Тяжелую весну пережили мы на Ловати!

Только с середины мая, когда окончательно установилась погода, потеплело, стало подсыхать и начал пробиваться подножный корм, положение стало налаживаться.

К концу мая в строй вступила армейская колейная дорога, связавшая войска со станцией снабжения, и с тех пор фронтовая жизнь потекла своим обычным порядком.

* * *

В последних числах мая в дивизию прибыла делегация трудящихся Бурят-Монгольской АССР. Делегация вручила нам знамя и привезла подарки. К встрече ее мы готовились, как к большому празднику. Саперы проложили между блиндажами дорожки из жердей и засыпали их хвоей. Такие же дорожки через наиболее топкие места были подведены и к штабам полков. Для связи с тылом мы протянули к берегу Ловати широкую дорогу из настила.

На командном пункте у нас приличная командирская столовая и новое, чего до сих пор никогда не было, - маленькая, на два - три человека, баня. Сделали очаг, вмазали в него бочку из-под бензина для горячей воды, а рядом поставили такую же бочку для холодной. Загородили очаг с боков, накрыли навесом - вот и баня. За водой ездить - незачем, стоит чуть копнуть - и готов колодец.

Гостей ожидаем к двенадцати. Для встречи с делегацией прибыли представители всех частей дивизии, кроме Карельского полка, - он все еще находился в отрыве от дивизии.

Представители от частей построились развернутым строем, как почетный караул. На правом фланге наш лучший полк - новгородцы. Не хватает только оркестра. Да он и ни к чему: до противника не больше тысячи метров услышит музыку и сорвет нам торжество.

А вот и делегация. Двое мужчин и одна женщина идут со знаменем. Делегацию сопровождает начальник политотдела армии бригадный комиссар Шабанов. Он еще издали улыбается нам.

- Смирно! - подаю я команду и иду навстречу с рапортом. После обмена приветствиями старший из делегатов держит перед строем речь.

- Мы прибыли на Северо-Западный фронт, - говорит он, - вот с этим знаменем и грамотой Президиума

Верховного Совета и Совета Народных Комиссаров Бурят-Монголии, чтобы вручить их лучшей части, отличившейся на Северо-Западном фронте в боях с немецко-фашистскими захватчиками.

Мы очень рады, что знамя будет храниться у вас, дальневосточников, территориально наиболее близких к нашему народу. Трудящиеся Бурят-Монголии вместе со знаменем передают наказ: "Смелее разите врага! Еще крепче боритесь за наше правое дело!"

На речь делегата строй ответил дружным "ура".

Склонив колено и поцеловав знамя, я принял его. В своей ответной речи заверил, что личный состав нашей дивизии с честью оправдает доверие трудящихся Бурят-Монголии.

После торжественной части мы показывали гостям наше расположение, познакомили их с лучшими людьми дивизии. Затем делегатов, командиров и комиссаров пригласили к праздничному столу.

Такой обед мы устраивали на фронте впервые. Проходил он на свежем воздухе, под кронами вековых сосен, оживленно и весело.

Уже поздно вечером командиры и комиссары стали расходиться по своим частям, а делегация и бригадный комиссар Шабанов уехали в политотдел армии.

На командном пункте все стихло. Только на позициях по-прежнему ухали разрывы и переговаривались пулеметы.

Сумрачное небо озарялось вспышками ракет. Колеблющееся зарево на передовой то вспыхивало, то затухало.

* * *

В лето сорок второго года враг вышел в район Воронежа, на Дон и стоял у ворот Северного Кавказа. Он рвался на Волгу, к Сталинграду, любой ценой пытался захватить Кубань, тянулся к бакинской нефти.

Используя отсутствие второго фронта, гитлеровское командование бросило на юго-восток все свои свободные резервы и создало на этом направлении большой перевес сил. А у нас на Северо-Западном фронте наступило сравнительное затишье.

