Нужно сократить до минимума минные поля в глубине своей обороны, да и на переднем крае ставить их с учетом обстановки. Количество же подвижных отрядов заграждений необходимо увеличивать. Каждый ПОЗ должен иметь автотранспорт, достаточный запас противотанковых мин, определенное количество взрывчатых веществ с капсюлями-детонаторами и огнепроводным шнуром. Все возможные пути движения вражеских танков должны быть тщательно отрекогносцированы, места установки мин намечены заранее, каждый офицер, сержант и солдат ПОЗа должен четко знать свои обязанности. Действия подвижных отрядов заграждений должны быть увязаны с действиями противотанкового резерва. Именно к этому мы сейчас должны готовить наших людей…

* * *

Наступление войск 60-й армии стремительно развивалось. 30 августа был освобожден город Глухов. Еще через два дня наши войска на этом участке фронта продвинулись в юго-западном направлении на шестьдесят километров, расширив фронт прорыва до ста километров.

Армия вырвалась далеко вперед. Соседи справа и слева отстали, в результате фланги обнажились. Для их прикрытия решено было использовать наши батальоны инженерных заграждений: на правом фланге — 1-й и 3-й, на левом — 6-й.

Положение на правом фланге в районе Марчихина Буда сложилось довольно напряженное. Противник, занимавший западную часть обширного Хинельского леса, сосредоточивал, по донесениям разведки, крупные силы и готовился к контратакам. Поэтому оба наши батальона должны были действовать поротно в качестве подвижных отрядов заграждений.

Однако уже в первых числах сентября, ввиду успешного продвижения вперед правофланговой 65-й армии, наши 1-й и 3-й батальоны были сняты с занимаемых рубежей и выведены в резерв.

* * *

Меня, как и всех советских людей, не могли не волновать успехи наших войск на Украине. Однако к этому присоединялось и свое личное. Ведь там небольшой, одноэтажный городок Лебедин. В нем прошло мое детство, а главное — в Лебедине остался отец, которому шел уже восьмой десяток (мать умерла перед войной, в сороковом году).

В сентябре во время короткого затишья на фронте ко мне подошел подполковник Коробчук. Поговорив о делах бригадных, Владимир Никитович поинтересовался:

— Что Лебедин освободили, известно?

— Да, знаю…

— Как, три дня хватит?

— Что три дня? — не понял я.

— Да съездить в Лебедин проведать родственников и вернуться. — И, предупреждая мой вопрос, Коробчук сказал: — С Михаилом Фадеевичем вопрос согласован. Долго думали, в праве ли отпускать тебя в такое горячее время даже на несколько дней. Решили, что для пользы дела — нужно. Увидишься с отцом — спокойнее будешь воевать, злее фашистов бить станешь.

…С волнением подъезжал к городу своего детства. Уже на окраине понял, что сильных боев за Лебедин не было: особых разрушений не видно. Вот и родная хата. Потемневшая от времени солома на крыше, небольшие оконца без ставен. Когда взялся рукой за знакомую скобу на калитке, услышал, как стучит сердце. Во дворе пусто. Дверь в хату не заперта. Вхожу. Первое, что бросилось в глаза, — моя собственная фотография, висящая на самом видном месте в горнице. Предвоенная, со «шпалами» военинженера 3 ранга в петлицах. Оборачиваюсь на скрип двери. В дверном проеме — пожилая женщина в темном платке. С трудом узнаю двоюродную сестру Клавдию Константиновну. «Как она постарела! А ведь ей не больше сорока…»

— Откуда, Виктор? Вернулся до ридной хаты… — А на глазах слезы.

— Где батя? — От волнения у меня срывается голос.

— Так вин на работе, в Заготзерне…

Чтобы не терять ни минуты, подъезжаю к знакомому двору конторы Заготзерно.

— Где тут Харченко?

— Да вон, у клуни робе. Косы клепае…

Из маленького покосившегося сарайчика слышны мелодичные удары по металлу. Вошел. На обрубке дерева сидел родной человек и маленьким молоточком отбивал косу. Отец, не вставая, до боли знакомым жестом поднял очки на лоб и ровным голосом, будто расстались мы только вчера, произнес:

— А, Виктор, приншов? А я и знав, шо ты вернишься!

