Аура чувствовала себя все более похожей на этого павлина, чувствовала, что неведомые ей обстоятельства заключили ее в эту стеклянную темницу.

Лицо Даниеля всё еще было обращено к окну. Он смотрел сквозь куски цветного стекла и, казалось, что-то там видел. Даниель иногда мог проникать в мысли Ауры, глядя ей в лицо. Он часто знал наперед, что она скажет и даже подумает в следующий момент, и от этого ей становилось жутко.

— Я думаю, будет лучше, если ты сейчас уйдешь, — тихо промолвил он, всё ещё не глядя на неё. — Еще не время прощаться.

— Осталось четыре дня, — на мгновение Аура закрыла глаза, надеясь, что когда она их откроет, Даниель будет стоять перед ней и улыбаться, но напрасно. — Не забудь об этом, — добавила она и направилась к двери.

Он прошептал что-то, когда она выходила в коридор. Это могло быть всё что угодно, но она надеялась, что это было: «Конечно, не забуду». Аура была уверена, что именно это он и сказал.

Она упрекала себя в наивности, называла себя девчонкой, и, пробегая по коридору играющих красок, она расплакалась. Длинный коридор становился всё длиннее, свет, казалось, стал ярче. Она закрыла глаза и бросилась стремглав вперёд, пока не достигла следующей двери. Следующий коридор слева от неё. Беззвучные шаги по доходящим до щиколотки коврам. Её прерывистое дыхание. Стучащее в груди сердце.

Она бросилась вверх по одной из лестниц, поднялась на второй, затем на третий этаж и свернула ещё в один коридор. Она распахивала дверь за дверью, проносясь вперёд по проходу. На бегу, она нащупала цепочку, висящую у неё на груди. Это был ключ.

Она очутилась ещё у одной лестницы, узкой, деревянной и неосвещенной. Эта лестница была не винтовая, как все остальные, а узкая и покосившаяся, скрипящая под её шагами. Аура могла почти без света найти дорогу. Ей было достаточно слабой, мерцающей полоски, пробивающейся из-под двери.

Вот наконец и последняя дверь. Она вогнала ключ в замок с такой силой, точно он был виноват во всех её страданиях, и повернула его. Она хотела уже войти, но дверь не открылась. Наверное, отец запер её изнутри на задвижку. Он не делал этого уже много лет.

— Отец! — закричала она.

Пыль и тьма поглотили чистый звук её голоса, и он прозвучал надтреснуто и глухо.

— Отец, впусти меня! Пожалуйста!

Никто не ответил. Руки Ауры беспомощно ощупывали дверь, она изо всех сил налегла на неё, но почувствовала только её резной рисунок.

Она кричала снова и снова, она умоляла его, но вход на чердак оставался закрытым. Отец не хотел её видеть, отказывался говорить с ней.

Сраженная, она опустилась на верхнюю ступень, прислонившись спиной к двери. Её трясло от отчаяния.

Издали раздался крик пеликана.

Вена в сумерках — город в волшебном свете газовых фонарей. Кареты и экипажи стучат обитыми железом колёсами по мокрой от недавнего дождя мостовой. Уличные торговцы расхваливают напоследок свой товар, некоторые уже собрали ларьки и поворачивают повозки к своим жилищам на окраине города. Одинокие трамваи дребезжат по старым улочкам, их звон даже издали звучит пронзительно и неприятно. Дети с криками снуют среди выброшенных торговцами отходов в надежде найти в них какую-нибудь ценность: целое яблоко или экзотический, заморский фрукт. На какое-то время дождь прибил к земле угольный запах печей, но вскоре он уже снова поднимается над мостовой.

Рота кайзера, чеканя шаг, промаршировала через площадь Фреюнг. Это была одна из самых больших площадей в сердце города. Когда-то на этой площади, в тени шотландского монастыря, казнили предателей, погружая их головы в бочки, наполненные водой. Сегодня люди собирались здесь на праздники и ярмарки.

Джиллиан, гермафродит, вышел из-за пёстро обклеенной афишной тумбы, служившей ему прикрытием, и в который раз внимательно огляделся по сторонам. Площадь была всё еще полна людьми, хотя многие уже направлялись на прилегающие к ней улицы. Вспыхивающий свет газовых фонарей был резкой противоположностью мягкому красному свету заходящего солнца. Оно уже давно исчезло за крышами домов, но небо на западе все ещё тлело. На востоке же наступала ночь, и с её приближением страх Джиллиана усиливался.