Войска фронта предприняли несколько частных попыток прорвать "рамушeвский коридор" в его восточной части, но ни одна из них не увенчалась успехом. Противник не только сохранил за собой эту узкую полосу, связывавшую его с окруженной группировкой, но даже несколько раздвинул ее, доведя ширину "коридора" до двенадцати километров.

На Ловати шли главным образом мелкие бои с ограниченными целями. В начале лета гитлеровцы на нашем участке попробовали расширить "коридор". Их удары следовали по обоим берегам реки в северном направлении: от Рамушево на Редцы и от Ново-Рамушево на Александровку, Присморжье.

Однако начальный успех противника был быстро сведен на нет, а затем настойчивыми контратаками наши войска восстановили положение.

В этих первых летних боях с обеих сторон участвовало по нескольку дивизий, а в последующих боях чисто местного значения действовало уже не более полка - дивизии.

Фронтовые перегруппировки нашу дивизию не захватили, она осталась в обороне на своих прежних позициях на подступах к Борисово, только вошла в состав другой, 27-й армии, которой командовал генерал-майор Ф. П. Озеров.

* * *

К обшей нашей радости, после почти пятимесячного отсутствия в дивизию возвратился Карельский полк.

Все прекрасно понимали, что значит иметь во втором эшелоне целый полк. Возрастала наша сила, повышалась уверенность, особое значение приобретал маневр. Теперь можно было поочередно подменять полки первого эшелона, выводить их в тыл на учебу и на отдых.

Да и Карельский полк почувствовал себя совершенно по-другому, когда вновь занял свое место в родной дивизии.

Вместе с комиссаром мы утром навестили карельцев в районе их расположения.

Полк, построенный ротными колоннами, встретил нас на большой лесной поляне. Оркестр играл "Встречный" марш. На правом фланге гордо реяло боевое знамя. Хотя церемония торжественной встречи проходила по правилам мирного времени, но вокруг слишком многое напоминало о войне. И хмурый хвойный лес с перебитыми деревьями, и свежие воронки на зеленом ковре поляны, и клекот в небе вражеского корректировщика, прозванного солдатами "костылем", и гулкие недалекие разрывы, и сам поредевший полк - все говорило о суровых законах войны.

Когда в знак любви и уважения к карельцам я обнял и расцеловал их командира, над полком прокатилось дружное "ура".

Проходя вдоль строя, вижу знакомые лица. Останавливаюсь.

- Командир второй роты лейтенант Перепелкин! - четко представляется мне рослый командир с орденом на груди. - Узнаю вас, но не припомню, кем вы служили раньше.

- Старшим сержантом в батальоне Каширского. Был ранен под Лужно, лечился в госпитале. После госпиталя окончил курсы младших лейтенантов и снова служу в своем полку.

- Молодец! Хорошо воюешь, служба на пользу идет. Рад видеть тебя здоровым, к тому же в чине и при ордене, - говорю я, от всего сердца пожимая Перепелкину руку.

- Старший сержант Фалеев, командую взводом, - представляется другой.

- А-а. Фалеев! Очень рад! Где это мы с тобой виделись в последний раз?

- У вашего блиндажа, товарищ полковник, близ деревни Сосницы. Там меня и ранило.

- Помню, помню. Почему же ты не вернулся обратно в комендантский взвод?

- Из госпиталя попал в Карельский полк, а отсюда не отпустил командир полка. И так, говорит, людей мало.

По сравнению с другими полками в Карельском полкy сохранилась большая прослойка бывалых воинов, старых служак-дальневосточников. Это сразу бросается в глаза.

"Казалось бы, должно быть наоборот, - думал я. - Ведь карельцы понесли потерь больше, чем другие полки. В чем же дело?"

Командир полка подполковник Заикин разъясняет мне:

- Армия помогла. Она подсобрала всех наших из госпиталей и прислала в полк. Набралось более трехсот человек. Народ замечательный, лучшего и желать нельзя.

- Армия могла бы и не дать их.

- Конечно! Этим мы обязаны заботе генерала Берзарина, его отеческому отношению к полку.

- Генерал Берзарин вообще всегда был внимателен к нашей дивизии. Нам жалко было уходить из его армии.