Этой крупнейшей водной преграде отводилась немаловажная роль в планах гитлеровского командования. Именно по Днепру должна была пройти главная часть стратегического оборонительного рубежа, пресловутого «Восточного вала». Гитлер рассчитывал, что он окажется непреодолимым для Красной Армии.

Днепр действительно был серьезной естественной преградой для наступающих войск. Ширина его в нижнем течении — три — три с половиной километра, скорость течения — до полутора метров в секунду, глубина — до двенадцати метров. Трудность форсирования Днепра также состояла в том, что высокий правый берег, занятый врагом, почти на всем протяжении господствовал над левым, низменным.

В этих условиях очень важно было не дать гитлеровцам как следует закрепиться на правом берегу. Во что бы то ни стало нужно было форсировать Днепр с ходу, на плечах отступающего врага ворваться на Правобережную Украину. Об этом говорилось в директиве Ставки Верховного Главнокомандования № 30187 от 9 сентября 1943 года военным советам фронтов и армий: «В ходе боевых операций войскам Красной Армии приходится и придется преодолевать много водных преград. Быстрое и решительное форсирование рек, особенно крупных, подобных реке Десна и реке Днепр, будет иметь большое значение для дальнейших успехов наших войск». В директиве далее указывалось, что за форсирование такой реки, как Днепр в районе Смоленска и ниже, и равных Днепру рек по трудности форсирования командиров соединений и частей представлять к присвоению звания Героя Советского Союза.

Эта директива, доведенная командирами и политработниками до всего личного состава, еще больше подняла боевой дух наступающих войск, вызвала небывалый наступательный порыв.

На Центральном фронте первыми подошли к Днепру на участке Мнево, устье реки Припять части 13-й армии. Ее передовые подразделения 21 сентября воспользовались переправами, захваченными партизанами в районе Мнево, и переправились на левый берег Днепра. На рассвете 22 сентября началось форсирование Днепра главными силами армии. Табельные переправочные средства отсутствовали. Один понтонный батальон армии держал переправу через Десну, а два других могли подойти не раньше чем через три-четыре дня. Поэтому наша пехота в основном переправлялась на подручных средствах — плотах из бревен и бочек, на рыбачьих и самодельных лодках. На паромах из лодок и нескольких баржах первым же рейсом перебросили часть полковой и противотанковой артиллерии, минометы. Переправа проходила под огнем противника и ударами его бомбардировочной авиации.

Уже к исходу дня войска 13-й армии овладели плацдармом в двадцать пять километров по фронту и до десяти километров в глубину. На следующий день плацдарм был расширен. Только 24 сентября противнику удалось подбросить части четырех танковых дивизий, начать ожесточенные контратаки.

Несколькими часами позже, тоже 22 сентября, приступили к форсированию Днепра и соединения 60-й армии. К исходу 30 сентября были захвачены три плацдарма шириной по фронту от восьми до пятнадцати километров и глубиной до десяти километров. В течение 24–28 сентября три плацдарма захватила и 61-я армия Центрального фронта. Все эти плацдармы сыграли большую роль в освобождении Правобережной Украины. Однако опыт форсирования Днепра показал и отдельные наши недостатки в организации переправ. Не всегда четко соблюдался график переброски войск через водную преграду. Поэтому в пунктах переправ можно было наблюдать излишнее скопление войск. Случалось, что на плацдарм забрасывали имущество далеко не первой необходимости, а боеприпасы застревали на левом берегу. Все эти недочеты понятны — наши командиры еще не имели опыта форсирования столь широких рек.

Вместе с передовыми частями форсировали Днепр и батальоны нашей бригады. 1-й и 7-й гвардейские батальоны инженерных заграждений, действовавшие в полосе наступления 13-й армии, переправлялись в районе Навозы, Сорокошичи, 2-й и 6-й гвардейские батальоны, приданные 60-й армии, — в районе Страхолесье.

