- Товарищ командир, приглашаем на концерт пятой боевой части.

- Где выступаете?

- На полубаке.

- Обязательно приду.

После ухода Козинца комиссар недовольно сказал мне:

- Самочинствуют машинисты. Не захотели согласовать со мной программу концерта. Секрет, говорят.

- А может, и не стоит каждый раз согласовывать? Матросы наши - народ с головой. С чепухой разной на сцену не полезут.

- Так-то так, но контроль нужен.

Он продолжал ворчать и усаживаясь на банку среди других зрителей. Возле самого гюйса - носового флага - выстроился хор. Руководитель его, старший инженер-лейтенант Селецкий, повернулся к зрителям и объявил:

- Песня об эсминце "Беспощадном"!

Матрос Чередниченко растянул мехи баяна. Полилась знакомая мелодия популярной песни "Броня крепка и танки наши быстры". Все недоуменно переглянулись. Но вот запели солисты хора. Слова были не о танкистах, а о моряках нашего эсминца.

Приказ был прост и каждому был ясен:

Громить врага, Одессу отстоять,

Огнем могучих дальнобойных башен

В боях морской пехоте помогать.

Хор грянул припев:

Шуми вода, разбитая винтами,

Уходим в дальний боевой поход.

Смелей вперед! Вся Родина за нами,

Она нас в бой, на подвиги зовет!

И снова голоса солистов:

Крепись, Одесса, день придет отрадный.

Мы отстоим родные берега.

К тебе спешит эсминец "Беспощадный"

Разить насмерть заклятого врага.

Я оглянулся. Завороженные, слушали матросы. Бут уставился широко открытыми глазами на певцов, и на лице его было и удивление, и восхищение. Хор пел все дружнее. Вновь рожденная песня плыла над притихшей бухтой. На палубах соседних кораблей сгрудились моряки: тоже слушали. А песня рассказывала о том, как "Беспощадный" вступал в поединки с вражескими батареями, как снаряды его мешали с землей фашистскую пехоту и танки, как, сбитые зенитками моряков, два самолета со свастикой на крыльях нашли свой конец на дне Черного моря.

Я не разбираюсь в тонкостях поэзии. Может, слова песни были не особенно складными. Но это была наша песня, о нашем "Беспощадном", о нас! Уже поэтому она сразу завоевала матросские сердца. И вот припев подхватывают многие десятки голосов:

Шуми вода, разбитая винтами,

Уходим в дальний боевой поход.

Смелей вперед! Вся Родина за нами,

Она нас в бой, на подвиги зовет!

Были и такие слова:

Не сломят нас ни бомбы, ни невзгоды,

Неотразим и точен наш удар.

Ведь с нами смелый командир Негода

И с нами Бут - наш славный комиссар.

- Ну, это зря! - вспыхнул Бут. - Всю песню испортили. Заставлю выбросить! (Скажу заранее: не сумел этого сделать Тимофей Тимофеевич, Ни одной строчкой не поступились матросы.)

Заканчивалась песня заверением, что враг будет повержен, а "Беспощадному" - жить века.

С увлечением пели матросы. Селецкий, радостный, сияющий, дирижировал огромным хором. Когда песня закончилась, раздались крики:

- Повторить!

- Автора! Автора на середину! Давай сюда автора! Селецкий вывел за руку смущенного матроса Сергеева. Комиссар вскочил и кинулся к сигнальщику:

- Спасибо, Сергеев! Матросы не умолкая кричали:

- Браво Сергееву! Молодец, Сергеев! Ура! Растроганный Бут вернулся на свое место.

- Ну как, прошла обида? - спросил я его.

- Какая обида?

- А то, что тебя с программой концерта не познакомили?

- Ну и хитрецы же, черти!

Над бухтой снова гремела песня о "Беспощадном". Строго говоря, концерт был сорван, потому что остальные номера программы так и не были показаны. Матросы без конца просили повторить песню и пели ее самозабвенно.

