Двое других членов мстительной коалиции Абдельджаффара катались по городу, выявляя недовольных. Самыми подозрительными оказались обитатели старого автосервиса в гаражном кооперативе на окраине. Маммолоид-слон, похожий на бомжа и не совсем психически здоровый, послал их, пообещав, как выразился Димон: «Крах их слабого и разжиревшего мира». В следующий их визит к нему присоединился какой-то не менее сумасшедший пёс, обвешанный костями, и дело закончилось дракой. По чудесному стечению обстоятельств, все её участники остались живы. Ещё более удивительно было, что больше всех досталось как раз Димону. После того, как Виталик выяснил, что это действительно психи, у него хватило ума от них отстать, несмотря на задетое самолюбие.
Спустя какое-то время поток свидетелей начал иссякать. У кабинета Лизесс побывали и работники фирмы, предоставлявшей Себеку охранников, коммунальщики и просто случайные прохожие, попавшие в объективы камер. Ящер сначала следил за некоторыми их них, но потом забросил это дело. Он по прежнему бродил возле её кабинета, у которого то дремала большая полосатая черепаха, практически убрав голову в панцирь, то высокий брюнет с длинной косой, одетый в фиолетовую униформу электрика, рассказывал накаченному орнитоиду гусю с белым оперением, как был оператором пожарной команды. В поисках под землёй всё тоже было плохо. Мало того, что нормальных планов у городских служб практически не оказалось, так ещё снова произошло ЧП. Один из сотрудников, возглавлявший поисковую группу, получил колотую рану живота, отойдя слишком далеко от других в тёмном тоннеле. Дерджерри рассказывал об этом с радостными воплями, ожидая, что теперь-то его точно возьмут в дело. Но его не взяли. Как, впрочем, Камолин отказал и Арафаилову, предложившему свою помощь. Жар мести Эдберга-младшего остыл, ему наскучили поиски на улице и он начал ошиваться в конторах, пытаясь спасти бизнес отца. Димон, тем временем, проверял слух о недавно прибывшем в город воине, способном, опять же по его словам: «Крушить криком кости». Фар над этим откровенно посмеялся, но Динмухамед был непреклонен. Основное расследование Ящера совсем остановилось за неимением информации, кроме рассказа одного ребёнка о зелёном цвете кожи «чёрного хирурга». Аналитический ум капитана Арафаилова завяз в болоте неподтверждаемых идей и непроверяемых версий.
Красный шар солнца медленно погружался в крышу низкого офисного здания напротив дома Эдбергов. Абдельджаффар с Виталием стояли на просторном бежевом балконе. Рукава серой рубашки маммолоида были закатаны, кирпично-красная шерсть взмокла от пота. Болтовню молодого льва о новых перспективах развития семейного бизнеса Фар слушал вполуха, размышляя о неудачах в расследованиях. Вид на вечерний город завораживал определённой индустриальной красотой. Солнце играло на бортах пролетающих над головами элашек, заливало слепящим огнём большие окна высоток делового центра справа. Слева раскаленный воздух над крышами жилых домов заставлял плясать антенны и провода. В прохладной комнате мать Виталия сидела за низким столом перед большим голографическим монитором, между боковыми контактами которого возникали голубоватые изображения и проплывали белые буквы. За её спиной на полке стояла позолоченная урна с прахом Министра. Львица была одета в рыжий халат с большими зелёными цветами.
— Видишь, родительница так и не хочет надеть траур, — с укором сказал лев, заметив, что Ящер посмотрел на неё. Госпожа Рябинова, не отрываясь от монитора, проворчала:
— Я сколько лет проходила в ваших серых деловых робах, теперь чёрную напялить? Мои девичьи цвета — лучший знак того, что мужа я потеряла.
— Траур самый дурацкий способ почтить память, — поддержал её Фар. — Особенно, если покойный любил жизнь…
— Здесь ты прав. Мой отец жить любил. Для кого-то закат это признак уходящего сегодня, для меня — знак нового завтра. Вот я и говорю, что вся эта старая система, она глупая. Все эти подсаживания на наркоту, помощь в бизнесе, а потом отбирание его себе. Всё это прошлый век…
— Даже не позапрошлый. Это ещё с людских времён. — Фар невольно втянулся в его рассуждения. — Только, не забывай о законе против мелких военизированных образованиях. То, насколько ты у своей охранной фирмы штаты увеличил — это предел. И вооружить их всех тебе никто не позволит. Вдруг ты новое НАУ создашь на базе своего ЧОПа?
