– Девчонки, расскажите, как вы познакомились? Такие вроде разные, а ведь как-то сошлись! – я поудобнее сел, приготовившись слушать. Подруги переглянулись и первой заговорила Сурва, которая, выпив коньяка, стала более разговорчивой и миролюбивой.

– Мы уже общаемся… один, – она стала загибать пальцы, – два, три… Представляешь, целых одиннадцать лет! Я в пятом классе училась, а Катя в третьем. Как сейчас помню: меня положили в больницу на лечение – у меня хронический пиелонефрит тогда обострился, боли были в пояснице и температура повышенная.

– А у меня, – подхватила Катя, – было обострение гастрита и меня в это же время положили в больницу. Знаешь, где в городе детское отделение? – Я кивнул. – Там мы и лежали около месяца.

– Весело было! Столько разных ребят было. Кать, помнишь мальчика по фамилии Маркин, он еще футболку носил с изображением почтовой советской марки? – Катя улыбнулась и закивала головой. – Прикольный такой парень, он вечно у телефона дежурил и подзывал нас, если родители звонили.

– А общаться мы стали с тех пор, как нас совместно повели на ужасную процедуру под названием «зондирование». Как говорится, друзья познаются в беде!

– Это что такое? – не понял я.

– Тебе ни разу не делали? – хором спросили девушки. Я отрицательно помотал головой. Катя пояснила.

– Представь себе резиновую трубку длиной метра полтора и толщиной с мой мизинец. Представил? Вот ее засовывают тебе в рот, пока в желудок не упрется, ну чего ты морщишься, так и есть, и с этой трубкой сидишь несколько часов. А медсестра из другого конца трубки, торчащего изо рта, отбирает шприцем сок на исследование через определенные интервалы времени.

– Ощущения, когда тебе засовывают внутрь этот воняющий резиной оранжевый шланг – хуже нет. Меня до сих пор мутит от воспоминания, – передернулась Сурва, а меня охватила жалость даже по отношению к ней, когда я представил эту картину.

– Мне недавно пришлось посетить больницу, но уже не детскую государственную, а приличную больницу для взрослого населения, и я там немного заблудилась, в поисках нужного мне кабинета наткнулась на кабинет зондирования. Эта вывеска мне бросилась в глаза и я даже шаг замедлила. Смотрю, возле кабинета сидят уже довольно взрослые люди. Три человека: пожилая женщина предпенсионного возраста, с химией на седых волосах – обычная такая; мужчина представительного вида, при костюме, с дипломатом и хипповатый парень лет двадцати. В это время выходит местестра и всех их приглашает в кабинет. Они встают и нехотя заходят. Вы только представьте их всех, сидящих на кушетках вдоль белых кафельных стен кабинета, с торчащими изо рта трубками, с текущими слюнями – ибо толком сглотнуть не получается, с бледными, ничего, кроме тоски в потухших глазах, не выражающими лицами и желающих только одного – вырвать ненавистный шланг изо рта и больше никогда в жизни не переступать порог этого кабинета. – Катя с серьезным видом оглядела нас. – Самое удивительное, что все эти люди – представители разных слоев населения, но в кабинете зондирования они все выравниваются и становятся такими беспомощными, во власти медсестры. Это я к тому, что никакие деньги мира не заменят здоровье. Если ты болен, то, сколько бы у тебя денег не было, болеть ты будешь точно так же, как и самый последний бомж, и боли у тебя будут такие же. Разве что обстановка больничной палаты и само лечение будет на другом уровне.

– Да уж, какова бы ни была жизнь, все мы придем к единому концу, – констатировала Сурва и глазами указала мне на бутылку. Я разлил коньяк. Поднял свою стопку и помолчал несколько секунд, подбирая слова для тоста, который хотел сказать.

– Давайте выпьем за то, чтобы жить так, чтобы в старости не сожалеть о том, чего не успели сделать! Давайте наслаждаться жизнью, пользоваться всеми ее дарами и не упускать возможностей! Ведь наша жизнь – одна и другой такой не будет! Как говориться, нельзя дважды войти в одну и ту уже реку. Поэтому выпьем за полноту жизни!

– Философ, блин! – ухмыльнулась Сурва.

– Все правильно он говорит, – заступилась за меня Катя. И мы выпили до дна.

