Действительно, план, разработанный Павлом Ивановичем, казался невероятным. Но во многом от этой внешней невероятности его и зависел успех. У Старика был «собственный» враг: образ, составленный из самых сильных качеств всех тех противников, с которыми довелось Берзину за многие годы работы вступать в единоборство. Как шахматист высокого класса, умеющий играть одновременно с двух сторон доски, полностью сосредоточиваясь то на белых, то на черных фигурах, так Старик разрабатывал свои операции. И после долгих поисков приходил к такому решению, которое собственный его враг разгадать не мог. В тот день, 30 января, когда чаша весов в Германии склонилась, наконец, в сторону Гитлера, он понял, что нужно подготовить новую долговременную разведывательную операцию. До прихода к власти немецких фашистов наиболее агрессивным государством по отношению к Советскому Союзу была Япония. Ныне в облике нацизма реальная опасность возникла на Западе. Уже теперь ясно, что внешнеполитические задачи гитлеровской Германии и милитаристской Японии — антикоммунизм и война — совпадают. Это делает их потенциальными и наиболее вероятными союзниками. Союзниками против кого? Прежде всего против СССР. И наши Вооруженные Силы должны точно знать, какая опасность грозит Республике Советов. Такова была идея операции. Но как ее осуществить?

Если Гитлер станет искать союза с Японией, наиболее информированным о всех планах Берлина будет германское посольство в Токио. Значит, наш разведчик, хоть это и особенно трудно, должен оказаться именно там. В таком случае он будет в курсе не только планов гитлеровцев, но и планов японской военщины.

Кто осуществит эту операцию? Подобно режиссеру, Берзин искал исполнителей на эти, он понимал, невероятно трудные роли. Подобно драматургу, он и создавал их — роли не вообще, а предназначенные для конкретных людей. Главная роль, он уже определил, была предназначена для Рихарда Зорге.

Берзин много лет, еще до того как в 1929 году пригласил Зорге в разведку, наблюдал за ним, как обычно наблюдал за всеми своими будущими товарищами по работе. Зорге привлек его внимание прежде всего страстностью, с какой выступал он по острым политическим вопросам в своей партячейке, в Немецком клубе, громя троцкистов. За этой страстностью Берзин чувствовал непоколебимую убежденность марксиста и глубокие знания. Эти качества в будущем разведчике для Старика были решающими. Но, кроме того, у Зорге был немалый опыт подпольной работы в Германии. Он знал несколько языков. Показал себя как талантливый, умеющий хладнокровно и логически мыслить публицист. Из его статей, появлявшихся в крупных московских журналах, Берзин видел, что Зорге серьезно разбирается в сложнейших проблемах мировой экономики и политики. Из него может получиться незаурядный ученый. Но для незаурядного разведчика этого всего еще недостаточно. Нужны специальные знания, их можно приобрести упорной учебой. А главное — нужны особые волевые качества. Их выверяют и закаляют в работе: солдат становится настоящим солдатом только в бою…

Зорге стал таким солдатом. Он блестяще справился с шанхайским заданием. Но эти полные напряжения и риска три года в тылу гоминдановцев — лишь подготовительный курс по сравнению с той работой, какую ему предстоит сделать теперь. Да, новая операция даже ближайшим помощникам Берзина кажется невыполнимой. И тем не менее она должна быть осуществлена!

— В Токио — это правильно, — согласился Оскар. — Но с каких это пор путь в Токио лежит через Берлин?

— Павел прав, — возразил Василий. — Без рекомендаций из Берлина Рихарду в германское посольство в Токио не пролезть. Немцы в Японии держатся обособленно.

— Наоборот, ему следует быть там тише воды, ниже травы, пусть явится туда как мелкая сошка, — не отступал Оскар.

— У тебя европейский кругозор, — не преминул съязвить Василий. — В Японии в любом случае каждый иностранец, как в стеклянной банке. И тут лучше уж держаться с апломбом.

Берзин не вмешивался: Оскар — великий тактик, а Василий — дока в дальневосточных делах. Он только спросил:

— А в каком качестве ему лучше всего заявиться в Токио?