— А и не надо! Не все-то, такие как ты, Фар. Многим эта самозащита надоела. Боятся многие. Я посчитал, там прибыль будет сто пятьдесят процентов. А когда будет, с чего платить, бойцы подтянутся, сделаем что-то типа дружин народных…
— Тут к тебе мои и придут. Да и где ты прибыль такую нашёл, небесный ты наш калькулятор.
— Будет прибыль, просто не надо ссать рисковать. А насчёт конторы вашей собачей, ты у меня будешь и знакомые отцовские. Чуть какие волнения — говоришь мне, и я заднюю включаю. Плюс за бабки найдётся крыша, тут уж я не парюсь.
— Я в столицу уеду.
— Да. Со временем. И при кредитах. А самое главное — в городе порядок будет. Наркоту, шлюх, бычьё — все постепенно придавим. Выдоим сначала и придавим. И народ поддержит. Тишина, спокойствие за какой-то там процент жалкий. И военщины никакой, безо всяких НАУ. Вот только наглецов добьём, как завтра, например.
— Ёшь твою налево! — Ящер ядовито заулыбался, обнажив два ряда желтых заострённых зубов. — Герберт Уэллс и Томас Мор в львином теле! Утопия на острове доктора Моро! А чего там за разборка завтра?
— Димон нашел, кого искал. Ты ещё угорал над ним.
— Мутант, что криком кости крушит?
— Звуком. Пистолетная креветка.
— Чего? — удивление Арафаилова было уже не поддельным. Львица повернула монитор, так что Ящер мог хорошо рассмотреть синеватую голограмму большого прямоходящего ракообразного.
— Рак-щелкун, — продолжил Виталик. — Тропический вид. Большой вон той клешнёй делает звуковую волну. В город недавно приехал, бригаду уродов собрал. Там главный типа другой, но походу всем рак заправляет. К нему метнулся этот, с картами, я его давно ищу. Клоун у него там, на отца одно время работал, Димон говорил, ты его искал как-то.
— И меня ты в известность не поставил?
— Я ему говорила, — влезла в разговор мать.
— Ты мне за слона этого высказал, — надулся Виталик. — Я как понял, ты с нами.
— Конечно! За Шутом знаешь, кто может стоять? Если не эта компания убийцы твоего отца, то через них можем на них выйти. Сколько нас будет?
— Двое. С тобой — трое.
— А их?
— Пять.
— А нас трое, — скептически заметил Фар.
— Димон громилу на себя возьмёт. А таких, как Валет, я напополам рву! — разъяренно прорычал Виталик и замахал когтистыми лапами, изображая, как именно рвёт он таких, как Валет.
— Шута ты даже не поймаешь. Он мне один на один набил рыло, а я один, уж без обид, накостылял вам обоим. Так какие, к чёрту, втроём?
— Это вопрос уважения! Они объявили себя новой властью в городе, мы им покажем, что старая никуда не делась! И потом, стволы возьмём там, мы ж не эти вон, не рыцари. — Лев махнул рукой в сторону жестяных доспехов в комнате.
— А они, мать их в уши, рыцари! — развёл руками Ящер.
Оба мутанта замолчали, мать Виталика выключила монитор и посмотрела на них пристальным взглядом тёмно-жёлтых глаз. Потом вздохнула и ушла в другую комнату. Солнце уже село, небо стало тёмно-синим. Вдоль улиц загорелись цветные вывески и фонари освещения, элашки и автомобили включили фары. Город наполнился игрой разноцветных огней, и жаркий вечер сменился душной летней ночью. Фар нарушил заглушающую гомон улиц тишину:
— На неё не думал?
— В первую очередь, — спокойно, вопреки ожиданиям Ящера не оскорбившись, ответил лев. — И на Димона и на других. На себя бы подумал, будь я — не я.
— Я и тебя проверил. И её, и всех. Всё мимо.
— Она всегда такая, когда теряет кого-то. Она становится как каменная. Кажется сильной, жизнерадостной, все вокруг находят в ней опору. Вот если бы она вдруг предалась скорби, я бы что-то заподозрил.