Имя командира полка майора Ложечникова Андрея Александровича не сходило со страниц армейских газет. Командование ставило его в пример, призывало авиаторов учиться у него отваге и мастерству.

Да и как было не учиться у аса штурмовых ударов? Несколько позже в паре с летчиком Дмитриевым командир полка совершил разведывательный полет на аэродром Сеча, занятый противником. Над землей висели свинцовые тучи. Пришлось идти на бреющем. Это-то и помогло Ложечникову незаметно прорваться к вражескому аэродрому. На стоянках летчики насчитали несколько десятков бомбардировщиков и транспортных самолетов.

Сообщение об этом поступило к нам в штаб. Время терять нельзя. Отдается распоряжение: послать туда двенадцать Ил-2. Ведущий - майор Ложечников. Штурмовики, едва не касаясь верхушек деревьев, внезапно появились над стоянками вражеских самолетов и, сделали несколько заходов, бомбами и пушечным огнем вывели из строя до трех десятков машин.

В тот день майор Ложечников во главе группы три раза ходил на облюбованный им объект. А на завтра дятьковские партизаны сообщили: на аэродроме Сеча выведено из строя до 60 самолетов противника.

Я дал указание командиру дивизии представить майора Ложечникова к званию Героя Советского Союза. Высокая награда была вручена герою прямо на аэродроме, в присутствии всего личного состава полка.

Штурмовики полка Ложечникова отличались и при выполнении других боевых заданий. Так, в районе станции Знобь наши наземные войска перешли в контратаку. Но она вскоре захлебнулась. Противник сильным огнем прижал пехоту к земле. И тут, вызванные по радио, появились группы штурмовиков, возглавляемые капитаном М. Коротковым, старшим лейтенантом П. Сыченко и младшим лейтенантом К. Цамаевым. Они подавили огонь ряда артиллерийских и минометных батарей. Пехота рванулась вперед. В итоге противник был отброшен за Десну.

Командир стрелковой дивизии прислал тогда телеграмму. В ней говорилось: "Мы не знаем фамилий летчиков. Но они совершили большой подвиг".

Самым тревожным участком на фронте был левый фланг. Там фашисты сосредоточили большие силы и все время угрожали нам прорывом. На этом фланге дислоцировалась 11-я смешанная авиационная дивизия в составе пяти полков. Ею командовал, как я уже упоминал, дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Г. П. Кравченко. Начальником штаба был полковник Ф. С. Гудков, комиссаром И. И. Соколов, Дивизия перешла к нам с Центрального фронта и в ходе беспрерывных боев была основательно потрепана. Один из ее полков имел на вооружении истребители Як-1, второй - истребители И-16, третий - штурмовики Ил-2, четвертый был бомбардировочный. Г. П. Кравченко, имевший за плечами богатый боевой опыт, умело распоряжался своими силами. Он рассредоточил части так, что немцы, сколько ни старались, не смогли их обнаружить. На долю этой дивизии выпала нелегкая задача. Экипажи ее ни днем, ни ночью не знали покоя. Приходилось отражать и налеты врага, и наносить удары по его танкам и пехоте. Самолеты отруливали за границу аэродромов и тщательно маскировали. Дивизию Кравченко мы ставили в пример другим.

Григорий Пантелеевич нередко сам водил в бои большие группы самолетов. Приходилось сдерживать смельчака.

- Не рискуйте без надобности, - все время внушали мы Кравченко. - У вас же хорошие обстрелянные кадры командного состава: Маслов, Обухов, Сапрыкин, Ефремов, Топаллер.

- Кадры-то есть, да самолетов кот наплакал, - отшучивался в таких случаях Кравченко.

На аэродроме Карачев базировался 20-й истребительный авиаполк, летавший на самолетах Як-1. По тому времени это была замечательная машина, превосходившая по ряду показателей вражеские истребители. Полком командовал майор С. Н. Найденов, получивший боевой опыт в сражениях с японцами на Халхин-Голе. Был он кряжист, спокоен, неутомим. Под стать ему был и военком полка батальонный комиссар Марков, с виду суровый, но милейший человек. Командир и военком крепко дружили, а это сказывалось и на людях. Взаимная выручка, товарищеская взаимопомощь стали здесь доброй, нерушимой традицией.