— Рихард — отличный журналист, а пресса имеет доступ туда, куда простому смертному попасть и не снится, — начал развивать свою мысль Василий. — Но журналистам в Токио должно быть известно имя своего собрата по перу. Рихард же писал из Китая в берлинскую «Социологише цейтунг» корреспонденции под своим собственным именем. Да, загвоздка…

— Напротив. Поэтому-то ему и надо поехать в Токио под своим собственным именем. И журналистский корпус примет его как своего, так ведь? — теперь Берзин обращался к Оскару.

— Резонно. Но без личной явки Рихарда в редакцию ни одна немецкая газета свое удостоверение ему не предоставит. К тому же сейчас любое разрешение должно исходить от нацистского комиссара, прикрепленного к каждой редакции. Значит, Зорге должен приехать в Германию. А в Германию ему приезжать нельзя: я уже говорил, что многие знают Зорге как коммуниста. Вот в этом-то и невыполнимость столь блестящего плана, — завершил логическое построение Оскар.

— Нет, именно в этом и его успех! — наконец-то раскрыл карты Старик. — На этой кажущейся невероятности и построен весь замысел. Поставьте себя на место самого хитроумного гитлеровского контрразведчика. Разве сможет он предположить, что сейчас, в дни наивысшего разгула фашистского террора, прямо к нему заявляется известный коммунист, да еще требует направления на работу за границей? Да, в полицай-президиуме лежит досье на Рихарда. Но сейчас гитлеровцам недосуг копаться в архивах — им достаточно дел на улицах, в рабочих районах. Именно сейчас, а не через год или даже через полгода. Конечно, риск есть. Но не столь большой.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Василий. — А как сам Рихард относится к этому заданию?

— В деталях, конечно, мы не могли все оговорить — он далеко. Но он уже не раз просил направить его на более ответственный участок, — ответил Старик. — Он сам называл места: Токио или Берлин. А получается: и Берлин и Токио.

— Ну, если Рихард сам хочет… — сдался, наконец, и Оскар. — Только надо, чтобы он получше вызубрил всю эту нацистскую фразеологию, эту мерзкую «Майн кампф» и модную у них сейчас брошюру «Родословная, как доказательство арийского происхождения».

— Все это пусть подготовят твои сотрудники.

Старик прошелся от стены к стене, остановился около Оскара.

— А самому тебе придется вернуться в Берлин, подготовить для Рихарда рекомендательные письма в газеты. Организовать ему явки. И постараться уберечь его от опасностей.

— Слушаюсь, товарищ корпусной комиссар!

— Ты же, Василий, возьмешь на себя всю подготовку операции в Токио. В помощь Рихарду мы пошлем Бранко Вукелича и радиста Бернхарда. Надо подумать и о том молодом художнике.

— О Мияги? Хорошо.

— Да. Его подготовкой займешься тоже ты. Теперь осталось последнее. Надо зашифровать операцию.

Павел Иванович задумался. Подошел к столу, остро отточенным карандашом что-то написал на листе.

— Как там у японцев?.. «Банзай»? А наша операция будет называться «Рамзай». Кстати, в это название войдут первые буквы его имени и фамилии.

Он шел по Москве. Все было так, как он представлял себе там, в шанхайской гостинице. Громыхали и лязгали трамваи. Снег не морозно скрипел под подошвами, а пушисто сеялся сверху, забирался за воротник. Снег уже был мягкий, мартовский. Рихард поскользнулся на накатанной ребятней ледяной дорожке, чуть не упал, нелепо замахал руками. Парочка, тесно сжавшаяся на скамейке, насмешливо на два голоса засмеялась. Он сам засмеялся. Тут же, словно со стороны, зарегистрировал: дал волю чувствам. И с легкостью, с радостью подумал: теперь не надо сдерживать и контролировать свои чувства, теперь он может быть самим собой — и какое это наслаждение!

Было уже поздно. Улицы тонули в темноте. Редкие фонари желтыми пунктирами обозначали тротуары. Большинство окон в громадах домов было уже погашено.