– Ясно, – кратко и неопределенно изрек Максим.

Он поднял на меня свои такие же синие, как и у Кати глаза, и стал меня изучать. Затем откупорил бутылку и стал разливать виски по рюмкам.

– Я за рулем! – резонно заметил я, но Максим уже протягивал мне стопку.

– Думаю, тебе необходимо выпить, – настойчиво произнес он.

Я понял, что случилось нечто серьезное и осушил стопку. Тишина в кухне стала невыносимой. Чувствовалось, что вот-вот грянет гром. На спине от дурного предчувствия выступил пот. Что же все-таки произошло?

– Вот скажи мне как мужчина мужчине. Что делать будем?

Я непонимающе посмотрел на «шурина». И он принялся объяснять.

– Кате сегодня стало плохо. Мать скорую вызвала, хотя сестра категорически отказывалась. Я очень испугался, не знал, что и думать, пока мне мать не позвонила из больницы. Как ты думаешь, что с Катей?

Обострение этой ее дурацкой болезни? А вдруг она умрет?! Я же себя всю жизнь за трусость корить буду! Черт, почему все так получилось? Меня же Сурва предупреждала, а я не сделал ничего, чтобы предотвратить беду!

Я вмиг побледнел и пот выступил уже на лбу.

– Что с ней? – заикаясь, вымолвил я, не в силах произнести больше ни слова.

– Неужели ты не догадываешься, что может быть с девушкой, которая встречается с парнем? – съязвил Максим.

И тут до меня дошло, что он имеет в виду! Я растерялся, не зная, что сказать. Вытер пот со лба ладонью. Уж к чему–к чему, а к вести о беременности Кати я подготовлен не был. Сам налил виски себе и Максиму и, ничего не говоря, выпил. Вот и прижали меня к стенке. Поймали в сети, как загнанного зверя. Я думал, что делать. Максим изучал мою реакцию.

– Ты не ответил на мой вопрос, – решительно произнес «шурин».

– Что делать? Н-не знаю, – пробормотал я. Нужные мысли не приходили в голову.

– Что значит «не знаю»?! – неожиданно разъярился Максим и соскочил с табурета, чуть не перевернув стол. – Как и куда свой член пихать, знаешь, а тут сразу не при делах! Давай, решай скорее! Только не вздумай мне говорить об аборте или о компенсации! Мне совсем не по душе мысль, что ты надумал отделаться от моей сестры или от моего еще не родившегося племянника! Натворил дел, теперь отвечай!

– Тихо-тихо! Спокойно, – постарался я утихомирить разбушевавшегося Максима, выставив вперед руки. Я понимал его положение и такую его реакцию. Но ведь я еще не сказал своего слова. Мне тоже не хочется бросать Катю в таком положении. Как-то я уже размышлял по поводу ее беременности, но тогда не задумывался всерьез. А теперь решил принять самый верный вариант.

Вздохнул. Набрал в легкие побольше воздуха.

– Я с ней поговорю и, думаю, сыграем свадьбу через месяц, – сказал я, ощущая себя, словно во сне.

Спустя три дня Катю отпустили из больницы, хотя она находилась не в лучшем состоянии. Я решил сразу же после работы поехать к ней и обо всем поговорить, сделать ей предложение. Намеревался купить в ювелирном магазине колечко, а в цветочном магазине – букет роз.

Выйдя с работы, наткнулся на Сурву. К тому моменту я уже называл ее по имени. Маша ожидала меня на крыльце «Лукойла», облокотившись на перила.

– Привет, – бросила она как можно незначительнее, тщательно скрывая эмоции, но в то же время внимательно изучая меня. И сделала по направлению ко мне шаг. Мое сердце при виде Маши усиленно забилось в дикой радости, соскучившись по ней.

– Привет, – тоже как можно более незначительнее сказал я и сделал два шага в сторону.

– И где же ты пропадаешь? – засунула руки в карман Маша и поежилась от прохладного ветерка, который пришел на смену жаре.

– Э, вот незадача, я в последнее время очень занят стал. Просто куча работы, – пожал я плечами и развел руки в стороны. Отошел еще на два шага в сторону. Сердце забилось еще сильнее. Маша переменилась в лице и как-то сразу побледнела. Ветер трепал ее короткие темные волосы, а я понимал, что если сейчас же не скажу что-то решительное, то допущу серьезную ошибку, из-за которой моя жизнь выйдет из-под контроля и все пойдет наперекосяк.