В ходе боев полк Найденова, как и другие части, терял и самолеты, и людей, по мы его старались держать в постоянной боевой форме. С запасными частями для машин было туго. Как выйти из положения? И вот инженер подал мысль: на станции часто останавливаются эшелоны с разбитой военной техникой, в том числе с самолетами. Все равно они пойдут на переплавку. Что, если в этом железном ломе покопаться? Мысль дельная, и мы горячо поддержали инженера. Бригада специалистов через день притащила со станции столько запасных частей, что нам потом надолго хватило латать подбитые машины. Хорошо помогали нам в этом командиры районов авиационного базирования П. П. Воронов, П. М. Ботнер, В. В. Смышляев.

Ремонтники буквально вершили чудеса. Столько выдумки и изобретательности проявляли они, что мы диву давались. Притащат, бывало, самолет к авиационной ремонтной мастерской, на нем живого места нет. Все искорежено, снарядами разворочено. По всем правилам машину полагалось списать в утиль. А они нет. Клепают, сваривают, выпрямляют - глядишь, самолет ожил. Вид у него, конечно, неказистый, весь в заплатах, но летчики не гнушались и такими машинами. "Нам хоть на палке, лишь бы воевать", - шутили остряки.

Помню, приехали с Ромазановым в одну из таких мастерских. Смотрим, Ил-2 стоит. Хвост наполовину обрублен, одна плоскость почти начисто оторвана, в фюзеляже зияют большие рваные отверстия. Под остеклением фонаря видим: чья-то голова торчит. Подходим ближе. Летчик сбрасывает фонарь, быстро спрыгивает на землю, представляется.

- А вы зачем здесь? - спрашиваю пилота.

- Как зачем? - удивляется он. - Самолет пригнал на ремонт. Прямо из боя.

- Где же вы сели?

- А вон на той поляне, - указал он рукой на широкую прогалину между лесными массивами.

Мы посмотрели на машину и покачали головами. Летчик рассмеялся:

- Сам удивляюсь, как она держалась в воздухе.

- Но вам-то здесь зачем быть? - спрашивает его Ромазанов. - Оставьте самолет и поезжайте в часть.

- Извиняюсь, товарищ полковой комиссар, самолет не брошу, - нахмурился летчик.

- Это почему же?

- "Безлошадным" походил вдоволь. Хватит! А у машины и ремонт-то невелик.

- Хорош "невелик", - рассмеялся я. - Хвост новый поставить, да крыло заменить, да весь фюзеляж залатать.

- У ремонтников золотые руки, товарищ генерал, - стоял на своем летчик. Они это мигом.

Я сам видел эти золотые руки в деле. Нередко, случалось, подбитые штурмовики садились на вынужденную в поле, капотировали и от ударов носом в землю гнули винты. Новых винтов под рукой не оказывалось. В таких случаях ремонтники прибегали к весьма своеобразной "технологии". Погнутый винт вставляли между двумя рядом стоящими соснами и выпрямляли. Сейчас такой технологический прием может вызвать улыбку, но тогда это считалось в порядке вещей.

...Нас тронула приверженность летчика к боевой машине, и мы не стали настаивать на его возвращении в часть. Все равно без самолета ему делать там нечего.

- Только сообщите о себе, где находитесь, - подсказал я. - Иначе будут считать погибшим.

- Это мы сейчас, мигом. - И летчик бодро зашагал к штабному домику, откуда можно было позвонить по телефону.

- Да разве такой народ можно победить? - задумчиво спросил Ромазанов. И сам же ответил: - Никогда!

В этом я тоже был убежден не меньше Ромазанова. Да и весь остальной состав ни на минуту не сомневался, что, как ни тяжело нам сейчас, враг все равно будет остановлен, а затем разбит. Конечно, мы не думали тогда, что война протянется почти четыре года.

Самолеты тогда были дороже золота. Идут жаркие бон, мы несем потери, а восполнять их, по существу, нечем. Теми крохами техники, которые мы получали, заполнить брешь было невозможно. Я даже завел специальную тетрадь, в которой ежедневно отмечал, сколько же у нас остается боевых самолетов. По каждой дивизии, по каждому авиационному полку. Горько было сознавать, что цифры эти становились все меньше и меньше.