И такая уверенность и сила была в этих простых словах, что сердце мое переполнилось гордостью за отца, простого, не очень грамотного человека, ни на минуту не сомневавшегося, что Красная Армия обязательно прогонит фашистов. В эти мгновения отец был для меня олицетворением тысяч советских людей, освобожденных нами и еще ждущих вызволения от фашистской неволи на Левобережной Украине и далее за Днепром…

— Ну, поехали, батя, до дому!

— Да ни, сынку, не можу, косы надо отбивать!

Пришлось пойти к управляющему конторой, который приказал «упрямцу» отправляться домой.

Только на улице я заметил, как постарел отец. Сколько седины в бородке и усах. А ведь когда я его видел в последний раз до войны, они были еще черными.

Дома, по обычаю, позвали в гости ближайших соседей. Из вещмешка вытащил бутылку водки, шмат сала, пару банок американской колбасы, буханку хлеба — скромный фронтовой подарок. Клавдия Константиновна принесла откуда-то четверть с буряковым самогоном. Выпили за победу над проклятым фашистом, за ридного батьку Сталина, чтобы сыновья живыми вернулись домой…

До утра проговорили с отцом. Он скупо рассказывал о жизни в оккупации. Питались в основном картошкой с огорода. Масла, мяса не видели, что самое страшное — не было соли. Несколько раз гитлеровцы пытались назначить квартальным старостой. Когда отказывался — грозились расстрелять. Отстоял жилец — унтер-офицер, словак, насильно мобилизованный в гитлеровскую армию. Во время боев за город отсиживались в погребе…

Когда окна стали серыми, начал собираться.

— Куда, сынку? Может, еще останешься на денек?

— Надо, батько! Надо!

На прощание отец дал мне маленький мешочек с сушеными тыквенными семечками:

— Ничего дома немае… Полузгаешь на досуге!

На востоке только забрезжили первые солнечные лучи, а под колеса нашей машины уже лег десяток километров украинской земли. Через сутки с небольшим, невзирая на забитые прифронтовые дороги, благодаря умению водителя Володи Козлова, мы были в штабе бригады.

Передовые части Центрального фронта 3 сентября вышли к Десне южнее Новгород-Северского. В штабе бригады срочно клеили новые карты. Дел у всех хватало. Поэтому встреча с Иоффе была теплой, но короткой.

— Как, встретил отца? Ну и отлично! Собирайся в шестьдесят пятую к Швыдкому. У него предстоят серьезные дела!

Мне пришлось, что называется, с ходу ехать на плацдармы, захваченные войсками 65-й армии на правом берегу Десны. Там находились 4-й и 5-й гвардейские батальоны инженерных заграждений. Они использовались в основном для организации ПОЗов.

После перехода частей армии в решительное наступление батальоны обеспечивали разведку и разграждение маршрутов движения. С выходом к Десне наши саперы проделали большую работу по разминированию пунктов переправ и мест сосредоточения войск. Переправившись через реку с передовыми частями, батальоны приступили к закреплению минными заграждениями плацдармов в районе Новгород-Северского.

Противник не мог примириться с захватом плацдармов. Подтянув большие силы, гитлеровцы в течение трех суток безуспешно пытались сбросить наши войска в Десну. Отразить яростный натиск врага помогли и установленные мины, на которых подорвался не один вражеский танк.

* * *

С серого осеннего неба сыплет мелкий дождь. Кажется, ему не будет конца. По раскисшим дорогам сплошным потоком идет на запад техника. Натруженно урчат тракторы, тянущие тяжелые орудия, движутся колонны грузных студебеккеров и неприхотливых ЗИСов. По обочинам дорог мерно шагает пехота.

Как все это не похоже на тяжелые дороги отступления прошлого лета! И тогда они были забиты людьми и машинами. Но в те дни даже яркое солнце не могло согнать с солдатских лиц выражение тревоги и озабоченности…

Да, за какой-нибудь год с небольшим положение коренным образом изменилось. Теперь, преодолевая ожесточенное сопротивление врага, наши войска неудержимо движутся к Днепру.