Ему предстояло нелегкое дело. В своём послании Лисандр дал ясно понять, что он не потерпит, если Джиллиан ответит отказом или не явится в указанный час. Джиллиану волей-неволей пришлось бы увидеться с Лисандром. У него не было никаких сомнений на этот счет.

Правда, неизвестно, удастся ли ему при этом застать Лисандра врасплох. А если и удастся, то он только докажет этим, что ничего не забыл за эти годы.

Если бы он не знал его лучше, то он, наверное, пробрался бы в шотландскую церковь, чтобы помолиться там перед статуей Мадонны. Жители Вены почитали её как чудотворную. Но Джиллиану были чужды подобные обычаи. Никто не сможет ему помочь когда он окажется лицом к лицу с Лисандром, даже он сам. Это и было самым страшным: его собственная беспомощность. Казалось, давно прошли те времена, когда он был зависим от других, и подчинялся их приказам. Но он уже давно не слышал о Лисандре. О, небеса, после стольких лет…

Выйдя из тени тумбы для объявлений Джиллиан быстро пересек площадь, увернувшись из-под колес одноосного фиакра, не обращая внимания на проклятия возницы. Плиты на мостовой были скользкими после дождя, и, однажды, он чуть не поскользнулся. Вот напасть.

Он добрался до входа в шотландский монастырь. Монах-бенедиктинец впустил его после того, как Джиллиан ткнул ему под нос поддельный документ, в котором говорилось, что Джиллиан является поставщиком чернил для кайзера. Что это значило, Джиллиан сказать не мог. Он купил этот документ у одного из портовых рабочих, зарабатывавшего на хлеб насущный разными подделками. Этот человек посоветовал ему всегда иметь при себе пару запечатанных чернильниц, в качестве наглядного доказательства. Этот документ уже не раз выручал Джиллиана. Людская наивность была безгранична.

Охранник спросил Джиллиана, знает ли он дорогу к аббату. Джиллиан ответил утвердительно и тот пропустил его. Конечно, попробуй он влезть в капитель монастыря или в помещения старой гимназии, его, наверное, задержали бы. Но у Джиллиана была другая цель.

Он не в первый раз шел этим путём и без труда нашел вход в подвал, не вызвав при этом подозрений. Со времени своего основания в двенадцатом веке этот монастырь много пережил: он был разрушен и опустошен пожарами, разграблен народными ополченцами и изуродован архитекторами при восстановлении. Остатки его стен напоминали об эпохе романтизма, залы были выполнены в стиле барокко, а погреба в стиле бидермейер.[1]

Но Джиллиану было некогда любоваться чудесами постройки монастырского подвала. Он давно изучил старые планы, он знал их назубок. Никем не задержанный, он беспрепятственно пересек помещения, в которых бенедиктинцы хранили вино. Он спрашивал себя, почему жители не используют хранящиеся здесь запасы, если сюда так просто попасть.

Он прошел мимо стены, за которой, как ему было известно, находилась большая усыпальница монастыря, доверху набитая гробами и мумифицировавшимися трупами. Подходящая дорога в дом Лисандра.

Воздух здесь внизу был холодным и спертым. Ему стало еще холоднее, когда он отодвинул круглую металлическую плиту и опустил ноги на железные перекладины, ведущие вглубь. Прежде чем нырнуть во тьму, он зажег фонарь и притянул плиту на место.

Его цель находилась на расстоянии шестисот метров от него — детское расстояние, если преодолевать его на поверхности. Но здесь внизу, в лабиринтах венского подземелья, этот путь мог занять целый день. Несмотря на это, он был уверен, что сможет встретиться с Лисандром в назначенное время. За десять лет, прожитых им в Вене, он спускался сюда так часто, прошел столько километров по каналам и погребам, что они уже давно перестали пугать его. Главное — не попадаться на глаза многочисленным бандам, ищущим пристанища в подземелье. Им не нравилось, когда кто-то чужой ходил через их воровские лагеря, будь то намеренно или случайно. Слишком многие из этих ребят всегда держали наготове свои ножи.