– Ты серьезно? – наконец решительно спросила Маша, опустив руки.

И я понял, что нужно срочно все расставлять по своим местам. Один раз я уже помедлил.

– Маша, мне сейчас некогда. Я должен ехать к Кате. Мы решили пожениться, – отчеканил я, не глядя ей в глаза.

Девушка, такая гордая и неприступная всегда, теперь выглядела беззащитной, она стояла одиноко, не зная, куда деть руки. Наконец, взялась за перила.

– Но почему ты мне ничего не сказал? – тихо прошептала она. Затем достала из сумки сигареты и закурила. Руки плохо ее слушались.

Я молчал. Мне было очень тяжко оттого, что я причиняю такую боль Маше, которая ни в чем не виновата. И которая по-прежнему мне безумно нравится.

– Катя беременна, – громко по слогам произнес я.

Маша присела на корточки. Достала из сумки солнцезащитные очки и надела на глаза. Воцарилась пауза. Я понимал, как больно ей слышать такое известие. Я знал, что внутри нее сейчас бушуют чувства, что она рвет и мечет. Но я видел перед собой лишь сидящую на корточках девушку, которая задумчиво и спокойно курила. Только лицо ее было чересчур бледным.

– Иди, – выдохнула она.

Мне хотелось все рассказать Маше: и про разговор с Максимом, и про то, что Катя была в больнице, и то, что я почувствовал при известии о ее беременности, и то, что Маша мне очень сильно нравится, и что я не питаю более никаких серьезных чувств к бывшей девушке. Хотелось рассказать, почему я не звонил ей в последние дни, а когда она звонила мне, был так скуп на слова и сух с ней. Мне захотелось обнять Машу и все-все ей рассказать, чтобы она помогла мне, поддержала меня. Мне хотелось хоть как-то заглушить ее боль.

Но я только постоял еще пару секунд, перекатываясь с пятки на носок и обратно. К чему эти слова, от которых будет еще больнее?

– Держись, – сказал я и закусил губу, затем развернулся и решительным шагом пошел к автомобилю, не оглядываясь.

В машине я посидел несколько минут, тупо уставившись на руль. Потом взял себя в руки – и не такое переживал, переживу и это.

Дверь мне открыла мама Кати, Галина Сергеевна. Моложавая, слегка полная, в домашнем платье и с украшениями, с изысканными манерами. Она, увидев меня с цветами, мило улыбнулась. Я отметил, что у нее и у дочери очень похожие улыбки.

– Эдуард? Проходите, проходите! Не стойте на пороге, – сказала она грудным голосом.

Я поздоровался и протянул маме небольшой букетик цветов.

– Неожиданно вы, неожиданно! – приговаривала она, растягивая слова, и провожая меня на кухню.

– Я к Кате. Она дома?

– Дома, дома. Сейчас я ей скажу, что вы пришли. Сейчас, сейчас! – и Галина Сергеевна величаво удалилась из кухни.

Через пару минут я услышал ее шаги в коридоре и выпрямился. Мама вошла и шумно вздохнула.

– Да уж, да уж, Катенька что-то не в духе, – проговорила она и снова вздохнула. – Но я думаю, вы знаете, как поднять ей настроение. – Она посмотрела на меня долгим взглядом. – Что ж между вами такое произошло?

– Вот пришел извиняться, – пришла моя очередь вздыхать. – Надеюсь искупить свою вину.

– Милые бранятся, только тешатся! – улыбнулась мама и подмигнула. – Ну ладно, иди, иди к ней. А я пока чайник поставлю. Дверь последняя справа, – крикнула она мне напоследок.

Я прошел по коридору до конца и тихонько постучался в дверь. И сразу же открыл ее.

Взгляду моему предстала Катина комната, в которой я так и не бывал раньше. Возле правой стены стояла кровать, на которой и лежала Катя, читая книжку. Слева стоял книжный шкаф, полки которого ломились от разнообразных книг, и телевизор на тумбочке. Возле окна в правом углу в большом деревянном горшке росло довольно высокое деревце с крупными листьями. У окна стоял письменный стол. На нем – рамка с фотографией, на которой изображены мы вдвоем. На полу – персидский ковер синего цвета.