Сева подумал, что шеф полетит к берегу по воздуху. Но нет. На водной глади озера появилась ледяная дорожка, на которую Михаил, не спеша, опустился, и отправился пешком, внимательно смотря под ноги, ступая осторожно, всей стопой.

Оказывается, он искал тело Севы. Глубина там была не более двух с половиной метров. Это от страха показалось Севе, когда тонул, что разверзлась бездна. К тому же, вода просвечивала (колдовской трюк?), как в солнечный день. Михаил остановился, поманил пальцем, и второй Сева, тот, который лежал под водой, начал всплывать. А тот, который наблюдал за происходившим, помимо своего желания ринулся к всплывшему телу.

Очнулся Сева оттого, что тело мяли и терли сильные руки. Он повернулся на бок, — ему помогли, — вырвал водой, перевернулся на живот и только теперь почувствовал: растирали двое. Кто же второй? Сева скосил глаз — увидел знакомую бородку.

Ну, нормально! Сначала чуть не утопил, да еще и пристрелить хотел, а теперь спасает?! Вместе с Егорычем!

— Ожил? Ну, значит, сто лет еще проживешь! — не скрывая радости, воскликнул Михаил.

— И меня век помнить будешь, — пообещал Лабазнюк. Встал и отошел в сторонку.

— Мишель, я ничего не понимаю, — жалобно прошептал Сева.

Солнцев махнул, досадливо, рукой.

— Накладочка вышла. Наш он. Белый Маг. Дурак только, — он повернулся к Лабазнюку. — Ты уж извини, Вадим, что ругаю тебя. Это я со зла, сам понимаешь. — Тот отмахнулся, ничего, мол, переживу. — Так вот. Был, оказывается, знак, что придут чужие, черные колдуны, то есть. И принесут большую беду. Он нас за них и принял… Хотел в озере заморозить. Воду переохладил. Не окажись я сильней, мы бы с тобой застыли во льду, как мухи в янтаре. Н-да… А стрелок из тебя, брат, никакой!

Лабазнюк только вздыхал, сокрушенно. То ли расстроился, что ошибся, то ли так вот радовался, что стреляет не метко. Попросил Солнцева:

— Михаил, давай, уже, пойдем в лагерь. Что-то на сердце у меня неспокойно… Хайруло там один.

— Как один? — подал голос Сева. — А куда остальные делись?

— Нет. Один, в смысле, из наших, Посвященных. Он совсем зеленый еще, новичок в магии. Случись чего — боюсь, не справится. А черные в любой момент нагрянуть могут. Верю я знаку.

— Да, нужно поторапливаться, — согласился Михаил. — Ты как Сева, идти-то сможешь?

— Конечно.

Сева бодро поднялся. В ушах шум, все тело горит, ноги ватные, но — терпимо.

Тронулись в обратный путь. По дороге Михаил кратко поведал молодому товарищу, как ему удалось перебороть чуть было не угробившего их Лабазнюка. Он объяснил, что сознательно уменьшил мощность разряда, которым «вырубил» колдуна, так как понял, что тот напал на них по ошибке.

— А не то, изжарился бы ты, Вадик, аки грешник в аду, — закончил рассказ Солнцев.

— Тише! — неожиданно воскликнул Лабазнюк. — Кто-то навстречу идет. Хайруло, ты?

— Я, Вадим Сергеевич, — послышалось в ответ.

— Ты, почему лагерь оставил!?

— Беда, начальник! Беда! В лагере чужой!

— Кто? Что с ребятами!? — сорвался на крик Лабазнюк.

— Он убил всех. — Голос Хайруло дрожал.

— А, ты!? Ты что не защитил?!

— Я ничего не смог сделать, Вадим Сергеевич… Он — не человек. Мертвец… оживший.

Лабазнюк, как стоял, тут и опустился на землю. Закрыл лицо руками, вцепился в волосы бороды.

— Он видел тебя? — спросил шофера Михаил.

— Нет, не видел. Я маскировку задействовать успел, Вадим Сергеевич…

— Все равно, плохо дело, — пробормотал Михаил. — Уходить нужно. Срочно…

4

Всеволода бил сильный озноб: не прошло даром недавнее купание, а главное, сказывалось нервное напряжение. И страх. Липкий животный страх. Ужас перед грозной, неведомой силой, беспощадной, но отнюдь не слепой, действующей целенаправленно, и от того еще более жуткой. Известие о гибели людей в лагере потрясло не только Лабазнюка, у Севы оно вызвало настоящий шок.

