek.

Стася, улыбаясь во весь рот, протянула мне руку. Я аккуратно пожал женскую ладонь, после чего поинтересовался:

— Так вы, Стася, значит, спасли жизнь моей жене?

Выждав паузу, — и заметив, что девушка покосилась на мою половину — задал тот же вопрос на английском.

— Co? Nie, panie Arturze, to jest żart!.. — Глядя на меня, она добавила. — Is that your wife saved my life!..

— Ничего не понимаю, — пробормотал я. — Кто кого спас? И отчего именно?..

— Tania, jaki masz wybitny mąż!..

— Муж объелся груш, — вполголоса сказала моя благоверная.

Я посмотрел на поляка. Он постарше Стаси, ему где-то между тридцатью пятью и сорока. Примерно наш с Татьяной сверстник. Одет почти по-домашнему: на нем спортивные брюки и теплая рубашка на выпуск. Крепкий, коренастый, основательный такой мужик. Лицо с крупными чертами украшают пшеничного цвета усы. Не слишком разговорчивый; хотя, возможно, его сковывает мое присутствие.

— Это наш со Стасей приятель, — сказала Татьяна. — И еще он водит один из разъездных «вэнов».

Марек, или как там его, протянул ладонь для рукопожатия; но я решил — сам не знаю, почему — не подавать ему руки.

Наше застолье продолжалось уже около часа.

Татьяна отказалась от «Мартини», хотя это ее любимый напиток. Как и Стася, она попивало вино, изредка пригубливая из фужера. Мой приятель на удивление быстро снюхался с поляком, что стало для меня еще одним неприятным сюрпризом. Тень ни бельмеса не понимает ни на английском, ни на польском, — ну, разве что разбирает некоторые схожие по звучанию и смыслу слова — но они как-то нашли общий язык. Разговаривали, кстати, в основном про легковушки разных марок; мой приятель на русском, поляк на своем родном наречии.

Дамы общались на польском; когда Татьяне не доставало языкового запаса, она вставляла в разговор слова или фразы на русском и английском. Они говорили преимущественно про какого-то «Джито» (если я правильно понял, этот тип местный, он небольшой начальник или бригадир, и он же является арендатором дома, в котором мы сейчас находимся).

Когда-то, еще на заре наших отношений, мы жили в Вильнюсе. Года два или чуть больше. Польский в этом городе, наряду с литовским и русским является языком повседневного общения. Татьяна пыталась тогда завести своё дело: арендовала место в одном из универмагов литовской столицы, закупала через посредников итальянскую обувь. В этом бизнесе в ту пору были почти сплошь поляки, поэтому она довольно быстро заговорила на польском. Ну и вот, спустя годы — кто бы мог представить себе раньше такие расклады — сносное знание Polskie, похоже, ей весьма пригодилось.

В какой-то момент я совершенно выпал из этой компании. Марек выпил две или три рюмки водки; свое нежелание выпивать дальше он объяснил тем, что ему завтра с утра пораньше садиться за руль. Тень был явно не против того, чтобы закидываться водкой наравне со мной, но, получив под столом чувствительный пинок, подуспокоился и уже не протягивал рюмку каждый раз, когда я брался за бутылку «Абсолюта».

В отличие от этих двух, я пил не из рюмки, а из стакана.

Сначала наливал себе на дно; потом увеличил дозу.

Я пил водку, как воду — залпом, не чувствуя ни ее вкуса, ни запаха. За прошедший час я убрал, по меньшей мере, половину содержимого литровой бутылки. Какой-то частью сознания я понимал, что выбрал не самую лучшую тактику поведения; но было нестерпимо тяжело; я был удручен до крайности.

Пока я накачивался водкой, дамы закончили обсуждение интересной им темы и допили по последнему фужеру вина. Все вдруг дружно встали из-за стола; я невольно последовал их примеру.

— Я буду ночевать у соседей, — холодно сказала Татьяна, набрасывая на плечи куртку. — Марек нас проводит.

