- На стентирование? – спросил я его.

- Чего? А, ну да,  – кивнул головой мой сосед. Он оказался очень неразговорчивым. Но все  же выяснилось, что у него уже стоят два стента, после инфаркта. Но делали их ему еще в Новосибирске, так же по квоте. Пришла нужда поставить еще один, на соседней артерии. А поскольку это нужное дело с декабря 2011 наладили уже и в Красноярске, его из Назаровского района направили сюда.

- Все ближе, да и дочь здесь  замужняя живет, всегда можно на пару-тройку дней остановиться, - поделился он со мной своими соображениями.

Прихватив станок, сосед  отправился в туалетную комнату брить пах – ему сказали, что он в плане на завтра.  Я побрился еще дома.  Но если  операцию мне раз за разом будут откладывать, то как бы мне не пришлось снова взяться за станок.

Позвонила жена.  Интересовалась, что да как. Рассказал. Утешала, что клизмы – это действительно полезно. Согласился. Опять лег спать с пустыми внутренностями. Спал плохо. Проснулся, еще шести не было. Желудок бурчит, как Зюганов на единоросов.

Пошел на всякий случай в туалет – оказалось,  нечем.  Попытался снова заснуть – не получилось. А тут и больница проснулась, зашаркали швабами технички, забегали с уколами сестрички. Аппетитно запахло овсянкой. Завтрак! И этот мимо. Потому что меня пока кормят здесь другими «завтраками». И не только меня. Медсестра «утешила», сообщив на мой законный вопрос: «Доколе?», что нас, плановых операбельных больных,  собралось что-то уже около десятка (оперируют здесь на нескольких столах, стентирование вообще поставлено на поток, операция в среднем длится от 45 минут и  больше. Мне нужно было поставить только один стент. И вот из-за одного этого неполного часа я торчу здесь уже двое суток!).

-Сегодня, надеюсь, меня прооперируют, - хмуро спросил я на обходе врача.

- Да, вы у нас  в плане, ждите, - уклончиво сказала она.

Я обреченно уткнулся в сканворд.  Блин, хоть бы кого подселили, а то и словечком перекинуться не с кем.

- Вот здесь располагайтесь, - сказала выросшая на пороге палаты  плотная няня. Из-за ее крутого плеча выглядывал худощавый рыжеусый мужичок. Он сел на аккуратно заправленную постель, по-птичьи завертел головой, осматривая палату.

- На стентирование? – спросил я его.

- Чего? А, ну да,  – кивнул головой мой сосед. Он оказался очень неразговорчивым. Но все  же выяснилось, что у него уже стоят два стента, после инфаркта. Но делали их ему еще в Новосибирске, так же по квоте. Пришла нужда поставить еще один, на соседней артерии. А поскольку это нужное дело с декабря 2011 наладили уже и в Красноярске, его из Назаровского района направили сюда.

- Все ближе, да и дочь здесь  замужняя живет, всегда можно на пару-тройку дней остановиться, - поделился он со мной своими соображениями.

Прихватив станок, сосед  отправился в туалетную комнату брить пах – ему сказали, что он в плане на завтра.  Я побрился еще дома.  Но если  операцию мне раз за разом будут откладывать, то как бы мне не пришлось снова взяться за станок.

4.

Из коридора потянуло  аппетитными  запахами  –это раздатчица развозила по палатам  на специальной тележке упакованный в пластиковые германские  контейнеры горячий обед. Кормят в Кардиоцентре, надо признать, очень даже прилично, и никакой тебе столовой – все доставят прямо к кровати.

Так, а что же со мной? Где моя каталка для операционной?

Зашла старшая медсестра. Будничным  тоном говорит:

- Ваша операция перенесена на завтра.

И, не выслушивая меня – я только было возмущенно открыл рот,-  вышла из палаты. И тут же после нее зашла раздатчица, неся в руках два контейнера, для меня и моего соседа:

- Обедать!

Она поставила контейнеры на стол и вернулась к  тележке.

Я махнул рукой и открыл крышку своего контейнера – так, рассольник  и котлета с гречкой, салат, кисель.