Солнцеву пришлось сконцентрировать волю, чтобы не поддаться эмоциям. Наверное, ему далось проще, чем остальным: Егорыч, сын сурового времени, бывший сам, некогда, воином, привык воспринимать смерть товарищей как грустную сторону жизни, не более того. Эти люди, геологи, остались в его памяти случайными знакомыми: как встретились, нечаянно, так и разошлись. То, что они погибли, — Егорыч прекрасно осознавал, — из-за них с Севой, дела не меняло. Так уж получилось, и не он тому виной. Сейчас не время стенать. Нужно принимать решение, действовать.

— Вадим, давай скорее убираться отсюда.

— Да, да… Там, на озере турбаза… Можно у сторожа переночевать.

Геолог был явно не в себе. Михаил цепко взял Лабазнюка за плечи, да встряхнул так, что голова у того дернулась взад-вперед.

— Ты с ума сошел? Очнись! Случившегося уже не исправить. Надо о себе заботиться… Мы тут как в медвежьем капкане. Ты все тропки знаешь. Думай, как выбраться.

Лабазнюк молчал с минуту. Потом заговорил вполне осмысленно:

— Дорога здесь одна — вниз к основной трассе. Можно, конечно, по тропам, через перевалы, но… даже у опытных маршрутчиков ушел бы не один день. Да и смысла нет — все равно выйдем на ту же трассу. Лучше машиной.

Шофер Хайруло сразу же оживился:

— Вадим Сергеевич, я ее подгоню! Вы на дорогу выходите, к повороту.

— Машина в лагере…

— Нет, я поставил ее за пригорок. Забыли? Вы сами приказали, Вадим Сергеевич.

Вариант с автомобилем посчитали оптимальным.

Когда Лабазнюк вывел Севу и Михаила к грунтовке, Хайруло ждал их в знакомом «Газ-66». Без лишних церемоний все трое влезли в кузов. Ящиков уже не было, зато на сидении лежал спальный мешок и пара телогреек. Все это подстелили, чтобы не сидеть на голом железе.

— Хайруло! — крикнул Лабазнюк. — На основной дороге налево свернешь, на Айни.

Машина рванула с места, понеслась вдоль озера. Грунтовка скоро закончилась, и хоть асфальтовое покрытие оставляло желать лучшего, уже не так трясло, да и пыли заметно поубавилось. Можно было говорить, не опасаясь прикусить язык.

— Доедем до райцентра Айни, дальше либо прямо, в Пенджикент, потом в Самарканд, либо направо, через Шахристанский перевал в Ленинабад, и на Ташкент, — объяснял Лабазнюк. — Кстати, документы у вас есть? Через границы придется ехать…

— У меня нет с собой, — ответил Всеволод осторожно.

— А у меня, откуда, — хмыкнул Солнцев совершенно спокойно. — Я и в глаза не видел, какие они, документы эти.

— Ну, хотя бы, охранная грамота, какая… Что там, в твоем веке, было в ходу? «От князя Володимира, прозванного Красно Солнышко, сия грамота дадена схимнику Солнцеву М.Е. в лето девятьсот… дремучего года, дабы посадские людишки не чинили сему достойному мужу препон…», — ерничал Лабазнюк. — Вот бы на таможне обалдели, увидев такую ксиву!

Ко всем возвращалось, понемногу, душевное равновесие. Геолог, все еще мрачный лицом, говорил спокойнее, шутил. Сева с Михаилом в ответ переглядывались и улыбались. Егорыча, похоже, не смущали такие пустяки, как отсутствие каких-то, непонятно для чего нужных, бумажонок. Его младший товарищ, напротив, понимал, что «без бумажки ты — какашка», и опасался столкновения с представителями власти, но отчего-то уверился — вопрос разрешиться сам собой. Он спросил, небрежно так:

— И что теперь делать?

— Ничего. Хайруло у нас мастак переходить границы. Не впервой ему. Придумает чего-нибудь. Кстати, как ты думаешь, Сева, на чем мы едем? На какой машине?

— На обыкновенной. Газ-66.

— Э, нет! Это для нас, а тем, кто со стороны смотрит, видится совсем другое: лимузин или шведский двухъярусный автобус с тонированными стеклами.

— Как так?

— А вот так. Сам увидишь потом…

— Лучше бы наоборот: мы в лимузине, а со стороны пусть видят ваш драндулет, — огрызнулся Всеволод.

— Обижаешь, — усовестил привереду Лабазнюк. — Наш вездеход, хоть и не новый, а фору любому «лендроверу» даст! Вот подвески жестковаты — это да.