Большую часть личного состава и техники перевезли на паромах, изготовленных из подручных средств своими силами. Переправочные средства армейских саперов мы использовали очень мало.

Перед началом форсирования меня вызвал командир бригады:

— Поезжай к Срочко, в седьмой батальон. Командир молодой, а дело ответственное. Надо ему помочь!

В расположение батальона приехал ночью. В штабе меня встретил заместитель командира батальона по политической части капитан Фридкин.

— Где командир батальона?

— На берегу. Готовится к переправе.

— Поехали туда!

В машине Фридкин коротко доложил о подготовке батальона к форсированию реки. Надо сказать, что этот высокий, худощавый, с медлительными движениями человек, бывший рабочий из небольшого украинского города, пользовался большим авторитетом в батальоне. Любили солдаты своего замполита за простоту, душевность, повседневную заботу о людях. В то же время это был требовательный, принципиальный офицер. Без крика и нажима Фридкин всегда добивался цели.

— Днепр! — негромко произнес Фридкин. Машина остановилась в прибрежных кустах. Судя по карте, до противоположного берега должно было быть метров шестьсот — семьсот. Однако в темноте Днепр казался широким, даже безбрежным. Над водной гладью стояла какая-то особенно глубокая тишина. Только где-то южнее места переправы, над населенным пунктом Окуниново, время от времени вспыхивали мертвенным светом немецкие осветительные ракеты. Неожиданно с правого берега застучал немецкий пулемет. Пулеметная дробь разнеслась над водой, и опять все смолкло. Но тишина эта была обманчивой. В темноте кругом шло интенсивное движение, слышен тяжелый шаг нагруженных людей, приглушенные команды.

Фридкин куда-то исчез. Возвратившись через несколько минут, сообщил:

— Командир батальона уже на том берегу. Поехал готовить ПОЗ!

На правый берег переправлялись на небольшой рыбацкой лодке. Местные крестьяне при фашистах затопили их у берега и подняли с приходом советских войск. Лодка была так загружена деревянными противотанковыми минами, что борта ее возвышались над водой на каких-нибудь десять сантиметров.

— Отваливай! — негромко скомандовал кто-то.

Рядом слева и справа слышны приглушенные удары весел. К правому берегу направляется целая «флотилия». Однако темнота такая, что не видно даже соседнюю лодку. Тишина. Только поскрипывают уключины. Время тянется нестерпимо медленно. Кажется, вот-вот в небе вспыхнут осветительные ракеты и темная днепровская вода закипит от пулеметных очередей, взрывов артиллерийских снарядов и минометных мин. Непередаваемое ощущение полной беззащитности. Давно уже мне не приходилось испытывать такого томительно-гнетущего чувства. Пожалуй, только осенью сорок второго, при переправах через Волгу под Сталинградом. Однако вражеский берег молчит. Хуже нет такой тишины — уж лучше огонь, по крайней мере видна опасность…

Впереди вдруг замелькал какой-то огонек.

— Один длинный, два коротких, один длинный, два коротких, — шепчет над ухом Фридкин. — Сигналят наши с батальона…

Через несколько томительных минут лодка мягко касается дна. Без команды несколько саперов прыгают в воду и подтаскивают лодку к берегу.

— Мины, мины привезли? — слышу шепот командира батальона капитана Срочко.

Узнав меня, он коротко сообщает, что пехота закрепляется на плацдарме. Противотанковых орудий мало, а противник, по сообщениям разведчиков, подтягивает танки. Сейчас саперы поднесут мины на передний край и будут ставить…

Всю ночь и утро две роты 7-го гвардейского батальона инженерных заграждений минировали передний край. Часов в десять утра появилась вражеская авиация. Самолеты с черными крестами на крыльях вываливались из облаков и с противным свистом пикировали вниз. Над плацдармом то там, то здесь вставали высокие султаны от разрывов авиационных бомб. Но и под бомбежкой саперы не бросали своего опасного дела. Только когда бомбы падали совсем рядом, они плотнее прижимались к земле.