— Почему ты уходишь?

— Потому.

— Марек вас проводит… — угрюмо произнес я. — Так, так. Интересный поворот. А как же я?

— Можете остаться здесь.

Татьяна, подойдя к двери, поставила замок на защелку.

— В таком положении замок не действует, — сказала она. — Ключ от комнаты только один, не хочу оставлять, а то еще потеряете.

— У нас забронированы два номера в гостинице, — сказал я, прислушиваясь к неприятному звону в ушах.

— Вас могут не впустить в отель. — Татьяна покосилась на бутылку «Абсолюта», более половины содержимого которой находится сейчас в моем организме. — И как вы туда доберетесь?

— А ты, значит, уходишь?

— Да.

— Ну, так и мы здесь не останемся.

Пара поляков уже выбрались из комнаты. Татьяна, чуть задержавшись в дверном проеме, тихо, лишенным эмоций голосом, сказала:

— Делай, что хочешь.

Я услышал, как хлопнула входная дверь. Ушли…

— Фигасе… — пробормотал Тень. — Круто…

— Одевайся, — сказал я.

— Зачем? — удивленно произнес мой спутник.

— Переночуем в гостинице.

— Папаня…

Я достал из закутка свою сумку.

— Можешь остаться, Николай, — хмуро сказал я.

— Не, не!.. Я, как и ты.

— Тогда вытаскивай из-под кровати свой чемодан.

Я подхватил сумку, не забыл взять и кейс.

— Будешь уходить, выключи свет! — сказал я. — Закрой комнату на замок. Я подожду тебя снаружи.

Спустя примерно четверть часа мы вышли на кольцо Sharlotte Place — мы проезжали эту площадь, когда ехали в адрес с автовокзала. Отель, в котором я по интернету забронировал и оплатил два номера, находится в другой части города, на восточном берегу, где-то в районе Биттерн. Пешим ходом, да еще с багажом, да еще в условиях незнакомого города нам туда точно не добраться.

Значит, надо ловить такси.

В воздухе висит морось; не разберешь, то ли дождь, то ли мокрый снег.

— Дубак, однако… — пробормотал Тень.

Да, к ночи заметно похолодало… Но лично мне в эти минуты было так жарко, что я даже не стал застегивать плащ.

Поблизости обнаружилась автобусная остановка, закрытая навесом из прозрачного пластика. Мы перебрались туда. Поставили вещи на скамейку. На наручных часах половина первого.

Некоторое время я изучал подсвеченную карту городских маршрутов, убранную под стекло. Судя по схеме, последний автобус, на котором мы могли бы добраться в нужный нам район, ушел с этой остановки более часа назад.

— Что у тебя в пакете? — спросил я.

— Не пропадать же добру, — сказал Тень. — Я еще и парочку бутербродов захватил.

Он передал мне бутылку; я, судорожно вздохнув, приложился из горлышка.

День второй.

Утро.

Из кромешной тьмы соткались два человеческих силуэта. На них какая-то униформа, но я не могу разглядеть подробности — не достает света. Полицейские? Констебли? Или как там называются британские правоохранители?

— Przynieść coś do picia? — спросил женский голос. — Wody? Soku?

— Lepiej napić się wódki, — подал реплику ее напарник.

— Jak być?

— Nie dotykaj go! Widzisz, on teraz gdzieś na niebie…

Да, да, на «небе», я помню — тринадцатый ряд, второе от иллюминатора кресло… Похоже, наша воздушная арба всё еще выполняет перелет из пункта А в пункт Б. До чего же утомительны эти полеты!

Ну вот — очередная яма: резкий провал, неприятное, тошнотворное чувство невесомости, — и беспомощности — а следом такой же резкий набор высоты… Если к нам подойдет стюардесса, и предложит угоститься напитками, я таки попрошу у нее яду. Только не для моего компаньона, — кстати, куда это он подевался? — а уже для себя.