— Ты не спеши ручаться, ты подумай.

Капитан помрачнел, но ничего не сказал. Проводив командира отряда еще немного, он повернул назад и, хмурый, задумчивый, зашагал по тропе к болоту. Там, где кончались заросли ольхи, у выходившей из топи, замощенной хворостом тропы лежали за кочками, поросшими багульником, три партизана, славившиеся своей меткой стрельбой. Начальнику разведки отряда, капитану Сероволу было приказано с этой маленькой группой прикрывать отход колонны, если гитлеровцы и полицаи отважатся, используя партизанскую тропу, переправиться через болото.

4. В двух шагах…

Третьим парашютистом была посланная в отряд радистка, девятнадцатилетняя Ольга Шилина. Она первой оставила самолет. Мужчины ― врач–хирург и оружейный техник ― должны были прыгать следом, «впритирку», чтобы опуститься невдалеке от места приземления девушки и в случае необходимости оказать ей помощь.

Однако все обернулось поиному, одно звено неудачи цеплялось за другое. Очевидно, руководивший выброской бортмеханик не учел скорости ветра и дал девушке команду прыгать на несколько секунд раньше, чем следовало бы. Увидев, что ее сносит в сторону от сигнальных костров, Ольга решила маневрировать, но в спешке потянула не те стропы и вместо того, чтобы уменьшить снос, увеличила его. Во время приземления купол парашюта зацепился за верхушку дерева, девушка повисла над землей. Тут‑то и началось самое страшное: по–своему истолковав намерение приблизившегося к ней партизана, Ольга выстрелила в своего спасителя, а затем, когда был перерезан последний строп, вывихнула при падении на землю правую ногу.

Человек, которого она приняла было за врага, тащил ее на себе километра три по темному лесу, стараясь отойти подальше от того места, где остался убитый им полицай и повисший на дереве парашют. Разгоревшаяся позади стрельба не стихала, над лесом то и дело трепетали сполохи пущенных в небо ракет. Кажется, силы партизана были на исходе, каждый шаг давался ему с трудом, но он шел и шел со своей ношей по лесу, задыхаясь, всхлипывая, бормоча ругательства.

Почтарь взобрался на невысокий, почти голый холм, на плоской вершине которого росли только три крохотные елочки и чахлый куст дрока с гроздьями уже увядших, почерневших цветов.

К удивлению Ольги, именно здесь партизан решил укрыться до наступления темноты. Отыскав неглубокую яму, в которой могли бы поместиться двое, он тщательно замаскировал ее сухой листвой, веточками, кусочками коры и, убедившись, что все сделано как следует, со стоном опустился на землю. Видимо, он совершенно обессилел, и ему нужно было отдышаться, прийти в себя.

У Ольги имелись перевязочные пакеты, и она помогла своему спасителю наложить повязку на рану.

Он лежал в окопчике, уткнув лицо в подложенную под голову руку, молчал. Спина его мелко вздрагивала.

В лесу было светло. Стрельба давно затихла.

Ольгу испугало долгое молчание партизана. Она притронулась рукой к плечу юноши.

— Вам плохо?

— Немного знобит, — вяло отозвался тот. — Не обращай внимания. Сейчас солнышко взойдет, обогреет.

— Мне кажется, вы потеряли много крови.

— Ерунда. Рана пустяковая. Ты ведь видела — пуля только чиркнула по боку.

— Повязка держится?

— Да. Спасибо, руки у тебя золотые. И стреляешь ты довольно метко…

Девушка вспыхнула, сказала чуть не плача:

— Не надо… Я ведь думала…

— Глупости. Ты ни в чем не виновата. На твоем месте каждый бы так сделал. Хорошо, хоть гранату в меня не бросила… Было такое намерение?

— Было, — после короткой паузы призналась Ольга. — Понимаете, я решила…

Девушка торопливо заговорила. Ей требовалось выговориться, все объяснить, оправдаться.

— А потом эта проклятая нога… Надо было ей подвернуться. Вы несете меня по лесу, я вижу, как вам тяжело, а помочь ничем не могу. И плачу от стыда, от своей беспомощности.

— Ладно, замнем, — недовольно сказал Валерий. — Это все лирика… Кстати, как тебя зовут? — спросил тихо он.

— Оля.