С удовольствием поел,  и чувство возмущения и обиды тут же куда-то улетучилось. В конце концов, все равно мне, рано или поздно, поставят этот чертов стент.  Значит, не так еще плохи мои дела, если операцию откладывают раз разом, значит, есть у этого сложного и громоздкого медицинского аппарата по имени Кардиологический центр дела боле важные.

Конечно, если бы я прямо вот тут начал у них помирать, они немедля  поволокли бы меня в операционную. А я же пока ничего. Вон даже обед с каким аппетитом уплел.

Из душевой вышел хмурый  сосед. Сказал, что весь порезался, пока брился. Я ему сказал, чтобы не расстраивался – до утра все затянется, и показал на стол: вон твой обед. Нормальный, между прочим.

Виктор Петрович – он так назвался, -  вздохнул, сел за стол и,  громко сопя, стал задумчиво хлебать рассольник.

Я почитал  прихваченные  с собой еженедельники – «АиФку», «Комсомолку», -  и не заметил, как уснул. Да так крепко, что проснулся только перед ужином.  Никому я пока не был нужен здесь, никаких лекарственных процедур у меня не было, вот никто и не беспокоил особо.

Сосед на своей кровати тоже вовсю  высвистывал явно простуженным носом незатейливую мелодию. И тут пришла моя докторица  Александра.

- Ну, вы у нас уже человек опытный, - сказала она. – Все уже знаете. Так что за ужином особо не усердствуйте, а с утра ни пить, ни есть. Завтра операция.

Ага, щас!  Знаем мы этим ваши «завтраки»! Я слопал весь ужин, состоящий из куриной голени и приличной порции картофельного пюре, запив все это дело чашкой горячего чая.

И довольный, как удав, перебрался из-за стола на постель, переваривать только что проглоченный харч. Под бормотание телевизора закемарил. И подскочил как ужаленный при знакомой команде:

- На клизму!

Медсестра была позавчерашняя – та самая, длинноногая и хорошенька, звалась Оленькой. Грубить ей было как-то не с руки. Да и было у нас с ней уже это, так  чего уж тут ваньку валять. И я безропотно поплелся в клизменную.

Оленька была само очарование  и предупредительность.  Она действовала  точно и безукоризненно. Когда влившаяся  через штуцырь  жидкость стала распирать мне требуху и искать выход,  я,  натянув  штаны,  все же   еще успел пошутить:

- Оленька, а поцеловаться?..

Но на большее меня не хватило. Едва не сшибив выходящего из нашей палаты Петровича, я залетел в сортир. Вскоре  меня сменил сосед. Спать мы с ним улеглись совершенно опустошенными.

5

Наступил третий день моего пребывания в Кардиоцентре.  И он оправдал мои ожидания – в районе одиннадцати утра меня таки повезли на операцию.

Сжимая в руке под простыней конвертик с диском, на котором было записано последнее исследование моих артерий на коронарографии, я смотрел в проплывающий надо мной блестящий масляной краской потолок коридора, и старался думать о приятном.

Ну, о том, например, что истязания меня клизмами, наконец,  закончились,  и я скоро буду дома, и мы со Светиком должным образом отметим 8 марта – до него оставалось всего несколько дней.

В операционной меня подкатили к какому-то громоздкому, негромко гудящему  аппарату, обвитому кабелями и проводами,  с монитором.

Около него стояли два человека в хирургических костюмах, с масками на лицах. Один из них – похоже, ассистентка, - сноровисто подготовила лежащее перед ней тело к операции: смазала йодом место прокола, обезболила. И в дело вступил  хирург.

Я чувствовал, как он проколол мне бедро и стал вводить в артерию катетер. За всем, что происходит в моем теле, он внимательно наблюдал через монитор, я же, как ни пытался разглядеть, что там – не мог: мне запретили активно двигать головой.

Боли не было, только неприятно подергивало место прокола, через которое к моему сердцу, вернее, к суженному просвету в артерии двигался катетер.

Вот он поерзал-поерзал и остановился, а хирург буквально влип в монитор. Потом врач вздохнул и катетер, чуть подавшись назад, вновь  стал штурмовать забитый сосуд.

Хирург возился со мной что-то подозрительно долго, что-то иногда бормотал себе под нос, ассистентка время от времени промокала ему лоб салфеткой – все как в кино, ей Богу!