...Корабли и в базе не стояли без дела. Командующий эскадрой требовал, чтобы время стоянки использовалось для напряженной учебы. Корабли выходили на стрельбы. Мы тоже получили возможность попрактиковаться в стрельбе по морской цели. Учение проводилось со всеми предосторожностями. Над нами барражировали два наших истребителя, мы держали наготове все зенитки - на случай если покажутся вражеские самолеты. Щит буксировал "Бойкий". Годлевский, конечно, тянул его на полном ходу и маневрировал так, что дальномерщики еле успевали держать цель в прицеле, Отстрелялись мы отлично. Годлевский с придирчивостью соперника проверял щит. Насчитал шесть пробоин.

- Подходяще! - заявил он, и в голосе послышалась зависть.

Десант

С каждым днем защитникам Одессы становилось тяжелее. Вражеское кольцо сжималось. Противник не жалел сил, чтобы овладеть городом. Бои под Одессой отвлекали много его войск, срывали планы немецкого командования.

Черноморский флот делал все возможное, чтобы помочь осажденному гарнизону. Не было дня, чтобы под Одессу не пробивались корабли. Они поддерживали наши войска огнем, доставляли пополнение, боеприпасы, продовольствие.

Чтобы помочь защитникам города, советское командование решило высадить морской десант в тылу противника возле деревни Григорьевка. Место высадки было выбрано не случайно. Фашисты превратили район Григорьевки, Новой и Старой Дофиновки в мощный опорный пункт. Здесь стояли артиллерийские батареи, своим огнем разрушавшие город и обстреливавшие порт.

Моряки готовились к десанту тщательно и всесторонне. Десантные войска скрытно отрабатывали посадку на корабли и высадку с помощью мелких плавсредств. Бойцы учились штурмовать побережье, делать проходы в заграждениях, быстро окапываться, стремительно наступать и стойко обороняться. Подготовкой десантных войск руководил контр-адмирал Сергей Георгиевич Горшков.

Проходили учения на кораблях и в штабах. Внимание командиров кораблей особо обращалось на организацию артиллерийской поддержки высадившемуся десанту.

Вечером 21 сентября крейсеры "Красный Кавказ" и "Красный Крым", эскадренные миноносцы "Бойкий" и "Безупречный" приняли на борт 2-й полк морской пехоты, сформированный в основном из добровольцев с кораблей, и взяли курс на Одессу.

"Беспощадный" тоже участвовал в операции. Днем я получил приказание командующего флотом не позже двадцати трех часов 21 сентября доставить в Одессу три транспорта с войсками, техникой, боезапасом и бензином. Поход наш преследовал двоякую цель: отвлечь на себя внимание противника и дать подкрепление гарнизону.

Транспорты, уже погруженные, поджидали нас в бухтах Джарыгач и Ярылгач. В 13.00 эсминец подошел к ним и поднял сигнал "Буки" (сняться с якоря). Я передал семафором распоряжение о походном ордере, скорости и курсе. "Беспощадный" занял место в голове строя. Через несколько минут транспорты выравнялись в кильватерную колонну, и. караван наш тронулся в путь.

Мы не успели пройти и нескольких миль, как раздался доклад сигнальщика Сергеева:

- Справа тридцать вижу шесть самолетов, идут курсом на нас!

По привычке перевожу рукоятки машинного телеграфа на "самый полный вперед", объявляю боевую тревогу и приказываю передать транспортам, чтобы уклонялись от атаки самолетов. По моему сигналу суда отворачивают в разные стороны: первый и третий - вправо, второй - влево. Мы уже слышим свист бомб. Круто разворачиваю корабль. Взрывы грохочут за кормой. Пенный водопад обрушивается на палубу. Зенитки "Беспощадного" бьют на полной скорострельности, стремясь стеной заградительного огня закрыть самолетам дорогу к транспортам. Артиллеристы транспортов (во время войны на всех судах установили зенитные орудия) тоже ведут стрельбу. Фашисты не выдерживают: самолеты сбрасывают бомбы раньше срока и уходят из зоны огня. С транспортов поступают доклады: повреждений и жертв нет. Караван вновь строится в кильватерную колонну и следует своим курсом. "Беспощадный" противолодочным зигзагом идет впереди.

Солнце стояло в зените, когда старшина сигнальщиков Куксов доложил мне, что нас нагоняет эсминец "Фрунзе" под флагом командующего эскадрой.