Часа через полтора мы с Сурвой почти допили коньяк. Я чувствовал себя захмелевшим. Все это время кидал на Катю свои томные взгляды и ловил в ответ ее. Наконец сел вплотную к Кате, одной рукой обнял ее. Она против ничего не имела и я прислонил ее к себе. Сурва посмотрела на нас неодобряющим взглядом, а мы с Катей ей улыбнулись. Тогда она встала со своего места и направилась к озеру, резво нырнула и поплыла. Я уткнулся в молочную шею девушки и жадно вдохнул ее аромат. Прикоснулся губами. И меня снова бросило в жар, как и тогда, в поезде.

– Пошли, прогуляемся? – предложил я ей шепотом.

– А как же Маша?

– Мы на пару минут. Хочу тебе кое-что сказать.

Катя посмотрела на меня внимательно своими синими глазами. Я встал и протянул ей руку. Она взяла ее и поднялась на ноги.

– Маша, мы через пару минут вернемся! – крикнула подруге Катя. Сурва ничего не ответила. Мне пришелся бы по душе тот факт, что она утонула.

Я отвел Катю за пределы поляны, и остановился возле густых кустов, чтобы нас никто не видел. Взял ее за плечи, пристально посмотрел ей в глаза, вздохнул и прижал к своей груди. Девушка обняла меня и ее ладошки заскользили по моей спине. Досчитав до десяти, снова взглянул на нее. С шумом выдохнул и тихонечко притянул девушку к себе, наклонился к ней как можно ближе. Она задрожала и закрыла глаза.

И я прижался к губам девушки, начал ласкать ее спину. Она приоткрыла рот и ее горячий язычок пробежался по моим губам, соприкоснулся с моим языком и они пустились в страстный, но в то же время нежный танец. По моему телу разлилось тепло и сконцентрировалось в области гениталий. Катины изящные пальчики коснулись моей груди, задержалась на ней, теребя волоски, затем поползли ниже к пупку, сделали несколько кругов возле него, затем взлетели к моему затылку, вцепились страстно в мои короткие волосы. А потом порхнули вниз и я почувствовал их на своем разгоряченном восставшем члене.

Дыхание мое стало сбивчивым, я с трудом соображал, что делаю. Моя левая рука запуталась в шелковистых белокурых локонах девушки, а правая ласкала и теребила ее мягкую нежную грудь. Бюстгальтер съехал вниз и болтался на тонкой талии. Мы непроизвольно и не сговариваясь опустились на траву. Катя ойкнула и вытащила из-под себя небольшой камень, откинула его подальше. С новой силой мы принялись целоваться и ласкать все, до чего дотягивались руки. Наконец, мне этого стало мало и я принялся стаскивать трусики с Кати. Она отдернулась от меня и помотала головой.

– Нет! – шепотом сказала она.

– Хорошо, – пробормотал я и продолжил стягивать с нее трусы, предполагая, что девушка наигранно сопротивляется. Я видел, каким страстным взглядом она одарила меня несколько минут назад, поэтому нисколько не сомневался в том, что поступаю правильно.

Катя сильно толкнула меня и я остановился на несколько мгновений.

– Все будет хорошо, не бойся! Я хочу сделать тебе приятно.

– Нет, остановись! – так же шепотом говорила девушка, а глаза ее еще были подернуты туманом страсти.

– Тебе нравится, как я тебя ласкаю?

– Эдик! Не надо!

– Ты не ответила на вопрос. Тебе нравится, или нет?

– Да, нравится, но… – она не успела докончить, потому что я закрыл ей рот поцелуем. Потом посмотрел на нее страстно и снова нежно поцеловал в губы. Она отстранилась от меня слегка испуганно, не отпуская трусиков.

– Сюда может прийти Маша.

– Ну и что. Увидев, чем мы заняты, она уйдет.

– Нет, не надо!

– Извини, – зашептал я ей на ухо. – Если ты так сильно не хочешь, не будем продолжать. Я же не насильник какой-то, в конце-концов! Не хочешь, не надо!

Желание еще одолевало меня и член подергивался в нетерпении. Усилием воли я приказал ему расслабиться, что, естественно, не получилось. Встав на ноги, я повернулся к девушке спиной и сложил руки на груди, смотря вдаль.