— А я — Валерий…

Минуту–две молчали. Вдруг Валерий произнес негромко, точно подумал вслух:

— Парашют на дереве остался, вот беда… Не сумел я сорвать.

— И убитый там… — подхватила девушка, поняв, чего опасается партизан.

— Полицаи найдут — не страшно. Поди догадайся, кто его прикончил и карабин забрал. А за парашютистом они охотиться начнут.

— Пойдут с овчарками по нашему следу? — испугалась Ольга.

Валерий мгновенно вскинул голову и уставился широко раскрытыми глазами на девушку.

— Ты что? — спросил он хрипло. — Ты слышала собачий лай?

— Нет, лая я не слыхала. Я видела в кино, как это делается, собак пускают на поводке.

— А–а, в кино… — обмяк Валерий. — Напугала. Нет, овчарок они на этот раз не взяли с собой, боялись, как я понимаю, что собачий лай выдаст их. Это наше счастье. А лес прочесывать будут. Это уж обязательно.

Он снова опустил голову на руку.

Будут прочесывать лес… Ольга с тоской огляделась вокруг. Почему Валерий выбрал это место? Вершина холмика голая, и ее видно со всех сторон, а внизу начинаются такие густые заросли кустарников. Ведь там могут спрятаться не два, а двадцать, тридцать человек и никто не заметит.

— Валерий, вы не сердитесь, но я считаю, что мы выбрали неудачное место. Куда было бы лучше спрятаться…

— Тихо! — прервал ее партизан. Он приподнялся на локте и застыл так, прислушиваясь.

Девушка также услыхала звуки ― короткие, сухие, иногда сливающиеся друг с другом.

— Кто‑то стучит палкой о дерево.

— Не палкой, а клювом, — облегченно вздохнул Валерий. — Доктор лесной березу обследует.

— Вы думаете, это дятел?

— А кто же? Он. Сейчас начнет давать свои автоматные очереди.

И действительно, знакомые сухие короткие звуки начали раздаваться сериями, точно кто‑то играл трещоткой.

— Оля, место выбрано правильно, — сказал парень.

— Но ведь мы здесь как на ладони, нас видно со всех сторон.

— Если ты не будешь подниматься, нас не увидят даже с расстояния семи–шести шагов.

— Но почему вы не хотите спрятаться вон в тех кустах? — недоумевала девушка.

Кажется, Валерий рассердился. Он сказал, четко по командирски выговаривая каждое слово:

— Потому, что я дважды убегал из лагеря военнопленных и знаю, где немцы ищут беглецов. И прошу помнить, Оля: я головой отвечаю за тебя. Ясно?

— Ясно…

— Вот и забудь эти кусты, — уже смягчившись, сказал

партизан. ― Лежи, отдыхай. Прислушивайся. Чего‑нибудь из жратвы у тебя, случайно, нет? Помираю от голода.

— Как же! — всполошилась девушка. — Плитка шоколада.

— И молчит человек! — притворно возмутился Валерий. — Давай половину. Вместо овса. Все‑таки я гарцевал с тобой на спине по лесу, тащил тебя. Заслужил вроде.

Юноша пришел в хорошее настроение, шутил, улыбался. Но как ни предлагала ему Ольга съесть весь шоколад, он половину плитки вернул, сказав, что это НЗ, неприкосновенный запас, а оставшуюся половинку разделил с девушкой.

— Не помню, когда ел. — Сунув в рот кусочек шоколада, Валерий зажмурил глаза от удовольствия, потряс головой. — Блаженство. — И неожиданно, без связи с тем, о чем шла речь прежде, спросил: — Страшно было прыгать?

— А как вы думаете? — с вызовом ответила Ольга.

— Я думаю, что даром шоколад давать не будут. Нас, например, кашей кормят, а то, бывает, и на подножном корму…

Ольга сочла, что наступил момент, когда можно выяснить один деликатный, по ее мнению, вопрос, который все время мучил ее, рождал дополнительную тревогу, беспокойство.

— Валерий, вы извините, я хочу спросить вас.

— Спрашивай.

— Когда началась стрельба, вы остановились и сказали: «Это я виноват». Так ведь?

— Уже не помню, что я тогда говорил. Честное слово! Но сказать так мог. Я и сейчас так думаю.

— В чем же вы виноваты?

— Командиры разберутся, скажут… — уныло ответил Валерий.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: