— Зачем пытаться скрыть это, мисс Уорт? — спросил Роман, приближаясь к ней. — Мы уже говорили об этом горячем трепете. Я знал тогда, что это такое, и вижу его сейчас, так что перестаньте ерзать и скажите, получаю ли я работу.

Удивившись, что извивается на кровати, она затихла.

— Совсем не ерзала.

— Еще как.

Иоанн Креститель выплеснул воду из клетки.

— Совсем не ерзала. Остерегайтесь крокодилов в Бразилии. У вас поразительное понимание Колеоптеры, мисс Уорт.

Не обращая внимания на попугая, Теодосия постаралась успокоить частое и тяжелое дыхание.

— Кажется, мне трудно дышать, мистер Монтана. Пожалуйста, откройте окно.

Он взглянул на разбитое стекло.

— Открыто как нельзя больше. — Снова повернувшись к ней, усмехнулся. — Думаете, если я снова поцелую вас, вы почувствуете себя лучше?

От этих слов она едва не задохнулась.

— Нет, — раздался полушепот. — И не следовало целоваться в Темплтоне.

— А если нравятся красивые женщины?

Теодосия опустила глаза: в полной растерянности, не зная, как вести себя дальше, принялась отыскивать пылинки на юбке.

От Романа не укрылись румянец смущения на ее щеках и учащенное биение пульса на шее; подобная чувствительность на комплимент красноречиво говорила, что никто до сегодняшнего дня не произносил слов о ее красоте.

Чего же не хватало тем бостонским мужчинам, с которыми она водила дружбу? Считая ее равной по уму, неужели ценили только ее мозг, как единственное достоинство? Если так, то все они не более чем сборище блестящих идиотов.

— Мисс Уорт?

Мягкость этого низкого голоса вызвала дрожь, и было ясно — если немедленно не взять себя в руки, то потом будет поздно.

Сделав глубокий вдох, она спрятала дрожащие руки в складках персиковых юбок и перешла прямо к делу.

— Да, я, действительно, ищу телохранителя, мистер Монтана. Что, позвольте вас спросить, удерживало вас от вступления в должность? Задержи вы свой приход еще на одну секунду, этот… этот lascivious malfeasant мог бы преуспеть в совершении надо мной насилия!

Ее обвинения быстро напомнили ему о том, какой раздражительной она могла быть.

— Если lascivious malfeasant, тот самый слюнявый сукин сын, только что вышвырнутый в окно, не изнасиловал вас, то потому, что я оказался как раз вовремя и помешал сделать это! Черт побери, женщина! Вместо того, чтобы благодарить меня, вы кричите за…

— Я не выговариваю вам, а просто спрашиваю о причинах вашей задержки…

— Моих причинах? — Он сжал волосы пальцами. — А как насчет ваших? Если бы вы не развесили то первое объявление, этого никогда бы не случилось! И, к вашему сведению, я только что приехал в город. Объявление о телохранителе увидел не больше десяти минут назад.

Она встала.

— В моем первом циркуляре не было ничего ошибочного: мужчины, ответившие на него, не обладали достаточным умом и не могли понять, что не соответствуют требованиям.

— А женщина, сделавшая его, не имеет здравого смысла: неужели не ясно, что на подобные объявления слетаются мужчины, которым плевать на требования, — их привлекает то, что им готовы заплатить золотом, когда обычно приходится рассчитываться самим за полученное удовольствие!

— Если вы так считаете, мистер Монтана, почему хотите занять место моего телохранителя?

Он припомнил, как беспокоился, оставив ее в Темплтоне. — Мне нужны деньги, — буркнул он.

— Прошу прощения?

— Деньги, черт побери!

Его крик, казалось, как эхо, отразился в ее мозгу, завибрировав на коже.

— Бог мой, когда вы так кричите, мне видно ваше мягкое небо. Он разозлился еще больше. — Послушайте, не имею ни малейшего понятия, что такое мягкое небо, и мне глубоко наплевать. Вы…

— Мягкое небо — верхняя задняя часть ротовой полости. Когда вы кричите…

— О, к черту все это дурацкое…

— Ваша губа кровоточит. У меня в сумке есть мазь. Позвольте позаботиться о вашем порезе?

Ее предложение вернуло его в те годы, когда, будучи мальчишкой, сам лечил все свои раны и царапины, женщины всегда были слишком заняты другими делами.

Не задумываясь, погладил по щеке Теодосию и провел большим пальцем по нежной коже под глазом.

— Мистер Монтана? — пробормотала она, пораженная напряженностью его взгляда. — Что-то не так?

— Что? Нет. — Резко отдернул руку. Что это с ним, черт возьми? — Все нормально, и совсем не надо втирать какой-то вонючий жир в мою…

— Очень хорошо, пусть губа кровоточит, наверняка распухнет и причинит вам немалую боль. Повреждения рта…

— К черту всякие там царапины. Как насчет…

— Работа ваша, мистер Монтана. Жалованье — сто долларов золотом в месяц. Уезжаем из Уайлд Виндз рано утром, буду весьма признательна, если сопроводите меня в другой город. Я глубоко заблуждалась, поверив, что здесь живут интеллигентные мужчины. Присутствие библиотеки заставило меня подумать…

— Какая уж тут библиотека, мисс Уорт: мадам Софи велела написать это слово на окне, чтобы отвязаться от проповедника, проезжавшего через город несколько месяцев назад. Это бордель.

По лукавым искоркам в его ясных голубых глазах без труда читалось, что он от всей души потешался над ее ошибкой. Ее раздражала такая осведомленность Романа о непристойном доме.

— А как случилось, что вы так знакомы с мадам Софи и ее… девочками, мистер Монтана?

Он, подняв свою шляпу с пола, бросил ее на кровать.

Теодосия ахнула, когда она очутилась на подушке — черное на белом: шляпа Романа на ее подушке.

Чувства закружились вихрем.

От Романа не ускользнула чувственная игра эмоций в ее глазах, когда она смотрела на его шляпу. Боже, подумал он. Как немного надо, чтобы ее завести.

— Я знаю о мадам Софи и ей подобных, мисс Уорт, потому, что, в отличие от вас, у меня не было возможности изучать сексуальное руководство главу за главой, пришлось постигать на собственном опыте. Разве что-то случилось, если мужчина в своей жизни знал нескольких размалеванных дамочек, не так ли?

Она подошла к треснувшему зеркалу, висевшему на противоположной стене, привела в порядок волосы.

— Почему меня должно беспокоить, что вы проводите вечера в компании женщин сомнительного поведения?

Роман пересек комнату, подошел к девушке, остановился позади, положил руки на ее бедра, уперся подбородком в макушку головы. Наверное, никогда ему не стать ее любовником, размышлял он, зато уж, точно, позабавится, заставив ее захотеть, чтобы такое случилось. Очень справедливое желание — пусть выводит его из себя своей гениальностью, ему остается сводить ее с ума от желаний.

Приняв такое, на его взгляд, мудрое решение, обнял ее.

Девушка попыталась воспротивиться потоку жара, вызванного его близостью, но из этого ничего не вышло. Не сознавая, что медленно облизывает нижнюю губу, уставилась на его волосы, окружившие лицо и упавшие ей на грудь. В них сохранился аромат солнца и кожи, и мускусный запах тяжелой работы, и какое-то другое мощное благоухание, которое инстинктивно узнавалось, как сама суть мужского начала.

Лишь несколько мгновений спустя, почувствовав свой язык на нижней губе, чуть не прикусила его.

Роман, обняв руками талию, уловил в зеркале испуганный взгляд Теодосии.

— Насчет проведения вечеров, мисс Уорт: возможно, коитус может быть совершен только ночью, но занятия любовью…

Он сделал паузу ровно такую, какая ему потребовалась, чтобы медленно и непринужденно улыбнуться.

— Занятия любовью хороши в любое время. Но лучше утром: если заниматься любовью ночью, а затем уснуть, то забудешь об удовольствии; утро представляет тебе целый день, чтобы думать об этом.

Она и понятия не имела, что пары могут иметь сексуальные отношения в течение дня; по какой-то странной причине всегда считала, что такое возможно разве что ночью.

— А удовольствие, действительно, незабываемое? Он понимал, что подобный вопрос продиктован наивностью, но и не мог устоять, чтобы не обратить ее милое любопытство в свою пользу.